– Здесь – твое имя, – говорит он, тыкая в первую колонку, – а здесь – имя твоей пары.
Я как заправский интеллектуал мычу что-то вроде «э-э-э» и очень медленно записываю свое имя. Но даже если бы я произнесла его вслух, Бриане оно ни о чем не сказало бы. Эмма Нолан – это я, совершенно точно, определенно я, и именно это написано на первом билете!
– С кем ты идешь? – шутки ради спрашивает Кайли. Сейчас она разговаривает со мной в первый раз с девятого класса, когда мы вместе ходили на английский. В тот раз она попросила поменяться с ней местами, потому что у нее (цитирую) «из-за света флуоресцентных ламп дергаются ресницы».
Шелби, которая постоянно трется возле Кайли и заглядывает ей в рот, подскакивает к ее локтю и вещает:
– Да, Эмма, с кем это ты идешь? Не знала, что у нас в городе больше одной лесбы.
Вот тут мне хочется обернуться. Обернуться и посмотреть на Алиссу. Уверенный взгляд ее карих глаз придал бы мне сил. Мы были бы вместе, я не чувствовала бы себя такой одинокой. Но это было бы слишком очевидно. Так что, мучительно закостенев в позе приготовившегося к укусу вампира, я пялюсь на пустую строчку для имени спутника. Имя спутника.
– Ты должна пойти с кем-то, – коротко сообщает Бриана и смотрит уничтожающим взглядом, ясно дающим понять, что порчи билета она не потерпит.
– Твоя левая рука не считается, – говорит Кайли. Ник фыркает, захлебываясь смехом, и у меня тут же пропадает и так довольно слабая приязнь к нему, вызванная его тухлым приглашением. Слава богу, я достаточно взрослая для того, чтобы сдержаться и не воткнуть в него ручку после того, как он добавляет:
– Правая тоже не в счет.
Ну надо же, как остроумно.
Сжав зубы покрепче, я пишу первое же пришедшее мне в голову имя, и не моя вина, что оно всплыло у меня в мыслях, просто так случилось. Вряд ли все здесь присутствующие о чем-то догадаются: умом они не блещут. В свое оправдание могу сказать только, что она – милая брюнетка, как раз в моем вкусе.
– Анна Кендрик… сон? – читает Кайли повернутую к ней вверх тормашками надпись.
– Вы ее не знаете, – бормочу я.
– Это какая-то ученица по обмену или что-то такое? – спрашивает Шелби.
– Ну да.
Ник даже отрывает губы от уха Кайли на достаточно длинный промежуток времени, чтобы спросить:
– Ну так почему бы тебе не обменять ее на парня?
Я сдерживаюсь из последних сил и никак не реагирую. Протягиваю руку под нос Бриане:
– Мои билеты, пожалуйста.
Привалившись всем телом к стоящему у нее за спиной Нику, Кайли воркует:
– Прямо жду не дождусь посмотреть на эту твою реально существующую настоящую лесбиянку, которая придет с тобой на выпускной, Эмма! Анна Кендрик… сон – такое милое имя. Правда оно милое, Ник?
Он обвивает своими руками ее тело – словно плющ ползет по кирпичной стене. Если сложить их мозги вместе, то ребята, пожалуй, дотянут до нормы. Подбородок Ника лежит на плече Кайли, и он трется носом о ее ухо, как какой-нибудь людоед. Ник собирает весь свой запас галантности и выдает:
– Не такое милое, как у тебя, крошка.
Я молча убираю билеты в рюкзак и поворачиваюсь. Приготовленная для Алиссы улыбка пропадает без толку: она даже не смотрит в эту сторону.
Откуда-то нарисовалась ее мамочка, и так происходит буквально постоянно. Порой я вижу миссис Грин в школе чаще, чем нашего директора, мистера Хокинса, а это о чем-то да говорит. Складывается ощущение, что она чересчур сильно вникает в дела Алиссы.
Миссис Грин держит Алиссу за руки. Ручаюсь, что они говорят о выпускном, потому что мать указывает в направлении стола с билетами. По лицу Алиссы видно, что ей тошно от этого разговора, но она согласно кивает. Затем, продолжая кивать и улыбаясь, шагает на деревянных ногах в мою сторону.
Между тем, чтобы быть открытой и скрывать правду о себе, лежит пропасть, и я знаю ее глубину. Я понимаю, что мне пора сматываться. Что я и делаю: втянув голову в плечи, ухожу, минуя колонну сокомандников Ника, которые под видом кашля шипят мне вслед: «Лесби, лесби, лесби». Я прохожу мимо Алиссы, она проходит мимо меня и не произносит ни слова.
Уходя прочь, я повторяю сама себе: «Она того стоит, она того стоит, она того стоит».
Глава 4. Расстановка приоритетов
Алисса
Я думаю – нет, знаю наверняка, что нет человека на свете хуже меня.
В последнее время мама постоянно крутится в школе, и это меня порядком напрягает. Не знаю, что там Кайли и ее свита наговорили Эмме, но я видела выражение ее лица. Ее милого веснушчатого лица в форме сердечка, которое я так люблю, больше всего на свете.
Когда мне приходится притворяться, что мы не вместе, меня словно рвут огромными руками на две половины. Я чувствую этот разлом, он в самой середине груди, мои нервы оголены, и я уже не я, а просто ходячая рана.
– Что происходит? – строго спрашивает мать. Проходя мимо Эммы, мы обе слышим, как тявкала свора «Золотых жуков»: «лесби, лесби, лесби».
Иногда они так поступают с Эммой, будто это оскорбление какое. Мне кажется, что они и вправду считают это оскорблением, а не констатацией факта. Обычно я что-то говорю. Но обычно моя мать не толкает меня в сторону стола с билетами.
Я подавляю в себе гнев, смятение, стыд. Загоняю боль глубоко внутрь, потому что все равно не могу ничего сказать, и мне стыдно, что это так. Я натягиваю улыбку идеальной дочери и беззаботно трясу головой, будто тут и говорить не о чем:
– Без понятия. Ух ты, целых сто долларов! Даже не знаю, есть ли у меня…
Но в руках мамули уже появляется веер из пяти двадцаток. Она с гордостью вручает их Майло со словами:
– Деньги я подготовила. А теперь, барышня, хотелось бы узнать, что ты так долго скрывала.
Я словно к месту прирастаю от страха:
– Ничего я не скрывала!
Мама смеется отточенным годами тренировки беззаботным смехом, берет со стола планшет со списком и забирает из руки Майло ручку. Размашисто вписывает мое имя, а потом, пристально глядя мне в глаза, произносит:
– И кто с тобой пойдет, милая? Вы с ним уже договорились, пришло время открыться.
Мое сердце трепещет, как птичка, и чуть не замирает от страха. Да, мы договорились. Так, теперь осторожно с местоимениями. Может, сказать так: «Я думаю, что ты одобришь мой выбор, мам. Более смелого, талантливого и милого человека я не встречала. Очень скоро я вас познакомлю». Но я совсем не готова к каминг-ауту посреди коридора со спортивными трофеями, на глазах у Кайли и Шелби. Уж эти растрезвонят на всю школу. Я не позволю им видеть, как хрустальный пузырь моей матери даст трещину. Это не станет предметом разговоров во всех соцсетях.
– Джон, – наконец выдавливаю я. Имя – проще не придумаешь, такое никому ни о чем не говорит. Но мамины брови взлетают вверх: она ждет ответа. И это движение оживляет внутри меня огромную красную кнопку, кнопку, отвечающую за инстинкт: «Отвечай сейчас же – ИЛИ!..» И, сама от себя не ожидая, я выдаю фамилию:
– Чу.
Вот блин! Я только что сообщила мамуле, что пойду на выпускной с красавчиком Сулу из сериала «Звездный путь». Стою с полыхающими щеками и жду неминуемого разоблачения. Но нет, она как ни в чем не бывало царапает второе имя напротив моего. И, судя по всему, она ничегошеньки не подозревает, иначе как объяснить то, что она довольным голосом интересуется:
– И как вы познакомились с этим Джоном Чу?
Я краснею еще сильнее, но не теряюсь и гну свою линию:
– На Модели ООН[8]. Мы познакомились на Модели ООН, он был от Австралии.
– А-а-а, – тянет мама, пытаясь придать голосу веселенькую интонацию. – Значит, он с другой стороны Земли, да?
И, судя по странной манере, в которой она это сказала, и выжидающему взгляду, я должна что-то понять или сказать. Ну, сейчас я понимаю, что легко отделалась и смогу укрывать Эмму от маминых глаз еще три недели.
Ну почему моя мать оказалась в школе именно сегодня, именно в этот момент? Почему не могла остаться на работе и решать школьные вопросы по телефону, как все остальные родители?