Лучше всего было бы предоставить дело какому-либо великому итальянскому режиссеру, который, руководствуясь своей интуицией, давал бы указания к любовной игре.
Тут вновь раздался сигнал мобильника, сообщавший о приближении объекта. Неужели жена узнала, что он сейчас находится в этом отеле? А что, если она вдруг появится на пороге?
Блондинка застыла в недоумении; вместо того чтобы целовать ее, он растерянно пялится на мобильник.
– Ты сейчас на работе или здесь со мной? – спрашивает она с легким раздражением. – А может, у тебя назначено еще одно свидание?
Схватив бутылку шампанского, он наполняет ее бокал.
Мобильник молчит, но он знает: если машина жены заехала в подземный гараж, то там нет связи. Он представил себе, как жена в эту минуту выходит из машины.
Если бы трекер находился сейчас в дамской сумочке, он видел бы сейчас на дисплее, как жена – словно чемодан на ленте транспортера – движется к нему. Что делать? Вскочить с кровати или накинуть простыню на блондинку и на себя? Запер ли он за собой дверь в этой старой, хотя и хорошо отремонтированной гостинице? Надежно ли защелкнулся замок? Может, в руке у нее его маленький «вальтер»?
Он вскакивает, чтобы предупредить неожиданную атаку.
Осторожно приоткрыв дверь, через щелку выглядывает в коридор. Перед соседним номером стоит жена, он сразу узнает ее фигуру. Она его не видит, дверь номера открывает молодой человек. Жена падает в его объятия.
Альбрехт Дюрер (1471–1528). Руки молящегося (ок. 1508, 29,1 × 19,7 см. Музей Альбертина, Вена).
Верные руки
Серый зимний день парализовал окрестности. Завеса тумана не пропускала солнечных лучей. Он сидел за массивным письменным столом в стиле ар-деко, положив на него локти и подперев голову ладонями. Кабинет, обитый темным деревом, поглощал и без того скудный дневной свет. Настольная лампа фирмы «Тиффани» освещала только темно-зеленую кожаную папку, лежавшую перед ним. На ней красовался роскошный лист бумаги с оригинальным тиснением, изготовленной по специальному заказу, рядом – авторучка «паркер дуофолд». Сад перед виллой замело снегом. «Кладбищенский покой, – подумал он, взглянув на неподвижное озеро, которое казалось свинцовым, – кто нырнет в него, сгинет без следа».
Правая рука дрожала. Ему не нравились коричневые старческие пятна на ней. Они были единственным, что у него множилось. Виски он себе не позволил. Тот янтарно мерцал в хрустальном графине. Шотландский виски давно заменил собой белое вино, став его повседневным спутником. В офисе бутылка виски всегда хранилась в ящике рабочего стола. Первым стаканчиком он баловал себя ровно в десять утра. Дома этот крепкий шотландский напиток двадцатичетырехлетней выдержки всегда стоял под рукой на серебряном подносе.
Сейчас его занимал единственный вопрос, мучительный и не дающий уклониться от ответа: следует ли прекратить объяснения, сделать чистосердечное признание? Он вновь попытался отбросить навязчивую мысль, подумать о чем-либо другом. На некоторое время это удалось, он вернулся в прошлое.
Старший адвокат и соучредитель адвокатского бюро, вскоре после того как его приняли туда на работу, поведал ему за первым совместным бокалом белого вина: «Получение от доверителя полномочий на исполнение завещания является для адвоката обеспечением его старости. С каждым доверителем нужно последовательно добиваться этой цели».
За годы университетской учебы он ничего подобного не слышал и сейчас жадно впитывал в себя эти премудрости.
Еще один старший коллега также дал ему вскоре бесплатный совет: «Белое вино делает людей разговорчивей», а дальше он изложил ему «тактику выжженной земли».
«Будь агрессивен, пристрастен, сражайся за своего клиента, как лев, до последней инстанции. Какие бы у тебя ни были шансы, не сдавайся. Клиенты оценят тебя как бесстрашного бойца, готового дойти до федерального суда. Если же решение будет отрицательным, то ущерб понесет только клиент. Но он будет помалкивать, иначе ему придется признать, что ошибся в выборе. Более того, он годами рекомендовал тебя своим друзьям, хотя на самом деле ты оказался, как говорят немцы, «фальшивой монетой».
Впрочем, выражение «фальшивая монета» в том наставлении не прозвучало, ибо коллега говорил на бернском диалекте. Но так тогдашний молодой адвокат из Цюриха, которому Германия была ближе, чем Берн, перевел для себя слова старшего коллеги.
С тех пор выражение «фальшивая монета» часто приходило ему на ум. Вспомнив о своем посвящении в профессиональные секреты, он усмехнулся и вернулся к прежним дням, когда его несла волна успеха, клиенты сами шли к нему гурьбой, чему способствовала и его политическая активность.
В ту пору его холодная улыбка казалась самонадеянной, однако клиентам она внушала чувство надежности, которой от него и ждали. Только ему было известно, что это всего лишь маска, за ней скрываются его сомнения, неуверенность, решения, проблематичные в моральном плане. А ведь он выбрал свою профессию, чтобы содействовать победе права и справедливости.
Однако былые идеалы оказались нестойкими, уже при первом же искушении он поддался соблазну денег.
Тогда он впервые выдвинул свою кандидатуру в совет кантона. Стажировка в США себя оправдала. Представляя интересы миноритарных акционеров, набранных им с помощью непривычных в ту пору рекламных объявлений, он устроил скандал вокруг крупного иностранного инвестора. Тот собирался выплатить дивиденды только привилегированным семейным акционерам. Почти гениальная комбинация аргументов национального, либерального и социального характера позволила ему демонизировать хищного иностранного инвестора, сплотив против него большинство акционеров.
Последствия этого давнего швейцарского скандала известны только инсайдерам. Лишь после его избрания в совет кантона, когда он перепрыгнул в рейтинге кандидатов сразу через пять мест, появилась краткая информация о соглашении между иностранным инвестором и представителем акционеров. По договоренности сторон условия соглашения не раскрывались. Поэтому осталось в секрете, что инвестор выплатил свежеиспеченному члену совета кантона определенную компенсацию, которая превышала общую сумму компенсаций акционерам.
Один подслеповатый коллега заикнулся было тогда о нарушении адвокатской этики и предательстве интересов доверителей, но после первой кружки пива умолк.
Ныне в него мертвой хваткой вцепился молодой коллега. В нем он видел себя самого, только в ранние годы, честолюбивого, при необходимости неуступчивого, безжалостного. Он знал, что, будь он моложе и окажись он на месте соперника, то действовал бы так же решительно. Написал бы грозное заявление прокурору, натравил бы его, как гончего пса. Такой ход срабатывает безотказно.
Утром в телефонном разговоре с молодым человеком тот сказал: «Уважаемый коллега, ваши отговорки становятся невыносимы. Уже несколько недель я требую сообщить, где находятся миллионы моей клиентки, доверенные вам. Вы пытаетесь свалить ответственность на сингапурский банк, но я давно выяснил, что вы перевели деньги на свой офшорный счет. Я вынужден подать судебный иск».
Он понимал, сегодня за ним придут; несмотря на возраст, наденут наручники и посадят в полицейскую машину.
Благодаря двум бесплатным советам старших коллег и собственным талантам финансовые дела шли у него превосходно. Но одно ошибочное решение стало для него ловушкой. Он нарушил заповедь, действующую в коллегии адвокатов: «Не лезь в чужие дела». Он все чаще уговаривал клиентов передать ему доверенность на управление имуществом. Особенно это касалось вдов его умерших однопартийцев.