В современных реалиях столь жесткий режим распределения времени существует лишь в трудовых колониях, где так называемое свободное время, чем бы оно ни было заполнено, все равно есть время «отсидки». При этом чем строже дисциплинарный режим, тем жестче временные́ лимиты. Однако и в условиях строжайшего режима возникают временны́е диффузии. Парадокс антиутопии «Время» заключается в том, что как бы болезненно и остро ни переживался темпоральный остаток, на который скрупулезно (вплоть до секунд) указывают часы, люди все равно беспечны в его трате. Так, один из героев, получив по дружбе «десятку» лет, бежит в бар и напивается до смерти. Очевидный и неприятный парадокс тотального тайм-менеджмента заключается в том, что менеджер, у которого, по его словам, «каждый день расписан по минутам», вдруг режет себе вены и месяц валяется на больничной койке.
То же самое можно сказать о так называемом времени дожития. Столь циничное определение пенсионного возраста самой формулировкой отбрасывает пенсионера в маргинальный возраст. Однако и внутри него возникают маргиналии: с одной стороны, пожилой человек оказывается в ситуации сверхценного окончания времени, а с другой стороны, кто сказал, что именно так он проживает свой временной остаток? Удивительная черта человеческой натуры заключается в том, что человек способен впустую тратить время даже на пороге смерти. Таким образом, понятие «время дожития» лишь обостряет ту неустранимую двойственность, что характеризует темпоральный остаток жизни: времени всегда недостаточно, чтобы его тратить, и всегда достаточно, чтобы его завершить. В той же связи, подкрепляя свое рассуждение об окончании жизни как «способности быть целым», М. Хайдеггер приводит цитату из «Богемского пахаря»: «Едва человек приходит в жизнь, он сразу же достаточно стар, чтобы умереть» (Хайдеггер, 1997. С. 245).
Двусмысленность маргинального остатка, которую мы попытались предъявить путем различения оставшегося и остаточного времени, требует соответствующего онтологического словаря. Такой словарь дает М. Хайдеггер, различающий онтический и онтологический смыслы экзистенциальных феноменов. Если онтологический смысл оставшегося времени выражается в окончании как решительном заступании в конечность, то онтический смысл – в оттяжке конца – в заполнении времени всевозможными остатками. К примеру, если взять время дожития, то его онтологический смысл состоит в заступании в смерть и заботе о целостности Dasein, в то время как онтический смысл – в круге повседневных забот, предположенных самим понятием «пенсионный возраст» (приоритет здоровья, медицинская страховка, социальное обеспечение, органы опеки или попечительство родственников и т. п.). Когда А. С. Пушкин в начале «Евгения Онегина» рисует картину дожития, он всего лишь описывает один из онтических модусов остаточного времени.
С учетом этой онтико-онтологической двойственности маргинального времени как времени, конституированного относительно границы, следует рассматривать любую форму социального, включая труд и досуг. Отсылкой к онтологии мы хотели лишний раз подчеркнуть, что не все в труде есть труд, как и не все в досуге есть досуг, правда, теперь с акцентом на слове «есть». Труд и досуг прежде всего стоит рассматривать как способы экзистирования и лишь затем – как формы организации социального времени. И если способ экзистирования в труде не совпадает с социальной формой труда, то налицо проблема. Если мы сталкиваемся с такими явлениями, как диффузия границ и хронологическая дезориентация, то это значит, что что-то изменилось в самих феноменах труда и досуга.
Диффузия пространственно-временны́х границ рассеивает субъекта – его собранность на чем-то одном; следовательно, ставит под вопрос саму оппозицию труда и досуга, в силу чего ее запись требует новой грамматики: не с помощью союза «и», а с помощью знака «/». Проблема диффузии границ труда/ досуга заключается не только в том, что растворяются дисциплинарные рамки, но и в том, что рассеянию подвержена сама экзистенция. Иными словами, проблема в том, что «два этих ремесла» смешиваются в самом способе человеческого присутствия.
Список литературы
Агамбен Дж. (2018) Оставшееся время: Комментарий к Посланию к Римлянам / Пер. с итал. С. Ермакова. М.: Новое литературное обозрение.
Корсани А. (2015) Трансформации труда и его темпоральностей. Хронологическая дезориентация и колонизация нерабочего времени // Логос. Т. 25. № 3 (105).
Мамардашвили М. К., Пятигорский А. М. (1982) Символ и сознание: метафизические рассуждения о сознании, символике и языке. Иерусалим: Малер.
Маяцкий М. (2015) Освобождение от труда, безусловное пособие и глупая воля // Логос. Т. 25. № 3 (105).
Разинов Ю. А. (2018) К герменевтике символа смерти // История. Семиотика. Культура: Сборник материалов Международной научной конференции, посвященной 250-летию Ф. Шлейермахера / Отв. ред. И. В. Демин. Самара: Самарская гуманитарная академия. С. 112–123.
Фуко М. (1999) Надзирать и наказывать: Рождение тюрьмы. М.: Ad marginem.
Хайдеггер М. (1997) Бытие и время. М.: Ad Marginem.
MARGINAL TIME OF LABOR AND LEISURE:
Existential-ontological aspect
Yuriy Razinov
Author’s affiliation: Samara National Research University, raznov.u.a@gmail.com.
Teh article discusses the topic of the demarcation of labor and leisure, which examined in the temporal aspect. In particular, the problem of marginal time and the difuf sion of the boundaries between labor and leisure is posed. In order to explicate the existential-ontological horizon of marginal time, the concept of “the time that remains” by G. Agamben is analyzed.
Keywords: labor, leisure, laziness, idleness, marginal space, marginal time, the time that remains temporal difuf sion, limit, extreme, Agamben.
Лень и прокрастинация как практики активизма
Данила Расков
Расков Данила Евгеньевич (danila.raskov@gmail.com), кандидат экономических наук, доцент кафедры проблем междисциплинарного синтеза в области социальных и гуманитарных наук Санкт-Петербургского государственного университета, руководитель Центра ис – следований экономической культуры.
Прокрастинацию и бездействие в «культуре тотального труда» часто относят к маргинальным занятиям или даже к заболеваниям. Цель статьи состоит в том, чтобы на философском уровне показать, что, напротив, прокрастинация, отказ от труда и бездействие являются активными и творческими практиками, которые делают осмысленным труд. Прокрастинация, или оттягивание выполнения, позволяет выполнять много других, незапланированных дел. Отказ от труда заложен в творческом труде и является той практикой, потенциал которой в виде «ленивого действия» или «лени» хорошо осмыслен в рамках художественного авангарда (Малевич, Дюшан). Наконец, наиболее радикальная форма – бездействие – позволяет выйти за рамки оппозиции труда и досуга. Бездействие как бесцельное, беспредметное, непрактичное действие становится переключателем для нового, творческого акта. В статье тем самым показывается прагматика таких практик, как прокрастинация, отказ от труда и бездействие для свободы действия.
Ключевые слова: бездействие, лень, прокрастинация, праздность, досуг, лень, отказ от работы.
JEL: B40, Z0
Печатается по: Расков Д. Е. Лень и прокрастинация как практики активизма // Международный журнал исследований культуры. 2020. Т. 1 (38). С. 79–89.
Не будет преувеличением сказать, что мы живем в мире, в котором ценится трудолюбие, действие, эффективный результат. Такую культуру, в рамках которой за досугом (греч. schole, лат. otium) не признается самодостаточного, высшего смысла, вслед за Йозефом Пипером можно назвать «культурой тотального труда»[2]. Даже положение о том, что мы работаем, чтобы отдыхать, воспринимается с бóльшим сомнением, чем пиетистское: «Трудятся не для того, чтобы жить, а живут для того, чтобы трудиться. Если же человеку больше не дано трудиться, то он обречен на страдание или смерть»[3]. В этой культуре за праздностью, ленью, склонностью к откладыванию дел закреплена негативная оценка. В определенном смысле практики ничегонеделанья, отказа от работы, ленивости и отвлеченного созерцания маргинализируются как не вполне нормальные для современного преуспевающего человека.