– Не беспокойтесь, детки! – уверенно заявил я. – Я знаю, что делать.
Новые записки – новые вопросы
В следующие два дня не происходило ничего необычного. Если в воскресенье я при любом шорохе в квартире готовился ловить Фантома, то в понедельник я уже не вскакивал так резво, если где-нибудь чихнула блоха.
Впрочем, у ребят было то же самое. Вчера Паули с Кирой ещё добросовестно вели протокол. Но так как не происходило ровным счётом ничего необычного, в графе «наблюдения» они поставили прочерк. А Том просто валялся на диване в гостиной, периодически выслушивал Бабушкины утешения и, оставшись один, играл в телефоне. Если бы в эти минуты Фантом обчистил половину гостиной, Том этого даже не заметил бы.
Я пробежал по коридору и пролез в створку кухонной двери в лоджию. Оттуда я хорошо видел задний двор. А ещё Одетту, Чупса и Спайка, которые уютно устроились на мусорных баках. При виде их меня кольнула зависть. С какой охотой я бы присоединился к ним! Как в былые времена. Но Одетта избегала меня. Стоило мне выйти во двор, как она тут же исчезала. Мне не удавалось сказать ей ни слова и уж тем более попросить прощения за мои недавние слова. Святые сардины в масле! Почему у нас с ней всё так сложно?!
На кухню притащилась Бабушка. Она открыла холодильник, вынула пакет и вытряхнула его содержимое на столешницу возле плиты. Даже с балкона мой нос почуял, что это приличная порция куриной печёнки. МЯУ! Моя самая любимая еда! Настроение улучшилось сразу на пятьсот процентов – наверняка Бабушка собралась готовить обед для четвероногих членов семейства профессора Хагедорна. Отличное решение. Вкуснота!
В ту же секунду я пролез обратно на кухню и потёрся о ноги Бабушки. Мурр, муррр, мурррр – пусть она знает, что всё делает правильно! Вернер рассказывал, как важно хвалить студентов в университете, если они делают успехи. Это называется позитивное подкрепление. Я решил, что мне тоже надо воспитывать так своих людей.
Бабушка хихикнула. В это время она уже жарила кусочки печёнки на сковородке, и запах стал ещё соблазнительнее.
– Уинстон! Перррестань! Щекотно!
Но я всё равно не отходил от её ног и мурлыкал всё громче. Бабушка сделала шаг назад и смерила меня строгим взглядом:
– Кот! Этот еда не для тебя. Она для дворрровых кошек.
ЧТООО?! Не для меня?! Не понял! Будь я собакой, я бы сразу завыл от огорчения. Но я кот благородных кровей, и это ниже моего достоинства. Да к тому же я и выть-то не умею. Зато я умею сердито сверкать глазами, что я и сделал. Но Бабушку это не смутило. Она снова повернулась к плите и продолжила обжаривать печёнку. Какая бестактность!
Что же делать? Рвать на себе шёрстку или оставить парочку царапин на Бабушкиной ноге? Нет, насилие не выход и не мой стиль. Я нашёл другое решение вопроса. Когда Бабушка будет транжирить это лакомство на бродячих кошек, я выйду во двор вместе с ней. Тогда уж Одетта никуда от меня не денется. Наверняка она не захочет остаться без такого угощения. Старые бродяги Спайк и Чупс уж точно не джентльмены и сожрут всё сами, ничего ей не оставят!
Бабушка выложила содержимое сковороды в миску и убрала в холодильник. Очень предусмотрительно! Чтобы кто-то там не обжёг усы или язык о горячую еду.
– Том, как дела? – крикнула она, приоткрыв кухонную дверь. – Выпьешь чаю?
Бабушка уже заварила для нашего мнимого больного травяной чай, кажется, отвратительный на вкус. После первого глотка Том тихо прошептал: «Бррр! Ну и гадость!»
– Большое спасибо, фрау Коваленко! Мне уже лучше! – отозвался Том. – Чай мне больше не нужен. – А потом, помедлив, добавил: – Он сразу мне помог.
Бабушка удовлетворённо кивнула и, положив сковородку в раковину, помыла её, вытерла и поставила в шкаф. Потом достала из холодильника миску с печёнкой и потрогала её пальцем. Я демонстративно уселся у её ног.
– Брррысь! – прикрикнула она на меня. – Кот, не попрррошайничать! Я уже сказала, что эта еда не для тебя!
Я с отчаяньем глядел на неё и жалобно мяукал. Бабушка вздохнула, выудила из миски кусочек печёнки и поднесла к моему носу. Ну вот, всё-таки сработало! Я аккуратно взял лакомство с её ладони. МУУУРРРРР! Божественно вкусно!
– Всё! Больше не клянчи! Оставь твоим дрррузьям! – С этими словами Бабушка затопала к входной двери. Я поплёлся за ней, полный решимости наконец поговорить с Одеттой.
* * *
– Одетта, извини, мне правда очень жаль. Я ведь от обиды ляпнул про блох и вонючий задний двор.
Одетта даже не удостоила меня взглядом. Впрочем, это, пожалуй, объяснялось тем, что её хорошенькая головка не отрывалась от миски с куриной печёнкой. Я подошёл ближе:
– Пожалуйста, прости меня! Я вёл себя как идиот!
Наконец Одетта подняла мордочку от миски и смерила меня пронзительным взглядом. При виде её больших тёмных глаз у меня как всегда учащённо забилось сердце. Я тяжело вздохнул. Но и у неё дрогнули усы.
– Да, верно. Ты вёл себя как идиот. И тот спор был совершенно ни к чему. Очень жаль, что мы, похоже, не можем общаться как друзья.
Я слегка растерялся. Потому что на самом деле мне вовсе не хотелось быть приятелем Одетты. Я хотел оставаться её любимым Уинстоном. Но я всё равно пытался не замечать вставшего в горле кома. Ведь я обещал нашим детям, что налажу отношения с их матерью.
– Слушай, Одетта, обещаю, что впредь буду вести себя лучше. И раз уж ты заговорила о дружбе, у меня есть к тебе просьба как к другу.
У Одетты чуть дрогнули ноздри. Хороший знак. Значит, у неё проснулось любопытство.
– Мне нужен напарник-детектив, – продолжил я. – Такой же хороший, как я.
Теперь у неё дрогнули не только ноздри, но и усы:
– Зачем тебе детектив?
Я задумался, как бы мне заинтересовать её, чтобы она согласилась присоединиться к нам. Потому что мой гениальный план заключался как раз в этом. Я попрошу Одетту выслеживать вместе со мной Фантома. Тогда мы будем проводить вместе много времени и у нас снова наладятся отношения. И кто знает – возможно, из этого что-нибудь и получится. Я перешёл на драматический шёпот, словно сообщал ей страшную тайну:
– У Вернера творятся жуткие дела! Пропадают вещи!
Одетта скептически усмехнулась:
– У Вернера постоянно что-то пропадает. То очки, то ключи от дома, то серьги Анны, то школьные тетрадки Киры – что тут жуткого? Обычно они всё находят через пару дней в каком-нибудь ящике или в чьём-то кармане.
– Нет, – возразил я, – речь не о таких пропажах. Я говорю о действительно серьёзных происшествиях. Например, на днях пропала машина Вернера. И нашли её, разумеется, не в его кармане.
– Подумаешь! – махнула хвостом Одетта. Я вздохнул. На всякий случай мысленно, потому что хотел помириться с Одеттой и не злить её.
– Машину нашли в двух кварталах отсюда, хотя Вернер был уверен, что оставил её возле лавки Сандро. Потом пропала сумка Бабушки, хотя та точно знала, куда её положила.
Одетта недоверчиво смотрела на меня. Но у меня был припасён для неё козырной туз, и я не торопился его выкладывать. Вот сейчас я это и сделаю!
– Но самое жуткое в том, что в почтовом ящике мы нашли записку. Листок с вырезанными и наклеенными буквами. – Я сделал многозначительную паузу.
– И что там было? – спросила Одетта, на этот раз явно с пробудившимся интересом.
Немного подумав, я вспомнил текст записки более-менее дословно.
– «Сначала машина профессора, потом сумка Бабушки. Я беру что хочу. Угадайте, что будет дальше. Фантом», – процитировал я мрачное послание.
Одетта вытаращила глаза.
– Ого! – мяукнула она. – Это действительно жутко. И что дальше? Что-нибудь случилось с тех пор?
Я покачал головой:
– Ничего. Впрочем, мы с Кирой составили график дежурства и вместе с Паули и Томом ведём круглосуточное наблюдение в нашей квартире, но пока что…
Не успел я рассказать подробнее, как мы ведём наблюдение и что мне срочно, очень срочно требуется помощь Одетты, как на заднем дворе раздался крик. И он прозвучал из кухни нашей квартиры! Я сразу догадался, кто кричал. Бабушка. Она всегда так кричит, когда случается что-то ужасное. Клянусь любимой когтеточкой, там что-то произошло!