Воины Магира обычно обрезали свои волосы или носили приспособления из дерева и кости, собирающие их волосы на затылке. Бороды воинов также принято было содержать в чистоте и опрятности, некоторые воины носили длинные бороды и заплетали их в косички. Но эти дикари имели ужасный вид! У многих черные как смоль волосы клочками торчали в стороны, в бородах оставалась вся история походных обедов и ночных оргий, запечатленная кусочками высохшей пищи, слипшимися от вина или блевотины клочками волос. Кроме страха эта орда вызывала отвращение!
Крики жертв смешались с воплями злобы и ярости! Город напоминал скорее бойню, чем защищающуюся крепость. Детей и женщин сгоняли в центр, а мужчин, подростков и стариков убивали на месте. Не многие успели оказать сколько-то ощутимое сопротивление или спрятаться в укромных уголках и погребах.
Ужасные маски смерти, нарисованные на лицах врагов, лишь усиливали панику среди жителей крепости. Прятались все, кто только мог, но разъяренные безжалостные воины находили и чаще всего убивали на месте или сгоняли на центральную площадь.
По всему видно было, что воины орды торопились. Они знали, что скоро вернется дружина, очевидно, знали все о жизни города. Заметно было, что кто-то из крепости приготовил их разбойное нападение. Отряду нужно было исчезнуть как можно скорей, потому что у них было недостаточно воинов, чтобы противостоять дружине Магира.
Тину вместе с другими женщинами и девушками пригнали в центр крепости. Она жадно всматривалась в лица всех детей, мертвых и живых – дочери не было видно нигде. И это как-то скрадывало окружающий ужас. У Тины, сердце которой сжималось при виде смерти животного, помутилось в глазах от криков умирающих людей, открытых глаз мертвых детей и взрослых. И это были топико, которых она хорошо знала и любила, несмотря на разность понятий, и уклада жизни. Сознание отказывалось принимать реальность происходящего, все казалось страшным сном. Движения Тины стали замедленными, глаза пустыми. Как во сне она обняла нескольких женщин, прижимающихся к ней в поиске защиты. Самым страшным было сознание собственной беспомощности – Тина не могла их защитить. Если бы страж согласился отпустить ее в лес, Тина могла бы привести прирученное семейство ронго из леса, возможно тогда, она смогла бы напугать суеверных воинов отряда дикарей, и этим помочь своим людям. Но теперь в окружении зла, которое превосходило ее понимание, дитя мудрого племени, была намного беспомощнее этих женщин.
К горстке испуганных пленниц на ойо подъехал воин с бордово-красной маской смерти, нарисованной на его лице, что-то сказал охранникам, осмотрел пленников. Взгляд воина упал на Тину, и он несколько минут внимательно ее рассматривал, затем что-то приказал ей – Тина не поняла ни слова, продолжая сидеть в окружении тех, кто надеялся на ее помощь. Воин гневно повторил приказ – никто из пленниц не понимал его, включая Тину, но Тина поняла одно – воин обращается к ней. Женщина встала, опустив глаза к земле. Поняв, что не добьется от пленников ничего, воин сказал несколько слов подчиненным и отъехал в сторону, осматривая крепость. Тина стояла оглушенная, эти топико ходили и разговаривали между собой на протяжении последнего часа, и она не понимала ни слова из их языка. Как будто ее способность понимать речь других людей исчезла! Женщина почувствовала, что впервые в жизни ей не хочется понимать эту речь. Воздух в крепости напоминал ей сгусток жадности, жажды убийства, похоти, ненависти и страха. Ей казалось, что выжить в этой атмосфере просто невозможно. Впервые в жизни она испытала чувство непреодолимого страха.
Как во сне Тина двинулась вместе с другими пленницами к воротам крепости, подгоняемые древками копий, саблями в ножнах, которые дикари использовали теперь как палки. Тине казалось, если сабля, обагренная кровью, прикоснется к ней – случиться что-то страшное, и она быстро шла, стараясь избежать прикосновений. Из ворот выехали также подводы с трупами убитых. В крепости не осталось тел ни врагов, ни защитников. Пленников разделили как вещи, сильнейший брал лучшее, слабым оставались те, кого не захотели брать сильные. Необыкновенная красота Тины, теперь стала губительной, она попала к предводителю дикарей в числе первых.
Идти пришлось до самой темноты. Воины и их добыча шли, почти не останавливаясь – дикари боялись погони. По дороге они старались сбить с пути возможную погоню, и всеми способами стирали следы. Несколько миль пришлось идти всем по воде небольшой речки. К вечеру даже взрослые, сильные воины выбились из сил. Молодые девушки едва передвигались от усталости, падая на каждом шагу, немного детей, оставшихся в живых, уже не могли идти и матери, из последних сил несли их на руках. Всякого, кто уже не мог идти – ждала немедленная смерть.
Стемнело. Когда дикари разбили лагерь, каждый взял в свой шатер добычу, привязав женщин к центральному шесту шатра. Наутро едва рассвело, вновь собрали шатры и двинулись в путь. К полудню, наконец, пришли в большой лагерь, пленные поняли, что были захвачены разведывательным отрядом не очень большого племени дикарей. Неизвестно было, уйдет ли это племя назад, захватив добычу, или это только начало наступления воинов дракона на жителей лесов и долины для того, чтобы обеспечить своим драконам еду на период их размножения? Для пленных, попавших в этот стан, не имело значения, что будет дальше – их судьба, их жизнь решалась сейчас!
Все жители Ловара знали, что драконам нужно усиленное питание в период их размножения, но племена, живущие рядом с их пещерами, не хотели отдавать властителям своих близких и родных и своих животных, поэтому шли на войну. Дикари захватывали пленников для пищи драконов, многих женщин и молодых девушек брали в жены, а заодно и грабили захваченные крепости.
Все пленники племени Магира знали: дикари в течение трех дней не прикасаются к женщинам. Оставалось ждать избавления в оставшиеся два дня, а затем готовиться принять бесчестие или страшную смерть. Думать об этом не хотелось, и каждая женщина молила богов об избавлении. Вечером второго дня к Тине подошла старуха каким-то сосудом и иглой. Старуха переодела ее в брачный наряд, потянув за руку, усадила перед собой и, намочив иглу в жидкости, вывела какой-то знак между бровями. Тина повиновалась, ей было безразлично, что сделает с ней эта страшная и грязная старуха. В мозгу стучала одна мысль: «Я не могу больше, я не могу больше!» Сжавшись в комок, обхватив колени руками, Тина сидела неподвижно. Старуха ловко закончила свою работу, похлопала ласково ее по плечу и произнесла:
– Молодец, дочка, не противься, будь смирной, и все у тебя будет хорошо, тебя никто не обидит! Теперь ты станешь нашей… – и сняла путы с ее ног и рук.
«Я поняла ее!» – Тина не была уверена, что поняла слова верно, но высказанная мысль стала понятной. Эта мысль поразила Тину, она резко вскочила на ноги, испугав старуху этим неожиданным движением. Возможно, старуха решила, что поторопилась с освобождением покорной, но непредсказуемой пленницы. Но Тина сразу сообразила, что может потерять преимущество и тихо улыбнувшись, присела у края шатра, повторяя за женщинами дикарей, сидящими у входа в шатер, где жил их муж. Старуха удовлетворенно что-то пробурчала и занялась своими делами. Словно проснувшись, Тина оглядела стан воинов дракона:
«А ведь их немного, отряд Магира справился бы с этим станом, если бы напал неожиданно. Они не ждут нападения!».
Тина поняла, что приобрела вновь способность мыслить и чувствовать, исчезла страшная атмосфера зла человеческого. Наступило время затишья. Мысленно она воззвала к Тому, Кого назвать не смели ни она, ни праотцы ее. Никогда в другое время она не смела, взывать к Нему, обращаясь за мудростью ко всему Его созданию, к солнцу, деревьям, стихиям. Но сейчас ей нужна была не просто мудрость, ей нужна была ощутимая реальная помощь. Сейчас был тот случай, в котором она не могла ничего сделать сама. «Я пойду за помощью, закрой им глаза, я не могу допустить больше бесчестья и смерти. Или пусть меня убью сейчас, чтобы я не видела всего этого»!