Ожидая на светофоре, Боб с благодарностью думал о невестке, сказавшей ему: «Вернется Джим, пойдем вместе ужинать». Именно с Джимом он хотел поделиться тем, что увидел, сидя у своего окна на четвертом этаже, тем, что донеслось до его ушей из квартиры внизу – и потрясло до глубины души. Боб перешел улицу, миновал кофейню, в полумраке которой сидели в креслах молодые люди, уставившись в ноутбуки загипнотизированным взглядом. Боб чувствовал свою отстраненность от происходящего вокруг. Как будто не он прожил полжизни в Нью-Йорке и любил этот город, как человека, как будто он, Боб, никогда не уезжал с заросших полей Новой Англии и никогда не видел и не желал ничего иного, кроме ее выцветшего неба.
– Звонила ваша сестра, – с порога сообщила Хелен, впуская его через решетчатую калитку перед ступенями особняка. – Хотела поговорить с Джимом. Голос очень мрачный. – Она повесила куртку Боба в шкаф и добавила: – Знаю, Сьюзан всегда мрачная. Но один раз она мне даже улыбнулась. Когда я попробовала изобразить, с каким акцентом говорят в Мэне.
Хелен устроилась на диване, подогнув под себя ноги в черных колготках. Боб сел в кресло-качалку и стал раскачиваться.
– Не стоит изображать акцент Мэна в присутствии уроженцев Мэна, – продолжала Хелен. – Вот южане почему-то относятся к таким вещам куда более снисходительно. Попробуй, как они, протянуть «Приве-е-ет», и никто не усмехнется… Бобби, ты какой-то нервный. Нет-нет, это не страшно, иногда можно и понервничать, лишь бы не случилось ничего серьезного. Ничего ведь не случилось?
Доброта Боба за годы жизни сделала его слабым. Теперь он прямо физически чувствовал это, какое-то разжижение в груди.
– Случилось. Насчет акцентов ты права. Жители Мэна принимают шутки над выговором близко к сердцу.
– Знаю, знаю. Ну рассказывай, что произошло.
– Адриана опять поругалась с Пижоном.
– Погоди-ка… А, твои соседи снизу. У них еще дурацкая собачонка, которая тявкает без умолку.
– Да, да, они.
– Ясно. Ну так что с ними? – Хелен была очень довольна, что не забыла эту деталь из жизни Боба. – Нет-нет, подожди, как раз вспомнила. Представляешь, вчера в вечерних новостях показали сюжет под названием «Настоящие мужчины любят маленьких собачек». И там беседовали с разными, пардон, голубоватого вида мужиками, которые держали на руках мелких шавок в клетчатых плащиках и резиновых сапожках. Подумать только! Мы четвертый год воюем в Ираке, а в новостях показывают такую чушь. А все потому, что детей у них нет. В смысле, у тех, кто покупает наряды собачкам. Извини, Боб, пожалуйста, я тебя перебила.
Хелен взяла в руки подушку, провела по ней пальцем и залилась краской. Боб решил, что у нее прилив, и опустил глаза, чтобы не смущать. Но климакс был ни при чем – Хелен покраснела, сообразив, что дурно отозвалась о бездетных людях, и Боб мог принять это на свой счет, ведь у него тоже не было детей.
– В общем, они опять поругались, – продолжил Боб. – Пижон всегда в таких случаях кричит на жену… ну да, они женаты… так вот, он всегда кричит одно и то же: «Адриана, твою мать, ты мне вынесла мозг!» И повторяет снова и снова.
Хелен покачала головой:
– Ужас, вот жизнь у людей… Выпьешь что-нибудь?
Она встала с дивана – невысокая, фигура все еще хорошая, подчеркнута бежевым пуловером и черной юбкой, – прошла к шкафчику красного дерева и налила виски в хрустальный стакан. Боб ополовинил его одним глотком.
– Короче… – начал было он и осекся, увидев, как Хелен едва заметно поджала губы.
Она терпеть не могла словечко «короче», а он вечно об этом забывал, как забыл и сейчас. Боб уже чувствовал надвигающуюся неудачу. Не сможет он передать всю трагичность того, что случилось.
– Адриана пришла домой. Разгорелась ссора. Он покричал свое обычное и пошел выгуливать собаку. А она в это время вызвала полицию. В первый раз за все время. Он вернулся с улицы, и его повязали. Я слышал, как копы говорили между собой, что жена заявила, мол, он ее ударил. И вышвырнул ее одежду из окна. В общем, его арестовали – и он был так поражен!
Хелен смотрела на Боба, явно не зная, что сказать, а тот продолжал:
– Стоял в этом своем аккуратненьком свитере на молнии и плакал: «Милая, я же за семь лет ни разу руку на тебя не поднял! Что ты делаешь? Милая, не надо!» Но на него надели наручники, посадили в полицейскую машину у всех на глазах и увезли. Ночует сегодня в каталажке.
Боб поднялся с кресла-качалки, достал из шкафчика бутылку виски и налил себе еще.
– Очень грустная история, – разочарованно сказала Хелен, она ожидала большей драмы. – Только он сам виноват. Думать надо, прежде чем бить жену.
– Сомневаюсь, что он на самом деле ее ударил. – Боб снова опустился в кресло.
– Интересно, они теперь разведутся? – задумчиво проговорила Хелен.
– Наверняка, – ответил Боб; на него вдруг навалилась усталость.
– А что тебя так расстроило? Арест или то, что их брак распался?
Хелен заметила, что разговор не принес Бобу никакого облегчения, и почувствовала себя уязвленной. Боб поразмыслил над ответом, качаясь в кресле.
– Да все! Обыкновенный день, и вдруг бац! – Он щелкнул пальцами. – Как гром среди ясного неба.
Хелен поправила подушку на диване.
– Какой же это обыкновенный день, если заявляешь на мужа в полицию.
Боб посмотрел в забранное решеткой окно и увидел шагающего по тротуару Джима. Его охватило легкое волнение при виде старшего брата – быстрая походка, длинное пальто, кожаный портфель. В двери повернулся ключ.
– Привет, милый! – крикнула Хелен. – У нас Боб.
– Вижу.
Джим снял пальто и повесил в шкаф в прихожей. Боб так и не научился, приходя домой, убирать верхнюю одежду в шкаф. «Да что с тобой такое?» – восклицала по этому поводу его жена, Пэм. Что с тобой, ну вот что с тобой, ну что с тобой такое?! А собственно, что с ним было такое? Он и сам не знал. Просто когда он входил в дом, убирать верхнюю одежду казалось ему совершенно бесполезным и, пожалуй, слишком утомительным – если, конечно, никто не делал этого за него.
– Пойду я… Мне еще записку по делу составлять.
Боб работал в апелляционном отделе службы бесплатной юридической помощи, читал протоколы рассмотрения дел в суде. У него всегда вот-вот должна была состояться очередная апелляция, для которой требовалось предоставить записку с аргументами об отмене или поддержке судебного решения.
– Ерунда! – запротестовала Хелен. – Мы сейчас вместе пойдем ужинать.
– Вылезай из моего кресла, тупица. – Джим помахал рукой, будто прогоняя кошку. – Давненько ты не заглядывал. Уж дня четыре, не меньше.
– Джим, прекрати. У Боба соседа арестовали. Увели из дома в наручниках.
– Надо же! Проблемы в общаге?
– Джим, хватит!
– Мой брат всегда такой, не обращай на него внимания. – Боб пересел на диван, а Джим устроился в своей качалке.
– Ну, выкладывай, – велел он, скрестив руки на груди.
Излюбленная поза делала фигуру рослого и мускулистого Джима квадратной и грозной. Он выслушал Боба, не пошевелившись, а потом наклонился, чтобы расшнуровать ботинки.
– И что, он правда выбросил ее одежду из окна?
– Я ничего такого не видел.
– Ох уж эти семейные узы, – произнес Джим. – Не будь их, у юристов уголовного права стало бы вполовину меньше работы. Вообрази-ка, Хелен, ты прямо сейчас можешь позвонить в полицию, заявить, что я тебя избиваю, и все, ночевать я буду в участке.
– Я не стану заявлять на тебя в полицию, – непринужденно заверила его Хелен, встала с дивана и поправила юбку на талии. – Если будешь переодеваться к ужину, давай скорее, я есть хочу.
– Джимми, меня просто всего перетряхнуло, когда его увозили. – Боб подался вперед. – Не знаю даже почему.
– Ну что ты как ребенок! – возмутился Джим. – Чего тебе от меня-то надо? – Он стащил с ноги ботинок и почесал ступню. – Хочешь, позвоню в участок, попрошу, чтобы за ним присмотрели. А то мало ли, как с твоим смазливым белым Пижоном обойдутся в каталажке.