Родители не могли понять, зачем сыну увольняться с хорошей работы. Но в гостиной сын не ответил на их вопрос. Войдя в комнату, которую они с Давидом занимали, паренек выдохнул:
– Да в Израиль я уеду! Но как мне им сказать, чтобы они не помешали уехать?
– Ты же сам говорил, что от родителей все равно придется брать разрешение на выезд? – не понял Давид. – И как ты его получишь, если не скажешь, что уезжаешь?
– Я скажу в последний момент и уболтаю их дать разрешение. Просто если они заранее будут знать, тогда у них будет время передумать. А мне без этой бумаги никуда.
– Но самое главное – получить разрешение от правительства, ты же сам говорил. А они вряд ли отпустят тебя, – с сомнением протянул Давид. – Но даже если все отпустят, как ты там один?
– Я уже достаточно взрослый. Это ты, малявка, за папочку и мамочку держишься. А я учиться пойду и в общежитии жить буду. Там стипендию дают студентам. К тому же, мне сейчас в армию идти. А я в Советскую не хочу, лучше уж в израильскую! – твердо заявил Реувен.
К удивлению Реувена, вызов пришел довольно быстро. Получив письмо с обратным адресом посольства Израиля, Рут поразилась.
– Ицхак, смотри, нам из Посольства письмо пришло, – протянула она конверт мужу.
– Это не нам, а Реувену, – ответил Ицхак, внимательно осмотрев конверт. – Теперь я понимаю, что он делал в Москве, – вздохнул мужчина.
– Как он смог попасть в посольство?! – ахнула Рут Вениаминовна.
– Сейчас он придет с работы, узнаем, – развел руками Ицхак Абрамович.
В этот вечер в семье состоялся серьезный разговор. По обычаю семьи письмо вскрыл только сам Реувен, но ему пришлось показать содержимое родителям. Внимательно изучив все бумаги, Ицхак Абрамович удивленно поднял брови.
– Рут, оказывается, твой дядя Йоня живет в Израиле. Ты знала об этом? Почему нам не сообщили, когда они уезжали?
– Нет, мой дядя Йоня живет в Одессе, – поразилась Рут. – Он никуда не уезжал!
– Мам, посмотри, тут отчество другое, – обратил внимание Реувен, – и возраст тоже. Может быть, это твой двоюродный дед?
– Ах да! – воскликнула Рут Вениаминовна. – Я прихожусь внучатой племянницей деду Йоне, который раньше жил в Польше и исчез во время войны. Я даже не представляла, что он уехал в Израиль! Надо же! А мы все считали его погибшим во время войны! Барух а-Шем!32 Он выжил! Какое счастье! Пойду позвоню нашим! – женщина почти бегом направилась к телефону, на время забыв, по какому поводу нашелся ее двоюродный дед.
Только сообщив родственникам о находке, Рут Вениаминовна присоединилась к семье, обсуждающей возможность старшего сына на выезд. Женщина не верила, что это возможно. Тем более, что остальная семья не планировала уезжать. Все в семье знали мечту Реувена, но никто не относился к ней серьезно. И вот сейчас реализация его мечты приблизилась, но все же почти всем евреям было известно, что советское правительство почти перестало давать разрешения на выезд. Когда Рут Вениаминовна присоединилась к беседующим, отец пытался втолковать сыну ложность его решения.
– Реувен, пойми, ты сейчас «высветился» своим заявлением. Теперь ты будешь под постоянным наблюдением КГБ-шников. Наша семья и так постоянно «под колпаком» из-за моей работы в качестве раввина. Даже если бы ты уехал, то мог сразу попасть в армию в Израиле. А там это не простая служба, а постоянные военные действия.
– Пап, ты же знаешь, что мне все равно идти в армию, здесь или там… – нахмурился Реувен. – Но там я хотя бы буду сражаться за свою страну! А здесь с моей фамилией и рожей, меня «деды» забьют до смерти! Ты ведешь себя так, будто не знаешь степени их антисемитизма!
– Но ты совсем не думаешь о нас! – обиделась мать.
– Мам, я как раз думаю о вас! Если я уеду, то вы легко сможете уехать. Мне кажется, что своими страхами перед КГБ-шниками вы перекрыли все свои возможности действовать. Сейчас не тридцатые годы, и за то, что у нас есть родственники за границей, никто в концлагерь не отправит. Скорее наоборот – отпустят в нашу страну!
– Но наша родная страна СССР, где вы родились, откуда у тебя такие мысли? – со слезами на глазах пожала плечами Рут Вениаминовна. Она боялась отпускать своего мальчика, но не знала, как его остановить?
– Мам, эта страна никогда нашей не была и не будет. Мы всегда боялись назвать национальность, боялись нормальные имена детям давать… – Реувен даже покраснел от возбуждения, но мать перебила его.
– Мы вас назвали так, как принято в нашем народе…
– И огромное спасибо вам! Для меня важно, что не нужно будет менять имя, как многим приходилось, при въезде в Израиль. Но я хочу ходить с высоко поднятой головой и не ждать, что меня «исключат за неуспеваемость», когда я учусь на пятерки, только потому, что у меня фамилия или имя не то, – Реувен готов был привести еще много доводов, но отец вдруг пожал плечами и грустно, но решительно сказал:
– Сын, мы же не возражаем. Просто волнуемся за тебя. Что ж, попытка не пытка, попробуй собрать документы на выезд. Но не обижайся, мы пока не готовы уезжать. Я нужен здесь. Ты же знаешь, что я единственный раввин на всю округу.
Глаза Реувена заблестели. Он остановился и почти перестал дышать.
– Вы мне дадите разрешение на выезд?!
Паренек переводил взгляд с отца на мать и обратно. Софочка тихо сидела в сторонке и не совсем понимала тему разговора. Девочка считала себя достаточно большой, чтобы присутствовать при нем, но не понимала, из-за чего такой жаркий спор, и почему старший брат присел, будто собирается прыгнуть.
– Да, мы с мамой видели твой настрой и говорили об этом – ответил Ицхак Абрамович. – Мы хотели убедить тебя не торопиться, но, если ты настроен решительно, препятствовать не станем.
Софочке не зря показалось, что Реувен собирается прыгнуть. Он действительно подскочил как пружина и бросился сначала на шею матери, затем отцу.
– Спасибо! Спасибо! Я уверен, что если вы с мамой поддержите меня, значит Всевышний со мной, и я получу разрешение на выезд! Я уверен, что все евреи должны собраться в Израиле! Мы должны жить на Святой Земле! – вдруг он остановился и сообразил, что может своими утверждениями обидеть родителей и он поспешно добавил. – Конечно, кроме тех, кто собирает еврейские души33 среди народов мира. Я вижу, что ваша роль находить и возвращать еврейские души к Хашему34, но я другой. Мне необходимо жить в Земле!
– Хорошо, сын, если ты так веришь, мы поддержим тебя, – добавила Рут Вениаминовна, – но обещай нам, что, если тебе откажут, ты не будешь возмущаться и делать резких движений, чтобы не навредить всей нашей общине. Возможно Хашем скажет тебе подождать. Ты же веришь, как и мы, что Он говорит с нами постоянно через все события нашей жизни. Может быть Он просто скажет «Подожди»?
– Обещаю, мам, – вздохнул Реувен. – Если мне откажут после всех моих усилий, тогда я поверю, что Хашем хочет нас собрать в Святой Земле чуть позже.
– А что если ты ошибаешься, и Он вообще не хочет, чтобы мы ехали в Израиль? – Давид наконец нашел возможность вставить слово.
– Такого быть не может! Он четко сказал в пророках Свою волю! – горячо возразил Реувен. – Ты просто еще слишком мал! Когда будешь учить Тору35, тогда поговорим.
– Но в Торе об этом не сказано, – поправил Ицхак Абрамович. – Почему ты смешиваешь Тору и Танах36? Мне казалось, ты больше учил. Неужели ты просто просиживал уроки?
– Пап, я в общем сказал, – начал оправдываться Реувен. – Просто если Дава не учит Тору, то, конечно же не может учить Танах.
– Надеюсь, что твои познания Писаний простираются дальше, чем идея, что все евреи должны жить в Израиле, – вздохнул Ицхак Абрамович.
Несмотря на этот неприятный для Реувена момент, который показал, что он не очень серьезно относился к отцовским урокам Торы, парень все равно был счастлив. Еще одна ступень к заветной мечте была пройдена – родители дали согласие на его выезд. Парень знал, что на слово родителей можно было положиться так, как будто документ разрешения на выезд уже лежал у него в кармане. Родители очень серьезно относились к словам, всегда не торопились обещать, но если обещали, то делали все возможное, чтобы исполнить.