– Повернуть его? – спросил Дигори.
– Если ты не боишься, – сказала Полли. – А то я поверну.
Обоим стало жутковато, но отступить они не смогли бы. Дигори не без труда повернул шпенёк. Дверь распахнулась, и солнечный свет ослепил их. Потом, к большому своему удивлению, они увидели, что перед ними не пустой чердак, а простая, хотя и пустоватая, комната. Полли задула свечу и ступила туда.
Конечно, потолок здесь был скошен, но мебель стояла самая обычная. Стены не были видны из-за книжных полок, сплошь уставленных книгами, в камине горел огонь (вы помните, лето было холодное), а перед камином, спинкой к ним, стояло высокое кресло. Между креслом и Полли, посреди комнаты, стоял очень большой стол, а на нём были книги, блокноты, чернильницы, перья, сургуч и микроскоп. Но прежде всего в глаза бросался ярко-алый деревянный поднос, на котором лежали кольца. Разложены они были по два – жёлтое и зелёное, потом промежуток, потом ещё одно жёлтое и ещё одно зелёное. Размера они были обычного, но сверкали ослепительно. Вы и представить себе не можете, как дивно они сверкали. Будь Полли помладше, ей бы захотелось сунуть одно из них в рот.
В комнате было так тихо, что Полли сразу услышала тиканье часов. И всё-таки тихо было не совсем: где-то что-то гудело. Если бы тогда уже изобрели пылесос, Полли подумала бы, что это он и работает за несколько комнат и этажей отсюда. Но звук был приятней, чем у пылесоса, и очень, очень тихий.
– Иди, тут никого нет.
Грязный Дигори, моргая, вышел из прохода (грязной, конечно, была и Полли) и пробубнил:
– Стоило лезть! Совсем он не пустой. Давай уйдём, пока они не вернулись.
– Как ты думаешь, кто здесь живёт? – спросила Полли, указывая на зелёные и жёлтые кольца.
– А какое нам дело! – сказал Дигори. – Давай… – Но фразу он не закончил.
Кресло с высокой спинкой, стоявшее перед камином, задвигалось, а из-за него, как в пантомиме, вылез дядя Эндрю. Они были вовсе не в пустом доме, а в доме Дигори, да ещё и в заповедной мансарде! Дети хором охнули. Теперь обоим казалось, что иначе и быть не могло, потому что слишком мало прошли.
Дядя Эндрю был очень высокий и тощий, длиннолицый, остроносый, с необычайно блестящими глазами и седыми взъерошенными волосами. Сейчас он казался ещё страшнее, чем обычно. Дигори просто говорить не мог. Полли испугалась меньше, но и ей стало не по себе, когда дядя Эндрю молча прошёл к дверям и запер их на ключ. После этого он повернулся к детям, взглянул на них сверкающими глазами и, обнажив в улыбке острые зубы, сказал:
– Ну вот! Теперь моя дура сестрица до вас не доберётся.
Полли и не думала, что от взрослых можно такое ожидать, поэтому ужасно испугалась, и они с Дигори попятились к дверце, в которую вошли, но дядя обогнал их и запер её, а вдобавок встал перед нею, потом потёр руки, так что пальцы затрещали (пальцы у него были длинные и белые), и усмехнулся:
– Счастлив вас видеть. Двое деток – именно то, что мне нужно.
– Мистер Кеттерли, – сказала Полли, – мне пора обедать, меня ждут дома. Отпустите нас, пожалуйста!..
– Со временем, со временем, – пробормотал дядя Эндрю. – Нельзя упускать такой случай. Мне не хватало именно двух деток. Понимаете, я ставлю небывалый, великий опыт. С морской свинкой как будто бы получилось. Но свинка ничего не расскажет. Да ей и не объяснишь, как вернуться.
– Дядя, – сказал Дигори, – обедать и правда пора, нас станут искать. Вы должны отпустить…
– Должен? – спросил дядя Эндрю.
Дигори и Полли переглянулись. Говорить они не смели, но взгляды их значили: «ужас какой!» и «надо его умаслить».
– Если вы нас выпустите, – сказала Полли, – мы придём после обеда.
– Кто вас знает? – сказал дядя Эндрю и хитро усмехнулся. Но тут же передумал: – Хорошо, надо так надо. На что таким детям старый скучный человек!.. – Он вздохнул. – Если бы вы знали, как мне бывает одиноко. Да что там… Идите обедайте. Только сперва я вам кое-что подарю. Не каждый день у меня бывают маленькие девочки, особенно – такие милые…
Полли подумала, что он не такой уж и сумасшедший.
– Хочешь колечко, душечка? – спросил её дядя Эндрю.
– Жёлтое или зелёное? Ой какая прелесть!
– Нет, не зелёное, – сказал дядя. – Мне очень жаль, но зелёное я дать не могу. А жёлтое – с удовольствием. Бери и носи на здоровье. Ну, бери!
Полли больше не боялась: дядя был совсем не сумасшедший, а кольца и впрямь прелестны, – и, шагнув к столу, сказала:
– Смотрите-ка! Гудит и гудит, как будто сами кольца.
– Какая странная мысль! – заметил дядя и засмеялся.
Смех был вполне естественный, однако Дигори не понравилось слишком бодрое, чуть ли не алчное, выражение дядиных глаз, и он крикнул:
– Полли, не бери! Не трогай!
Но было поздно. Он ещё говорил, когда Полли коснулась одного кольца и сразу же, без звука, исчезла. Дигори с дядей остались одни.
Глава вторая. Дигори и его дядя
Случилось это так неожиданно и так походило на страшный сон, что Дигори вскрикнул. Дядя Эндрю зажал ему рот рукой, прошипел:
– Не смей! – и прибавил помягче: – Не шуми, твоя мама услышит. Зачем её пугать?
Дигори говорил потом, что его просто затошнило от такой подлой уловки, но, конечно, кричать он больше не стал.
– То-то, – сказал дядя. – Ничего не поделаешь, каждый бы удивился. Я и сам удивился вчера, когда исчезла свинка.
– Это вы и кричали? – спросил Дигори.
– Ах ты слышал? Ты что, следил за мной?
– Нет, – сердито сказал Дигори. – Объясните, что с Полли!
– Поздравь меня, мой мальчик, – сказал дядя Эндрю, потирая руки. – Опыт удался. Девочка исчезла… сгинула… в этом мире её нет.
– Что вы с ней сделали?!
– Послал… э… в другое место.
– Не понимаю, – сказал Дигори.
Дядя Эндрю опустился в кресло.
– Что ж, я тебе объясню. Ты слышал когда-нибудь о мисс Лё Фэй?
– Она наша двоюродная бабушка? – припомнил Дигори.
– Не совсем, – сказал дядя Эндрю, – она моя крёстная. Вон её портрет, смотри.
Дигори посмотрел и увидел на выцветшей фотографии старую даму в чепце. Теперь он вспомнил, что такой же портрет видел ещё дома, в комоде, и спросил маму, кто это, и мама почему-то замялась. Лицо было неприятное, но кто его знает, на этих старинных фотографиях…
– Кажется… кажется, она была… не совсем хорошая?
– Ну, – ответил дядя Эндрю, – это зависит от того, что называть хорошим. Люди узки, мой друг. Да, странности у неё были. Бывали и… чудачества. Иначе её не поместили бы…
– В сумасшедший дом?
– Нет, нет, нет! – Дядя был шокирован. – Ничего подобного! В тюрьму.
– Ой! А за что?
– Бедная женщина! – со вздохом проговорил дядя. – Не хватило благоразумия… Но не будем в это вдаваться. Ко мне она всегда была добра.
– Да при чём тут это! – воскликнул Дигори. – Где Полли?
– Всё в своё время, мой друг. Мисс Лё Фэй выпустили, и после этого она почти никого не хотела видеть. Я был из тех немногих, кого она ещё принимала. Видишь ли, её стали раздражать ординарные, скучные люди. Собственно, они раздражают и меня. Кроме того, у нас с ней были общие интересы. За несколько дней до смерти она велела мне открыть тайничок в её шкафу и принести маленькую шкатулку. Как только я эту шкатулку тронул, сразу почувствовал – да, просто пальцами, – что в моих руках огромная тайна, ну а когда принёс, она отдала мне её и приказала, не открывая, сжечь сразу после её смерти с определёнными церемониями. Конечно, я этого не сделал.
– И очень плохо, – сказал Дигори.
– Плохо? – удивился дядя. – А, понимаю! По-твоему, надо выполнять обещания. Резонно, резонно, вот ты и выполняй. Но сам посуди: такие правила хороши для слуг, детей, женщин – вообще для людей, но не для великих учёных, мыслителей и мудрецов. Нет, Дигори. Те, кто причастен к тайной мудрости, свободны и от мещанских правил, и от мещанских радостей. Судьба наша, мой мальчик, возвышенна и необычна. Удел наш высок, мы одиноки…
Он вздохнул с такой благородной, такой таинственной печалью, что Дигори целую секунду сочувствовал ему, но тут вспомнил, какими были дядины глаза, когда он предлагал Полли кольцо, и подумал: «Ага, значит, он может делать всё, что ему угодно!..»