— Точу ножи, ножницы! Кому точить ножи, ножницы!
Визгливые крики самозатачивающегося коробейника уже достали. Народ на барахолке тихонько торговался, не нарушая приличий, только этот станочник, вопит как резанный, как будто он один заработать хочет. Мы со Светулей, чинно двигались по периметру площади, на которой был этот блошиный рынок. Я весь из себя, в начищенных сапогах гармошкой, необъятных штанах и модной кепочке, куртуазно сплёвывал шелуху от семечек и иногда что-то говорил на ухо своей спутнице, от чего та жеманно хихикала. Да и Светочка не подкачала. Гордо несла себя через толпу, брезгливо обходя конские кругляши, попутно стреляя накрашенными глазками налево, направо. Так что, пока замечательно вписываемся в пейзаж.
Одна загвоздка. Возле стены, на которой налеплены десятки объявлений, намертво расположились четверо полицаев и уходить вовсе не собирались. А нам, как раз, к этой стеночке надо. Где-то, среди этой кучи бумажек, прячется то, что нам необходимо. Объявление о продаже скрипки без смычка. Тот адресок, что в нём написан и будет местом, где наш «Штирлиц» сейчас прячется. Правда, позывной у него не «Алекс», как у легендарного Тихонова, а — «Вилли». Когда он когти рвал, то ещё не знал, где именно в городе остановиться, поэтому такие сложности с адресом и возникли. А эти долбаные полицаи, торчат возле объявлений, как хрен среди пустыни, уже больше часа. Нам тоже тут долго маячить — резона нет. И так третий круг наматываем. От семечек язык щиплет. Да ещё я, бдительность потерял и в лошадиное дерьмо, своим начищенным сапогом влетел. Конфуз вышел перед дамой...
Но ведь только подойдём к стенке, эти хмыри от нечего делать — обязательно привяжутся. Документы у нас конечно хорошие, только эта полиция, сильно современных ментов напоминает, которые и к столбу докалупаться могут. Почесав репу, решил слегка ускорить события. Поделился планом со Светиком. Та кивнула, заливисто рассмеялась, и игриво шлёпнула по плечу. Глаза у неё правда, были холодные и совершенно серьёзные. Ну, вот и добре.
Дефилирующей походкой, направились к четвёрке блюстителей порядка. Шагов за пять, они заметили, незваных гостей и прекратили разговор, удивлённо уставившись на борзую парочку. Элегантным движением убрав с губы шелуху, я приблатненно растягивая слова, начал разговор:
— Здоровеньки булы — хоспода полицаи!
Самый толстый и видно главный, смерив меня взглядом, соизволил ответить:
— Ну и ты не кашляй. Чо надо?
— А дозвольте поинтересоваться, вон в том кинотеатре, что за фильму крутят? А то афишка висит, а я по герьманьски не разумею. Вы сразу видно — чоловики культурные, могет подскажите?
Полицаи посмотрели в сторону кинотеатра, потом на меня и дружно заржали.
Я сделал вид, что обиделся:
— Ну и шо тут, в моей фигуре, вы нашли смешного?
— Да ты паря — лапоть. Там же ясно написано — нур фюр дойче. Тильки для нимцев. Так шо ничо у тя не выйдет.
— Тю! Жалость какая. А я марушку свою, хотел до фильму сводить. Она жуть как про любовь любит. Да и я тоже на Лили Марлену, ещё бы разок взглянул. М-м-м-м... Шикарная баба!
Я закатил глаза и тут же заполучил сумочкой по башке.
— Тьфу на тебя! Вертиховост! Вы на него посмотрите! Мало ему обычных девок, так он ещё на киношную вздыхать задумал!
Светка была бесподобна. С непередаваемым южнорусским говором, она призывала на мою голову различные кары небесные, попутно обвиняя во всех грехах. Четверо зрителей веселились вовсю. Да и со стороны, народ начал подхихикивать. Сделав вид, что разозлился, грубо пихнул напарницу в сторону
— Ты не лезь, когда мушшины говорят! Не нравится — вон в сторонке постой.
И уже обращаясь к полицаям продолжил:
— Так вот, я таких щикарьных женьщин не видал. Какие бёдры! Какой бюст! Ну, вы меня разумиете?
Те ещё как понимали и быстро включились в обсуждение фееричных форм немецких актрис. Светлана тем временем, обиженно дуясь, стояла носом в объявления. Потом, достав платочек начала им обмахиваться, лениво поглядывая по сторонам. Так, пора закругляться. Быстренько свернув разговор, попрощался с развесёлыми предателями. Только когда уже уходил, толстый меня окликнул:
— Эй, паря!
и дождавшись когда я повернусь, продолжил
— смотри мазурик, попадёшься на воровстве не посмотрю, что ты такой душевный. Мигом в лагерь спроважу.