– Дерёвня! – пренебрежительно бросил кто-то.
– Пригород, это совсем не деревня, а почти город. Да и в деревне живут прекрасные люди, которые поставляют пищу таким как мы, живущим в городе – нахмурилась учительница.
Мальчик выглядел «заучкой», робкий и стеснительный, он часто поправлял очки на переносице. Никто не хотел сидеть с новичком за одной партой. Ему явно «светила» судьба одиночки, и Давид решил поддержать Петю. Он попросил учительницу посадить новичка к нему, и та не стала возражать.
– Надеюсь вы подружитесь – спокойно сказала она, указывая Пете на место рядом с Давидом.
– Привет! Я – Давид – подал он руку.
– Как царь? – улыбнулся Петя, спросив шёпотом, чтобы не вызвать гнев учительницы за разговоры во время урока.
– А ты знаешь нашу историю?! – удивился Давид.
– Ну да. Конечно! Нам мама и папа всегда рассказывают и Библию читают. А почему ты говоришь «нашу», ты разве еврей?
– Ага – Давид напрягся, ожидая насмешек или издевательств, но Петя вдруг обрадовался, будто родного встретил.
– Надо же! Так здорово! У меня тоже мама еврейка.
– Значит ты тоже «не такой как все»? – усмехнулся Давид.
– Ага… а здесь тоже евреев дразнят и бьют? – сжался Петя.
– Нет. Просто не играют – буркнул Давид, но Петя почему-то облегченно вздохнул и заметно повеселел.
– А в старой школе что, били? – удивился Давид.
– Ага… были трое, постоянно ловили после школы, я каждый раз разную дорогу выбирал, но иногда все равно не получалось. Я всегда кричал, что я русский, но они только смеялись.
Давид усмехнулся, слушая картавую речь Пети. Даже у него не получалось так чисто произносить этот картавый звук в иврите.
– Г-г-г-гусский – невольно передразнил Давид – даже у меня русскую «р» получается выговаривать, хоть я и не наполовину, а чистый еврей.
– Я даже к логопеду ходил, ничего не получилось – признался Петя.
– Мальчики! – строго повысила голос учительница – у вас будет перемена для знакомства.
– Простите… – ответил Давид и замолчал, изредка поглядывая на соседа по парте.
После школы мальчики задержались, желая поближе познакомиться. Они болтали почти час, пока Петя не спохватился.
– Меня дома будут ругать. Они переживают, я же первый день…
– Да, моя мама тоже наверное, переживает – заволновался Давид – ладно, до завтра!
– До завтра! – бодро ответил Петя.
Он был очень рад, что в первый же день нашел с кем пообщаться.
Глава 2
У домов, как у людей, есть своя душа и свое лицо,
на котором отражается их внутренняя сущность.
Александр Дюма (отец)
Петя был младшим ребенком в большой семье, он был десятым. Старшие брат и сестра уже имели свои семьи и часто приезжали в гости. У Пети были племянники, мальчик – у сестры, девочка – у брата. Парень оказался для них хорошей нянькой, он любил играть с малышами. Родители решили перебраться в город потому, что дети учились и работали там, добираться домой было не просто. У младшего сына обнаружились способности к математике, и родители решили отдать его в хорошую школу на новом месте.
Вся семья посещала христианскую протестантскую церковь, принимая активное участие в служении. Дети все играли на различных инструментах, посещали музыкальную школу, пели в собрании и нередко исполняли различные произведения семейным оркестром.
После переезда в город, семья еще не нашла своего места в собрании, но надеялись, что со временем поймут, в каких мероприятиях могли бы участвовать.
В большой современной церкви Теренковых приняли осторожно, потому что семья была не похожа на остальных. В этой церкви было мало многодетных. Кроме того, в одежде и в поведении новеньких заметна была скромность, не от бедности, а от осознанно принятого родителями решения, и некоторых это раздражало. Особенно тех, кто очень гордился своей современностью и нестандартностью.
Со временем, родители поняли, что в большой церкви их семью не готовы принять и, тем более, допустить к служению, но они не расстроились и не стали пытаться подстроиться под современных «холеных» братьев и сестер по вере. Они приходили на собрания, сидели, слушали проповеди, и почти безупречные выступления с песнями и стихами, как на концертах. Но для того, чтобы их дети могли ощущать себя нужными и развиваться, семья выезжала на посещения в маленькие церкви по поселкам вокруг города. Ребята учили стихотворения и песни, отец читал Библию и проповедовал. Радовались хозяева деревенских церквей и гости.
Чтобы спеть или рассказать стих в собрании, детям не нужно было покупать концертные платья, и не требовалась безупречность исполнения. Федор Петрович и Кира Марковна занимались с ними, готовились к каждой поездке, они хотели, чтобы дети старались делать все от души и хорошо, хотя и не требовали идеальности.
– В Писании сказано «Проклят, кто дело Господне делает небрежно»8 – напоминал отец, если кто-то ленился разучивать новое произведение или стих, – если не хочешь, тогда не учи совсем. Но взявшись за любое дело, делай «от души как для Господа»9.
И все в семье старались. Они понимали, что радуют пожилых людей в поселках, и радовались сами. Подрастая, они даже не замечали, как много текстов из Библии и мудрых мыслей остается в их памяти на всю жизнь. Дети думали о том, что нужно рассказать слушателям, но когда-то эти же тексты помогут им в жизни сделать правильный выбор. Однако родители никогда не забывали об этом, наполняя свой дом мудрыми словами Библии и радостью красивых стихов и песен с хорошим смыслом.
Их дом нередко напоминал улей, особенно перед поездками. В каждой комнате кто-то пел или учил стих, иногда репетировали сценки.
В доме часто были гости, обычно люди «стекались» в выходные или вечерами. Как только все заканчивали ужин, Кира Марковна спрашивала:
– Все поели? Что поём?
Предлагали кто что хотел и пели нередко по несколько песен подряд. Многоголосье детей и взрослых слышно было далеко. Пока семья жила в поселке, это никого не тревожило, но после переезда соседи стали задавать вопросы и некоторые оказались недовольны. Пришлось плотнее закрывать окна. В восьмидесятых считалось, что за веру не садят в тюрьму, но Федор Петрович знал лично около десятка человек, кто сидел в тюрьме за веру. Конечно, статьи им приписывали другие, да и суды всегда были закрытыми. Но для тех, кто страдал за свои убеждения это ничего не меняло. Отец понимал, если его посадят, для семьи это будет очень тяжелым испытанием, поэтому он «не лез на рожон», но и отказываться от своих убеждений или менять образ жизни в угоду властям тоже не собирался.
Он никогда заранее никому не говорил, куда семья поедет и когда. Если бы кто-то доложил властям, самое простое, было бы «отделаться штрафом», а могли и посадить «за агитацию».
Выезжать они могли не слишком часто, ведь билеты на автобус или поезд покупали за свой счет, что для большой семьи было не просто. И все же поездки были для детей очень желанным приключением и поэтому некоторые из них даже экономили деньги, которые родители давали в школу на «перекус».
В один из воскресных дней к Теренкову подошел мужчина, которого он едва знал.
– Брат Федя, я слышал, что вы с детьми иногда в поселки на посещения ездите?
– Да… бывает… – Федор напрягся. Далеко не всегда подобный вопрос мог оказаться безобидным.
– А вы можете меня взять в вашу компанию? – поинтересовался мужчина.
– Ну… я не откажусь… Гриша, – Федор все еще мялся, не зная намерений брата по вере. Ведь не раз бывали случаи, когда тех, кто сидел за веру, предавали люди из церкви, – но что Вы хотели бы делать в этих поездках?
– Я не умею проповедовать, петь или стихи декламировать – смущенно произнес Григорий, – но у меня есть машина УАЗ. Она вместительная. Конечно, в салоне только съемные скамейки, я же обычно ее как грузовую использую. Но если бы Вы согласились, я бы возил вашу семью и это было бы моим вкладом в ваше служение. Мне рассказывали, сколько радости вы привозите с собой в поселки. Там же обычно в собраниях очень мало людей, а детей вообще по пальцам можно посчитать. Я бы для вас даже скамейки оббил чем-нибудь мягким. Моя машина не очень удобная, но зато на ней дешевле ехать, чем на автобусе.