– Простите за мой небрежный вид, – почти сразу же я слетела с подоконника, опускаясь в реверансе.
– Не стоит, – отмахнулся король. – Почему ты не пришла на погребение?
– Простите, Ваше Величество, – я склонила голову еще ниже, – но слугам не позволено стоять у гроба своего господина. Наше служение уже перешло его потомку, на плечи которого возляжет бремя заботы о поместье и, следовательно, обо всех нас.
– Я и забыл, – вздохнул немолодой мужчина, – что ты не ее внучка.
– Простите, – еще раз покорно повторила я.
– Бихтар, – обратился король к графу ля Пикторм.
– Да, Ваше Величество, – мгновенно отозвался подающий надежды адвокат из новой знати.
– Какова воля покойной госпожи де Шаларгу?
Вся королевская семья опустилась в кресла.
– «Тот из моих потомков, – начал зачитывать граф, – кто сможет прожить в поместье больше месяца, ни разу не изменив заведенным порядкам и устоям, соблюдая все правила и нормы, принятые при жизни моей, получит все, что у меня было. Если достойного не найдется, все имущество с этого момента переходит моей воспитаннице леди Лунарии Эвергин, которая последние десять лет носит гордую фамилию моего рода де Шаларгу. Она показала идеальные манеры и знания традиций, и в отсутствии прямых потомков своей семьи я завещаю все мое имущество именно ей как единственной, кто может продолжить мою династию. Даже не приходясь мне родной по крови, она была рядом во всех горестях и радостях и ни разу не предала моего доверия. Если же на пороге этого дома посмеет появиться моя дочь и попытается выселить ее, то закрыть для этой мерзавки все средства моего рода. С момента моей смерти ее с родом де Шаларгу больше ничего не связывает. Единственной законной наследницей может считаться моя приемная воспитанница – Лунария Эвергин. За сим моя воля не подлежит обжалованию и воспрепятствованию».
В комнате повисло молчание. Все, включая меня, не могли представить, что леди Диктория передаст все имущество именно мне. Хоть я и не считалась ее официальной слугой, получающей жалование, но оставалась выкупленной в детском доме сиротой. Ни красивые наряды, ни идеальные манеры, ни бесчисленное количество посещенных балов не могли этого изменить.
Тем неожиданней для всех стало решение леди Диктории оставить все состояние какой-то безродной девице, которая играла для нее роль внучки. Да, возможно, многие попытаются это оспорить, но я понимала, что сейчас все зависит от короля и королевы. Если они согласятся с завещанием, мне достаточно будет продержаться месяц в гордом одиночестве. И тогда все изложенное на бумаге моей госпожой вступит в законную силу, и я смогу сберечь это поместье от всех родственников ближних и дальних.
Против воли монарших особ никто не посмеет пойти, и если уж сама королевская чета признает завещание действительным, то ни один суд Верноры не посмеет оспорить это решение. Так что мы все сейчас ждали слов короля и королевы. У меня же едва сердце в груди не останавливалось от напряжения и страха. Томительное ожидание сводило с ума и заставляло трястись в неведении. Каждая секунда растягивалась словно на бесконечный час.
– Знаете, – наконец-то произнесла королева, – меня тоже воспитала леди Диктория. И если уж обучение королевы ей под силу, то думаю, ее приемная внучка еще более прилежна, чем я или моя свекровь. Мы с достопочтенной леди провели рядом всего год, а она уже больше десятилетия. Посмотрите на нас: мы идеалы, принятые в нашем обществе. Поэтому я считаю, что леди Лунария будет замечательной представительницей семьи де Шаларгу, не опозорит нас, старую аристократию, и не подведет свою страну, если ей придется отдавать долг.
– Что скажете, граф ля Пикторм? – король перевел взгляд на замершего адвоката.
– Я достаточно много времени провел в общении с леди Лунарией, – склонил он голову в почтенном поклоне. – И знаете, будь мой сын хоть на пару лет ее старше, тогда я с радостью взял бы ее в невестки. Такой благородной стати не видел уже давно. Не будь я посвящен в тайну печали покинувшей нас леди Диктории, то никогда в жизни не подумал бы о том, что эта девушка всего лишь сирота, брошенная родителями. По праву могу считать ее единственной достойной представительницей этого многоуважаемого рода. За долгое время работы я многим благодарен покойной леди де Шаларгу. Что там, даже титулом и положением в обществе я обязан этой великолепной даме. И мой долг перед ней – исполнить ее последнюю волю. Я признаю в леди Лунарии Эвергин единственную законную и достойную наследницу старинного аристократического рода де Шаларгу.
– Дочка, твое слово?
Теперь пришла очередь принцессы отвечать на поставленный вопрос.
– С леди Лунарией я виделась только на балах, – пожала плечами девушка. – Ничего плохого про нее сказать не могу. В то время, когда я обучалась у герцогини, ее еще не было в этом доме. Но, как и маменька, я верю, что более интеллигентной и воспитанной дамы в нашем обществе сейчас не найти. Ничего не имею против ее кандидатуры на роль герцогини де Шаларгу. Думаю, она подходит на эту роль даже больше, чем настоящий внук. От маркиза де Ларгоста меня не тошнит лишь потому, что по мере отвратительности он еще не смог переплюнуть своего нерадивого отца. Вот того уж точно видеть не хочется. Так что мое слово – да. Надеюсь мне еще выпадет шанс, найти в вас собеседницу леди де Шаларгу.
– Что же, ваше слово, леди Лунария, – король перевел свой тяжелый взгляд на меня.
– Простите меня, Ваше Величество, – стекла я с кресла и присела в реверансе, – но даже если учитывать все перечисленные заслуги, я не вижу среди них своих собственных. За все это я должна сказать огромное спасибо покойной леди Диктории, все благодаря ее необъятному горю, которое я могла хоть немного облегчить. В этот дом меня взяли в качестве замены ее покойной внучке. И ни на какую другую роль я даже не смею претендовать. Не говоря уже о том, чтобы становиться наследницей этого великого семейства. Простите, но я не вправе решать: достойна я или не достойна этого права.
В комнате вновь повисла тишина. Все словно замерло в ожидании главного слова, того самого, решающего. Я надеялась и молилась, что король не откажет в последнем желании Железной леди Верноры. Если сейчас меня провозгласят законной наследницей, то тайна моего происхождения канет в небытие и будет похоронена вместе с герцогиней.
О моем настоящем предназначении знали считанные единицы. Лишь те, кто сидел в этой комнате и еще кронпринц. Но ему точно не было никакого дела до того, кто станет следующим главой рода де Шаларгу. У того как раз подходила к концу война на восточных рубежах, и к первым выходным дням этой бесконечно долгой недели он должен был с грандиозным триумфом вернуться с победой в столицу. Так что бедная сиротка и наследница рода и титула де Шаларгу – последнее, что может его волновать.
Я прикрыла глаза и от волнения стиснула в пальцах кружевной платок – сотый, наверное, за эти три дня. Столько слез пролила, что моего запаса не хватило и пришлось брать платки герцогини. В это время никто не обращал внимания на мои опухшие глаза и льющиеся рекой слезы. Для всех я была убитой горем внучкой. Я и на самом деле чувствовала себя именно так, но увы, не приходилась ей внучкой, а могла претендовать только на гордое звание воспитанницы.
Но теперь во мне теплилась крохотная надежда на то, что, возможно, у меня будет шанс сохранить род в целости и сохранности. Несмотря на козни дочери герцогини и ее поклонников, я смогу отбиться от их нападок и просить милости короля.
– Знаете, – король все же решил перестать нас мучить затяжным молчанием, – я не могу огорчать леди Дикторию и идти против ее воли. Я сам готов признать, что вы, юная особа, годитесь в жены моему сыну как никто другая. Если бы вы или ваша покровительница хоть раз на это намекнули, то поверьте, уже были бы обручены. Я понимаю, звучит дико, но я столько принцесс и дочерей знати перевидал за последние пять лет, что вы для меня словно глоток свежего воздуха. Ваши поведение и манеры действительно на высоте, но другого от воспитанницы Железной леди и не ожидал. Подумайте над моим предложением, и, возможно, через год сыграем свадьбу. Вы не просто потрясающе красивая, но, самое главное – честная. Это человеческое качество в наше время стало настолько редким явлением, что за такую добродетель не жалко многое отдать.