Я вышла из машины, подняла голову и посмотрела на Серафимины окна. Никто оттуда мне не улыбался и не размахивал руками.
– Какая квартира? – спросил таксист.
– Спасибо большое, я сама как‑нибудь…
– Донесу, мне нетрудно.
– Третий этаж… – усомнилась я.
– Ерунда, идемте.
Мы поднялись на третий этаж: я с одним чемоданом, а “добрый самаритянин” с двумя. Я нажала на кнопку звонка – он не работал. Тогда постучала. Дверь открылась, и я увидела тетю Веру, соседку Серафимы из одиннадцатой квартиры.
– Лика, – ахнула та. – Лика, милая, приехала… а что ж Серафима‑то ничего мне не сказала? Или ты сюрпризом?
– Телеграмму посылала… – с некоторой обидой ответила я.
– Бог с ней, с телеграммой. Вот тетка‑то обрадуется…
Мы обнялись и облобызались. Тетя Вера – добрая душа и одинокая женщина, Серафима ей как родная.
– Вот видите, – сказал таксист. – А вы переживали. Говорил, телеграмма запоздала, так и есть.
Раз пять сказав ему “спасибо”, я распрощалась и вошла в квартиру.
– А Серафима где? – спросила на ходу.
– Дома. Голова у нее с утра болит. Тут я увидела свою тетушку. Она возлежала на диване, вытянув ноги в туфлях на устрашающей высоты каблуках. Голова ее была обмотана полотенцем, в левой руке чашка, а в правой сигарета.
– Привет, – сказала я. Серафима на меня посмотрела и закатила глаза.
– О Господи… Я про тебя забыла.
– Приятно слышать. Между прочим, я час прождала на вокзале. У меня три чемодана, и все тяжелые. Я выхожу замуж за графа или уже нет?
– Иди я тебя поцелую, дитятко.
– Ты свинья, Серафима.
– Да ладно, не злись…
Мы поцеловались, и я села рядом, подозрительно ее разглядывая.
– Что‑нибудь не так? – спросила я через минуту.
– Прости меня, убогую. Я должна была предупредить, чтобы ты не приезжала.
– С чего это вдруг? – удивилась я.
– Неприятности. И весьма крупные.
– Что еще за неприятности? Влюбилась?
Тетушка махнула рукой.
– Работа…
Я нахмурилась. Ее работа с самого начала не вызывала у меня доверия. То есть не сама по себе (работала она бухгалтером), а место, где тетушка прикладывала свои недюжинные способности. Местом этим было казино. А я являюсь убежденным противником азартных игр.
– Развалилась ваша контора? – задала я наводящий вопрос.
Тетка разглядывала потолок, я тоже подняла голову и с готовностью на него воззрилась. Ничего интересного обнаружить не удалось.
– Говорю, контора ваша развалилась? – напомнила я о своем существовании, повышая голос.
– Контора процветает, – хмыкнула в ответ Серафима. – А я, судя по всему, скоро накроюсь.
– Что? – не поняла я.
– Повесили на твою тетушку восемьдесят семь миллионов. Отдать нужно в недельный срок. Со вторника включат “счетчик”.
Я вытаращила глаза и попыталась переварить информацию.
– Что значит “повесили”?
– То и значит. Подставили, прокатили, объегорили. Короче, у меня неприятности и головная боль.
– Ничего себе неприятности. Неприятность – это когда каблук сломаешь, а здесь восемьдесят семь миллионов… Это же… Ты ведь этих денег не брала? – строго спросила я.
– Само собой.
– Так чего ж на диване лежишь? Надо идти в милицию, в прокуратуру… не знаю, какие еще органы этим занимаются.