По соседству в тот момент проезжал Роман Андреевич и мог наблюдать с расстояния в несколько метров, как я загружаюсь в «БМВ» с помощью молодого человека, который демонстрировал свой восторг моей персоной со всей страстью души, на какую только был способен. Супруг, забыв об очередном боевом задании, проследовал за нами до «Лютеции». Не успели мы устроиться за столом, как в зале возник Роман Андреевич, и… вспоминать, что было дальше, совершенно не хотелось. Ромка вел себя как неандерталец, не обращая внимания ни на мои объяснения, ни на Женькины отчаянные вопли. Но это еще не все. Он привез меня домой и там устроил повторный скандал. Говорил мне гадости, топал ногами (у нас третий этаж, а у Ромки – комплекция). Бедные соседи под нами наверняка решили, что началось землетрясение. И только когда я в отчаянии запустила в него чайником, согласился выслушать мои объяснения. Тут подоспела Женька, которая все это время утешала пострадавших бизнесменов и своих несостоявшихся спонсоров, и слово в слово повторила то, что десять минут назад поведала я.
Немного успокоившись, но все еще подозревая нас во всех смертных грехах, Роман Андреевич принялся за наше воспитание, но ногами не топал, и это было уже хорошо. Однако, как всегда в таких случаях, муженек перегнул палку, и очень скоро я начала чувствовать себя не виновницей семейной ссоры, а жертвой чудовищного насилия со стороны тирана‑супруга, и мы вновь принялись скандалить.
Женька убежала, я лишилась поддержки, и в результате Роман Андреевич запер меня в ванной, как он заявил, «до полного прояснения в мозгах». Я была выпущена только около полуночи, после чего сама заперлась в спальной, пригрозив, что, если Роман Андреевич не прекратит ломиться в дверь, я воспользуюсь балконом, чтобы перебраться к соседям. Мы с мужем неплохо знали друг друга – он угомонился, и я смогла лечь спать. А проснувшись утром, обнаружила себя запертой в квартире, причем ключи мои из сумки исчезли.
Я сразу же позвонила Женьке, и она согласилась со мной, что это черт знает что и надо бороться. Воспользовавшись балконом соседей (сказать по чести, это было и не трудно, и не опасно), я смогла вырваться на волю. Женька поджидала меня во дворе на своих «Жигулях», мы обнялись, всплакнули и поехали к ней – думать, как жить дальше, что и делали до сих пор.
Наше молчание несколько затянулось, мы обменялись взглядами, и Женька мрачно заявила:
– Если ты его простишь, как следует не помучив…
Я испуганно моргнула и машинально схватилась за сердце, но нашла в себе силы проявить твердость.
– Думаешь, я должна подать на развод? – леденея от своей решимости, а заодно и от отчаяния, спросила я. Если честно, разводиться с Ромкой мне не приходило в голову, даже в самые неприятные минуты нашей совместной жизни. На мой взгляд, у мужа имелись неоспоримые достоинства, которые перевешивали кое‑какие недостатки. Женька тоже моргнула, дернула плечом и потерла нос, после чего ответила:
– Ну… проучить его все ж таки надо.
– Надо, – согласилась я, и мы уставились друг на друга в ожидании дельных предложений.
Тут выяснилось, что у меня их нет и у Женьки, судя по всему, тоже. Это тут же сказалось на нашем энтузиазме, мы загрустили, начали вздыхать все чаще и горше и поспешно отводили глаза друг от друга.
– Да‑а, – неопределенно заметила Женька, а я вдруг подумала, может, не стоило мне сбегать из квартиры через соседский балкон? В конце концов, я могла бы немного посидеть в квартире, заодно занялась бы уборкой, давно собиралась…
А Ромка, вернувшись с работы, непременно бы подобрел. А если б я еще на жизнь пожаловалась да заревела, и вовсе стал бы каяться, сделал бы для меня что‑нибудь приятное, например, взял бы недельный отпуск, и мы поехали бы вдвоем куда‑нибудь отдохнуть, погода, кстати, очень к этому располагает.