А вы? Тычете шпагой ни в чем не повинное чучело. Словно бы ничего особенного не случилось! Да поймите же — вас выпускают из училища
подпоручиком! Вспомните, князь Михаил Илларионович Кутузов тоже окончил артиллерийское училище, но был выпущен лишь прапорщиком. А каких вершин
достиг! На днях назначен директором артиллерийского училища в Петербурге.
Засядько спокойно смотрел в лицо преподавателя баллистики. Глаза юноши были ясные, чистые. Был он наделен той мужественной красотой, которая
так редко встречается среди изнеженных дворянских сынков, прирожденных горожан. «Из казацкого рода,вспомнил Кениг.Сын главного гармаша Сечи».
— Что же вы не отвечаете? — спросил Кениг, стараясь придать голосу суровость.Хоть вы и подпоручик, но разговариваете с подполковником!
Засядько снова вытянулся. Кениг недовольно поморщился, махнул рукой.
— Вольно, вольно. Нечего показывать свою фигуру... надо заметить, неплохую. И грудь у вас уже широка, как наковальня. Давайте лучше присядем,
юноша. Возможно, я вас больше не увижу. Да что там «возможно»... Наверняка не увижу. Хочется поговорить напоследок...
Удивленный Засядько сел рядом с подполковником на подоконник. Кениг внимательно и грустно рассматривал юношу. Силен, красив, но в черных как
маслины глазах, несмотря на кажущуюся открытость, что-то есть еще, глубоко затаенное.
— Скажите, почему вы не на пирушке?
Молодой подпоручик неопределенно пожал плечами.
— Н-ну... я не люблю пить.
— Послушайте, Засядько, постарайтесь быть со мной откровенным. Ведь вы мой лучший ученик. Надеюсь, вы и сами замечали мое особое отношение к
вам?
— Замечал,улыбнулся Засядько.Вы меня гоняли по предметам больше всех.
— Потому что люблю ваши ответы. Вы отвечаете умно, смело, оригинально, обосновывая свое мнение. Часто спорите с авторитетами. У вас острый
ум, Засядько. Но не только острый, ибо можно до конца дней остаться салонным острословом, но и глубокий. Теперь вы уходите, а я так до конца и
не разобрался в вас. Мне хочется, если позволите, задать один несколько необычный вопрос... Вот вы — первый ученик в кадетском корпусе. И по
знаниям, и по фехтованию. Никто этого не отрицает. Но почему вы так рветесь... и куда? Вы буквально изнуряете себя занятиями и тренировками.
Другие видят только парадную сторону и завидуют: ах, какой талантливый, как ему все легко дается! Но я знаю цену подобной легкости. Вы можете
надорваться. Советую соразмерять силы. Если нет какой-то сверхцели, то не лучше ли вести более размеренную жизнь?
— А если есть? — спросил Засядько.
— Что? — не понял Кениг.
— Сверхцель.
— Тогда боже благослови... Но откуда у вас, такого юного, сверхцель? И как вы ее конкретно представляете?
Юноша помолчал, испытующе посмотрел на преподавателя.
— Человек... должен жить в полную силу. Так мне говорил отец. Он должен делать наибольшее, на что способны его руки, сердце и голова.
— Все хотят быть полезными Государю и Отечеству,напомнил Кениг.
— Хотеть мало,ответил Засядько серьезно. Он поставил шпагу между колен, погладил эфес.Что хорошего в пирушке? Напьются, пообъясняются друг
другу в вечной любви и дружбе. Наутро сами себе покажутся противными.
— Так уж и покажутся?
Засядько сдвинул плечами:
— Ну, не обязательно. Для иных это будет веселым и забавным времяпровождением.