Здесь, на пляже, этот финт не пройдёт. Тут ты гол и беззащитен. Попытался мысленно увидеть родной дисплей с серией картинок МРТ, но стало только хуже. Перед глазами вновь возникли снимки Наума… Почему мы всегда опаздываем?
Почти год прошёл, а саднит, как свежая царапина. Странно, он ведь мне и не родственник даже. Ну да, друг. Пусть, даже и близкий. Но не настолько же? До сих пор в памяти его лицо: кожа – мертвенно-бледная, с едва заметным желтоватым оттенком, впалые щёки, а главное – глаза, огромные, серо-голубые глаза, смотрящие на тебя с такой молитвенной надеждой… Так Наумка выглядел, когда пришел ко мне.
Хотя нет! Этот взгляд был значительно позже. Полтора года назад он пришёл ещё розовощёким. «Будь ласка, посмотри, что там у меня? Последнее время головные боли то и дело. Но больше меня глюки беспокоят. Ни с того, ни с сего, вдруг, запрыгают искорки, блёстки разноцветные как-то сбоку, и не рассмотришь как назло. И еще какое-то смещение перспективы. Время от времени, конечно. Может давление скачет? Я имею ввиду внутричерепное? Или, не дай бог, микроинсульт какой?» – выпалил он тогда скороговоркой.
Наум всегда был таким. Быстрым, юрким, сообразительным. Воробышек. Так мы его называли. Это из-за фамилии. Бердман. Наум не обижался, даже любил, наверное. Недаром, когда просили назваться он всегда произносил свою фамилию на английский манер «Бё – — ёрдман». Да он и смахивал на птичку слегка: длинный острый нос, круглые глаза, волосы гладко зачёсанные, будто прилизанные, тонкая длинная шея. На смятой, больничной подушке она казалась ещё тоньше…
– Не волнуйся, воробышек, мы тебя подлатаем! Мы из тебя орла сделаем! Слово даю! – ответил я, хотя уже видел его томограмму. Сердце тогда ёкнуло в печальном предчувствии. Опухоль оказалась под «турецким седлом». Естественно, не операбельна. И к химии, по закону подлости, оказалась не чувствительна. Вся надежда в итоге на мою лучевую пушку. И ведь сколько раз, столь многим она помогала… Почему лица всех благодаривших меня людей не могут заслонить это одно?
– Зачем слово давал, если наперёд знал, что не сдержишь?! – произнёс любимый голос строгим тоном. Меня аж в дрожь бросило. Телепатка, блин, что ли? Но тут пышная грудь четвёртого размера, хоть и зажатая купальником, мягко легла на мой затылок, а бокал с остатками коньяка выхвачен из пальцев кроваво-красными ноготками.
– А ты об этом, – с облегчением вздохнул я.
– О чём ещё, по-твоему? Утром клялся, что отныне ни капли спиртного, и вот результат?
– Дорогая, это чисто для аромата. Тебе же самой лучше будет, если из моего рта будет пахнуть не перегаром, а букетом армянского коньяка.
– Мне – без разницы. Я с тобой целоваться сегодня не собиралась! – отрезала Лена. – о чём вы тут беседуете?
– Думаем, как спасти мир! – заявил со всей серьёзностью Лёва, но Ира, его жена, немедленно парировала:
– Так я вам и поверила. Небось, опять о бабах сплетничали?!
– Что ты? Какие бабы в наши годы? – притворно возмутился Миша.
– Анжела, ты слышала?
– Пусик, это вы с меня обсуждали? – притворно возмутилась красотка в золотом купальнике.
– Радость моя, Какая же ты баба? Ты – выставочный экземпляр! – ответил Михаил, схватил в охапку Анжелу и, невзирая на возмущённые крики, плюхнулся с ней в бассейн. Лена с Ирой бросились в стороны, чтобы их не окатило волной. Барахтанье в бассейне немного отвлекло от грустных мыслей, тем более что нам была представлена дивное зрелище – купальник Анжелы не выдержал натиска Миши и лопнул по швам прямо на наших глазах.
– Ой, мамочки! – взвизгнула Анжелика, пытаясь прикрыть укромные места ладошками, но силиконовые груди упрямо всплывали вверх. После секундной паузы, Миша поспешил на помощь и помог девушке выбраться из бассейна, заслоняя собой женское тело. Девчонки тоже не растерялись – мигом догадались снабдить её пляжным полотенцем, после чего она, под наши одобрительные возгласы, спешно ретировалась в коттедж. Сам Миша, как ни в чём не бывало, вернулся к нам, и, налив себе коньячку, обратился к Косте:
– Слушай, дорогой, что ты собираешься делать с этой информацией?
– Сам не знаю. Надо ещё перепроверить, уточнить. Потом, наверное, надо сделать сообщение.
– Костян, ты можешь немного подождать со твоим сообщением немного. Дай мне приблизительно месяц.
– Зачем?
– Ты же сам говоришь, что нужно перепроверить. Вот я по своим каналам этим и займусь. А уже потом, сообщим миру. Я тебе скажу когда. Договорились?
– Пожалуй, да. Месяцем больше, месяцем меньше – какая разница.
– Не скажи! – вмешалась в разговор вернувшаяся Лена. – В моей работе учёт даже на дни идёт, не что, что месяц. Вот, например, чтобы сюда приехать мне трём женщинам пришлось раздвигать.
– Что… раздвигать? – удивлённо прошептала Ира.
– Циклы, циклы раздвигать!
– А что, так можно?
– Ира, ты что? Ладно бы твой Лев такое спрашивал, но ты же женщина.
– И что? Не забывай, я всего лишь экономист. У нас, как раз, ничего раздвигать нельзя. Всё должно сходиться, тютелька в тютельку. А как это можно?
– С помощью гормонов, конечно.
– То есть, можно запрограммировать приход… женских дел?
– Именно.
– Слушай, вот здорово! В таком случае… – возбуждённо зашептала Ира, но Лена оборвала её:
– Потом, Ирка, потом. Сейчас меня больше интересует, о ком наши ребята болтают.
– Да мы не об этом.
– Так о чём?! – хором спросили Ира и Леной. Мы молча переглянулись. Миша взял инициативу на себя:
– Им можно. Они свои. Только, чур, девчонки, Анжеле ни слова. Я её плохо знаю.
– А мы и подавно, – улыбнулся Лёва, – ведь нам известна только внешняя оболочка, а что там, в глубине, знает только Михаил.
– Я тебе сейчас позавидую! – погрозила кулачком Ира.
– Я чисто теоретически! – шутливо запросил пощады Лев, и обратился к Косте: – Давай, рассказывай, а то меня сейчас разберут на запчасти.
Константин вновь пересказал результаты наблюдений и свои выводы. Никто в ответ не проронил ни слова. Тягостная тишина нарушалась лишь слабым шипением волн, с упоением облизывавших прибрежную гальку.
– Жесть! Получается, и полвека не проживу… Лёва, поехали домой, – пробормотала Ира.
– Ириш, не хорони себя раньше времени. Мы что-нибудь обязательно придумаем. – попытался успокоить Миша, но она только махнула рукой на прощанье.
– Мда-а-а. Пожалуй, и нам пора. До встречи ребята, – сказала Лена, на удивление спокойным тоном, и молча, не оглядываясь, побрела к дому. Мне ничего не оставалось, как последовать за женой.
– Созвон? И не забудьте, через месяц у Маши, – напомнил я, на всякий случай.
– У Маши? – недоумённо переспросил Костя.
– Ты забыл? Через четыре недели – годовщина со дня смерти Наума.
– Ах, да, конечно. Обязательно.
– Замётано. Вот тогда и решим, как быть дальше! – решительным, командным тоном заявил Михаил и вскочил на ноги. Люди в строгих костюмах двинулись за ним.
Глава 7. Продолжение поисков
– Это тебе мама посоветовала физикой заняться? – спросил вдруг Игорь, внимательно разглядывая меня, будто только увидел.
– Ты это о чём?
– Разве это не странное совпадение. Твой тёзка – тоже физик-ядерщик.
– Ничего мне мать не советовала. Я же говорил, она не любит вспоминать прошлое. Ладно. Хватит нюни распускать. Пора идти дальше.
– Постой, Наум. Мы не можем так просто уйти. – Кинта полезла в свой рюкзак и долго в нём копалась. Наконец, ей удалось выудить оттуда маленький маникюрный набор, который она с радостью нам продемонстрировала.
– Тормозишь нас, чтобы подправить ногти?! – возмутился Игорь, но Кинта, не обращая внимания на него, вытащила острую пилку из набора, затем подсела поближе к могиле. На обломке сталактита, она стала выцарапывать буквы.
– Как фамилия и отчество дяди Кости?
– Отчество Иванович, а фамилия… кажется Морозов. Да, точно Морозов!
Кинта лишь молча кивнула головой в ответ, продолжив работать над камнем. Всегда любил смотреть на людей в работе. Они становятся какими-то одухотворёнными, что ли. А девушка очень старалась. Непослушная чёлка то и дело падала на лицо, и Кинта сердито сдувала её со лба, не прерываясь ни на секунду. Лицо её стало сосредоточенным и вдохновенным. И в то же время по-детски непосредственным.