«Глупость смертных, – подумала Одетта. – Твой Бог тебе теперь не поможет».
И дело заключалось вовсе не в том, что Одетта находила веру глупостью. Напротив, она считала Христа одним из своих лучших друзей. Кроме того, надежда – это несгибаемая сила.
Просто не настолько несгибаемая, как Одетта Вальмонт. Не в случае этой девушки. Не этой ночью.
Она дождалась, пока девушка снова зашагает, и устремилась следом за ней по пятам. Многие вампиры предпочитали растягивать время своей охоты, оттягивая атаку до последнего, чтобы страх пропитал кровь их жертвы. Чтобы та начала тяжело дышать, запинаться и умолять о пощаде. Бун обожал подобные игры. Однако охота была его промыслом. Одетта же никогда не относила себя к числу подобного рода бессмертных.
Вместо этого она просто огляделась, чтобы убедиться, что они с этой девушкой по-прежнему одни в темноте. И еще до того, как та успела моргнуть, Одетта метнулась вперед и схватила девушку сзади, зажав ей рот одной рукой и увлекая в узкую аллею.
Одетта подняла ее за подбородок, чтобы встретить ее взгляд.
– Не бойся, – шепнула она, позволяя своему темному дару наделить эти слова успокаивающей магией. Испуганный взгляд девушки стал чуть более расслабленным. – Обещаю, ты ничего не вспомнишь, – проворковала Одетта, крепче сжимая ее.
– Кто… кто вы такая? – выдохнула девушка.
– А кто ты такая?
Ресницы девушки затрепетали, точно она была готова вот-вот уснуть.
– Франсин, – сказала она. – Франсин Хофштадтер.
– Bonsoir[29], Франсин Хофштадтер. – Рука Одетты соскользнула с губ Франсин, чтобы погладить ее по щеке. Она замерла на миг, чтобы заглянуть в карие глаза той. – Ты напоминаешь мне мою мать, прекрасная Франсин.
– Как ее зовут?
Слабая улыбка тронула губы Одетты.
– Луиз д’Арманьяк.
– Какое чудесное имя, – засыпая, пробормотала Франсин. – Какое чудесное… точно как и ваше.
– Она была графиней.
– А вы тоже графиня?
– Наверное. Быть может, я могла бы ей быть. – Одетта постучала указательным пальцем по подбородку Франсин. – Но моя мать, скорее всего, воспротивилась бы этому. Она ни за что не отдала бы свой титул, не без борьбы, по крайней мере. Можно даже сказать, она… она потеряла голову из-за этого титула.
– Я… сочувствую, – сказала Франсин, ее тело обмякло в объятиях Одетты. – Кажется, мать не любила вас так, как полагается любить матери.
– О, еще как любила. В этом я вполне уверена. – В голосе Одетты проскользнули нотки веселья. – Просто себя она любила куда больше. Но за это я не держу на нее зла. Моя мать стала для меня героем. До самого своего плачевного конца она была верна своим принципам.
– Но как она могла любить себя больше, если у нее была такая дочь, как вы? Это неправильно. – Франсин повторила движение Одетты, нежно положив руку ей на щеку. – Хотелось бы мне иметь дочку. Я бы любила ее. Я бы любила вас. – Она улыбнулась, и ее глаза заблестели, наполняясь слезами. – Быть может… я люблю вас.
– Кто же меня не любит, ma chérie?[30] – Одетта переплела пальцы Франсин со своими и поднесла обе ладони к своим губам. – Я тоже люблю тебя, – шепнула она, оставляя свое дыхание на пахнущей ванилью коже Франсин.
Прежде чем Франсин успела моргнуть, Одетта вонзила свои клыки в нежную плоть на ее запястье. Вздох прорезал ночной воздух, однако Франсин не сопротивлялась. Ее тело, наоборот, стало послушным. Опасно податливым. Одетта вдохнула через нос, всасывая новую порцию крови. Ее глаза закрылись. Картинки замелькали в ее сознании. Воспоминания Франсин. Вся ее история, раскрашенная бесчисленным количеством воспоминаний, которые – как отлично известно Одетте – не мог увидеть и прочесть почти никто, даже среди самых талантливых смертных.
Люди обычно вспоминают события не так, как они происходили на самом деле, они вспоминают вещи такими, какими хотят их видеть.
Воспоминание о дне рождения, когда Франсин была еще девочкой, сладкое пралине из торта перепачкало ее губы. Смерть любимой бабушки, Франсин следует за похоронной каретой вдоль улицы Гарден Дистрикт, кружевной зонтик в ее руках отбрасывает на землю узорчатые тени. Свадьба с юношей, которого она считала своим суженым. А несколько лет спустя этот мужчина разбил ее веру вдребезги.
В этом водовороте Одетта видела и отрывки возможного будущего. Сына, который навещает Франсин каждое Рождество вместе со своей супругой, которой хочется быть где угодно, но не с ними. Мужа, который умер, схватившись за грудь, думая о десятилетиях, прожитых в сожалениях.
Все это разбивало сердце Одетты – то, что от него осталось. Жизнь, которая однажды казалась столь многообещающей…
Однако все это неважно. Судьба этой женщины не ее забота.
В конце концов Франсин ведь остается главной героиней своей истории. Все так, как должно быть. Каждый смертный должен быть героем собственной сказки.
Однако даже лучшие герои не без изъяна. И даже лучшие из смертных никогда не забывают об этом.
Одетта сделала новый большой глоток, позволяя Франсин откинуться назад в ее объятиях, словно любовница на пике наслаждения.
В отличие от дара Одетты видеть будущее, способность заглядывать в жизнь своей жертвы принадлежала всем кровососущим. По этой причине Одетта никогда не пила кровь мужчин: погружение в мысли жертвы всегда было для нее чем-то очень личным. Однажды, будучи еще новорожденным вампиром, она решила выпить кровь мужчины, который убивал других ради забавы. Она полагала, что это будет заслуженной расплатой, если он встретит в ней достойного соперника.
Однако его воспоминания оказались слишком жестокими. Он наслаждался преступлениями, которые совершал. Картинки, что промелькнули тогда перед глазами Одетты, сдавили ей горло, удушая, сжигая ее изнутри.
В ту ночь она поклялась себе, что никогда больше не заглянет в мужское сознание.
Мужчины были худшими из возможных героев. Полными изъянов, которые они отказываются в себе замечать.
В ту самую секунду, когда Одетта почувствовала, что пульс Франсин замедляется, она отпустила ее. Не нужна ей смерть Франсин в своих воспоминаниях. Многие вампиры теряли рассудок, когда их мысли соприкасались с тьмой, что царствует между мирами.
Одетта лениво облизала губы. Затем она прижала большой палец к проколам на запястье Франсин, дожидаясь, пока кровь остановится.
– Как только мы расстанемся, – сказала она, – ты забудешь сегодняшнюю ночь. Я никогда не буду причиной твоих ночных кошмаров. Ты вернешься домой и завтра будешь отдыхать, ибо кто-то тебя укусил, и у тебя кружится голова. Попроси родных приготовить тебе стейк со шпинатом. – Одетта заботливо подогнула рукав, скрывая рану на руке Франсин. – Если будешь бродить по этим улицам одна вечерами, ходи с высоко поднятой головой, даже если тебе кажется, что смерть поджидает за каждым углом. – Ее ухмылка стала похожей на опасный изгиб острого ножа. – Только так и стоит жить, прекрасная Франсин.
Франсин кивнула.
– Вы ангел, моя дорогая. – Слезы выступили у нее на глазах. – И я ни за что не смогу вас забыть.
– Я не ангел. Ангелы скучны. Дьявол куда соблазнительнее.
– Вы точно ангел, – настаивала Франсин. – Самое прекрасное создание, которое я когда-либо встречала. – Когда Одетта отпустила ее, Франсин крепко схватила ее за руку, не желая отпускать. Слезы потекли по ее щекам, и смущение собралось морщинками на лбу. – Пожалуйста, – сказала она, – возьмите меня с собой.
– Туда, куда иду я, ты пойти не можешь.
– Могу, если вы возьмете меня с собой. Если сделаете меня ангелом, как вы.
Одетта наклонила голову, и раздумья прекрасного существа, которым она являлась сейчас, сражались с убеждениями, которые она носила в себе, будучи еще смертной девчонкой. В ее руках теперь была власть даровать жизнь. И власть отнимать жизнь.