– Выходит так… Наум Ильич, вы с инспекцией приехали, скажите честно? Хозяева нынче редко приезжают. То ли заняты, то ли забыть хотят. Поэтому ваш приезд так и взбудоражил всех.
– То-то, смотрю, все на цыпочках вокруг ходят. Нет, успокойте людей. Я не с инспекцией. Говорю же – по личным делам. Тут отец мой погиб. Во всяком случае, так записано в документах. Почти все согласны с этим…
– Кто все?
– Друзья, родственники. Их можно понять. Всё-таки двадцать два года прошло.
– Фюить-фью. Срок… Но у вас есть сомнения?
– Игорь, во-первых, давай на ты. Мы же вроде одного возраста. И, пожалуйста, просто Наум. Не хочется раньше времени в старики записываться. А насчёт сомнений, так это больше мать. Она до сих пор верит, что он жив. Ведь никто его мёртвым не видел.
– То есть, ваш, прости, Наум, твой отец, на самом деле, пропал без вести? Постой, постой, дай догадаюсь, в пещере?
– Именно! И теперь, когда стали расчищать её, решили проверить мамину гипотезу.
– Теперь всё ясно! Слушай, Наум, а можно мне с тобой? На поиски, а? Я ведь тут все опасности знаю, о которых на материке и не догадываются. Одни гигантские муравьи чего стоят.
– Муравьи?
– Гигантские! Три с лишним метров в длину. Зрелище то ещё, скажу. Своими собственными глазами! Вот это видел? – он закатал штанину на левой ноге до колена. Голень его была покрыта шрамом, будто после сильного ожога.
– Как тебя угораздило?
– Это ещё в первые дни после приезда. Новички часто здесь впросак попадают. Хотел поутру на горку взобраться, чтоб окрестности осмотреть. Муравьиная кислота. Сам виноват. Нельзя было близко к муравейнику приближаться. Стражник, как ему положено, и брызнул.
– А причём тут муравейник? Ты же ведь на него не взбирался?
– Так муравейник и был тем холмом, оказывается. Сейчас-то я их сразу узнаю. По форме. И по запаху. Вон, видишь вершины деревьев вкруг зелёной горы стриженные?
– Да.
– Так это их муравьи постригли. Из деревьев они укрепления строят, тоннели там, кладовые. А горка – это есть самый большой на острове муравейник.
– Слушай, а мать мне ничего про них не рассказывала.
– А когда она отсюда уехала?
– Почти двадцать два года назад и уехала. Сразу после землетрясения и цунами.
– Ясно. Сейчас узнаю. – Игорь подозвал помощника:
– Буди, ты не знаешь, когда здесь муравьи-гиганты появились?
Я даже не успел удивиться, как Буди на ломаном, но русском ответил: – Мураши тута пятнадцать года. Ранше не биль, точно.
– Буди, а откуда ты русский знаешь? – спросил я.
– Буди в пещера выучил. Лена Айя училь. Здесь много русский биль.
– Айя? – переспросил я, на что получил ответ от Игоря: – Айя – это тётя.
– Тётя Лена? Может это моя мама была? Её тоже Леной зовут. Она вообще-то врач.
– Точно, врач, точно! Лена Айя моя мать лечить, мене тоже лечить. Буди тогда двенадцать года биль.
– Вот так встреча! Что ж, будем знакомы, Буди. Меня зовут Наум.
– Наумь. Харашо. Буди, Наум теперя спомнить. Наум совсем маленкий биль. Такой! – и опустил руку на уровень колена.
– Так ты на острове живёшь, Буди?
– Не-а. Здеся никто не жить. Люди не жить. Страшно!
Игорь поспешил добавить: – Местные опасаются сюда приплывать. На острове полно сюрпризов. Недаром остров Теркутук.
– А что это значит?
– В переводе с индонезийского – Проклятый остров.
– Неужто? Знал бы Михаил Вартанович тогда, может и не стал бы здесь убежище строить.
– А ты думаешь, почему остров необитаем был всегда? Буди, помощник мой, многое порассказал. Здесь люди и до появления Зелёного Солнца пропадали, а потом и подавно. Еле-еле уговорили нескольких местных сопровождать экспедицию. Кстати, его бы тоже не мешало взять. Как-никак здешний.
– Нет проблем. Если у тебя и у него нет других забот, как лезть чёрте куда, милости просим. Воду ведь уже откачали?
– В бывших жилых помещениях да. И завалы частично разобрали. Но вглубь ещё никто не пробирался. Некогда было.
– Тогда завтра же и приступим.
Глава 2. Кинта
Однако, наши планы отправиться спозаранку пошли кувырком. В палатке Игоря, в которую заглянул, чтобы разбудить его, было пусто, а на кровати лежала записка
«Наум, извини. Пришлось срочно идти в деревню.
У Буди приступ лихорадки.
Как освобожусь, тебя найду. Игорь».
Жители соседних островов, согласившиеся помогать в экспедиции, поселились неподалёку от нашего лагеря, ближе к джунглям. Я насчитал с десяток круглых тростниковых хижин, с блестящими, чёрными крышами. Это что ещё такое? Только приблизившись, понял – крышами хижин служат нынче модные по всему миру зонтики-солнечные батареи. Молодцы, совмещают современность с традициями. Действительно, просто – раскрыл шестиметровый в диаметре зонтик, огородил со всех сторон тростником, или ещё чем, и вот тебе готовое укрытие и ночлег. Попавшийся мне навстречу житель, на мой вопрос «Буди?», сопровождённый выставленной вперёд перевязанной рукой, молча указал на один из домов. Вход в хижину был закрыт от посторонних глаз громадными пальмовыми листьями.
– Игорь? Это я, Наум! – крикнул, остановившись у входа. Листья пальм разошлись в стороны, и навстречу мне… вышла она. Аж, сердце захолонуло. Тонкая, стройная, с кожей цвета молочного шоколада, Густые чёрные волосы, по-модному коротко стриженные, обрамляли продолговатое лицо, с высокими скулами и тонким изящным носом. Такое лицо вполне могло сойти за европейское, если бы не цвет кожи. Да миндалевидные, с остро загнутыми вверх внешними углами, глаза. Они, как два чёрных, глубоких колодца, от которых невозможно отвести взгляд. Бездна она ведь и страшна своей бездонной притягательностью.
– Прошу, господин Наум. Милости просим. – пригласила внутрь девушка. Она говорила с едва уловимым акцентом, который ей даже шёл, из-за него каждое слово казалось значительней и ярче. Да и сам голос звучал своеобразно, не высокий, не низкий, тембр был полон оттенков. Словно мёд, тягучий и насыщенный. Такого голоса нельзя ослушаться. Что я и сделал, последовав за девушкой в прохладную тень хижины.
– У вас прекрасный русский. Откуда?
– Я учусь в университете. В Москве. Скоро заканчиваю. Меня зовут Кинта.
– А меня Наум. Очень приятно. – ответил я, и застыл на пороге, немного оторопев от густого, терпкого, но приятного аромата. В центре помещения в железном, чёрном от копоти тазу тлели угли, источавшие этот запах.
– Наум, отомри! – услышал знакомый голос доктора из темноты хижины.
– А, вот ты где! – обрадовался я, выходя из ступора: – Буди, как вы себя чувствуете?
– Т-с-с! Тише. Он спит. У него высокая температура. Лихорадка Денге. Слава Богу, кажется не тяжёлая форма.
Я подошёл к невысокому настилу из связок тростника, что служил кроватью. Буди лежал на, как мне показалось, круглом валике, укрытый до подбородка несколькими цветастыми шерстяными одеялами. Только подойдя вплотную понял, что круглый валик, на самом деле, представляет собой кусок ствола гигантского бамбука. Игорь, поймав мой взгляд, пояснил:
– Не беспокойся, ему удобно. Он так привык с детства.
– Помощь нужна? Может лекарства с материка, деньги?
– Ему нужны сейчас только покой и обильное питьё. Жаропонижающее я ему уже дал.
– Как ты думаешь, этот приступ надолго?
– Пару дней ему надо будет отлежаться. После приступа всегда сильная слабость. Мы можем отложить поход на пару дней?
В этот момент Буди очнулся и, сделав усилие, приподнялся, опёршись на локоть. У настила немедленно оказалась девушка. Она бросилась было на помощь Буди, но тот жестом остановил её:
– Нет! Буди сам. Буди луче уже. Поход ходить вам. Буди не можно ходить. Доча место Буди. Она с вами.
– Мы вас одного не оставим. – попытался было возразить Игорь, но Буди решительно поднял вверх ладонь: – Нет! Буди сказал, Буди луче. Буди лежать сам, вода пить, целебный листья есть, спать много. Вы все – ходить поход. Кинта!
Дочь присела на колени перед отцом, и тот прошептал ей что-то на ухо. Она склонила голову в знак согласия и молча вышла из хижины. Потом Буди обратился к нам: