– Вечер здравый дедушка Иван Чай.
– И тебе не хворать внучек. – Ворчливо буркнул Иван Чай. – Ты наверно забыл, что погонщик я тебе.
– Как забыть такое. Такого у меня еще ни разу не бывало.
– То тоже. Зачем звал?
– Евлампий сказал, что в здешних окрестностях есть часовня Кладриэлева. Он рекомендовал мне спросить у вас дорогу.
Иван резко обернулся, потом встал, походил, что-то высматривая, и опять сел напротив меня.
– У кого у вас?
Я страшно удивился этому вопросу, и видимо удивление было написано у меня на лице, так как Иван Чай долго хохотал, держась за бока.
– Ох, насмешил ты меня внучек. Пошутил я немного, не обижайся. Путь я тебе, конечно, укажу, но идти тебе самому придется. Нет мне хода в ту долину. Да и тебе бы не советовал. Что тебя тянет к тому гиблому месту?
– Так отец Евлампий сказал, что лишь Кладриэль скажет мне, куда мне идти, чтоб память вернуть.
– Боюсь, что он укажет тебе направление, куда ты и сам дорогу найдешь. Это коли придет и это самое удачное его к тебе будет отношение. Считай, что повезло тебе.
– Но он же Бог!
– Так и что с того? Ты думаешь, Богу есть дело до букашек? Ты всех букашек обходишь, когда по лесу идешь? Вот и он может, задавит, а может ногу мимо пронесет, и не дай бог заинтересуется. Тогда твоя жизнь станет игрушкой в его руках. Я б на твоем месте не ходил.
Я задумался над словами погонщика своего. В чем-то он был прав. Вспоминая годы, проведенные в мире, в пути с караваном я сам часто думал о том, куда смотрят Боги, когда мерзость разная живет и множится, отравляя жизнь другим людям. И что самое обидное – говорят, что их Бог господин-путник накажет. Но вот извечный вопрос также мучает всех: «а есть ли жизнь после смерти». С другой стороны она есть, раз я беседую с духом давно умершего человека.
– Скажи мне Иван, вот ты умер, а дух твой жив – что это? Это закон или случайность? И есть ли жизнь после смерти для всех или это тоже исключение?
– Сложный вопрос ты мне задал Тём. Мое мнение таково, что жизнь после смерти есть, но не для всех. Сколько раз я видел души, что отлетают от живых в бою. Да редко кто из них потом остается цельным и мир понимающим. Большинство рассеиваются. Те, что остаются цельными, то по большей степени бродят как я по миру, да людей пугают, пока их священник какой не упокоит. А есть ли рай или ад я не знаю. Не видел я этого. Может когда упокоят – тогда узнаю.
– А ты хотел бы, чтоб тебя упокоили?
– Это мне зачем?
– Ну, чтобы узнать – есть ли что дальше.
– Это мне пока без надобности. Уж не сказал ли тебе Евлампий, что упокоить меня надобно?
– Нет, но на всякий случай дал мне молитву для этого. Коли воля твоя на то будет, чтоб я помог тебе упокоиться.
– А сам то, как считаешь?
– Не вправе я такое решать. Разве ты меня об этом трижды попросишь.
– Не попрошу.
Старик явно обиделся и отвернулся от меня. Мне стало жаль этого духа озерного. Да предложить мне ему было нечего. Решил я перевести разговор в другом направлении.
– Прости меня коли, что не так сказал. Но мне все равно хочется вопрос задать. Ты старше меня и мудрее.
– И что тебе знать хочется?
– Хочу я знать, зачем мне жить коли я чужой в мире этом. Не помню прошлого своего. Не помню, какого рода и племени. И почто мне жить коли я как трава перекати-поле?
– Есть наверно смысл в каждой самой никчемной жизни. Коли ты думаешь, что я все время был на берегу озера, то ты глубоко ошибаешься. Я шел с тобой весь твой путь, и не было нужды тебе идти на берега этого озера ради разговора со мной. Я все видел и все про тебя знаю. Ты говоришь, что жизнь твоя пуста? Нет, не пуста она. Ты оставил четкий след во многих жизнях. В жизни Лехи и его соседа Митяя, в жизни хлебопашцев, изменил судьбу судьи Кирияна, дружинника Булата, караванщика Игоря и сына его Матвея, девочки Маши. Ты изменил политическое положение в мире. Твои самострелы и плуги привели к объединению народов. Сейчас князь Георгий ведет войну за объединение под своим началом народов населяющих этот материк. А завтра он получит пушки и мир как спелое яблоко упадет к его ногам. Посмотри, как много ты сделал. Я уж не говорю о развитии торжища и окрестных земель, что стали пользоваться новым плугом. Выросло благосостояние народа под управлением Рыцаря Кирияна. Да и в других местах стало краше. А то, что князь Георгий войну затеял, ты не переживай, что с твоей помощью, это было неизбежно и не зависело от тебя. Он давно вынашивал планы создать единое государство на тысячи дней пути. И он бы все равно начал бы войну, независимо от тебя и твоих самоделок. Но благодаря новому оружию победы ему даются малой кровью, а как получит он пушки и вовсе все перепугаются и даже сопротивляться не будут.
– И он благодарно примет их капитуляцию?
– Конечно, примет. У него нет цели ограбить и в рабство народы загнать, у него цель собрать всех вместе. Зачем убивать курочку, что принесет ему много птенцов.
– Значит, ты считаешь, мне есть место в этом мире?
– Есть, но ты его не хочешь. Ты хочешь занять свое. Вот в чем твоя проблема. Хотя в мире этом ты можешь быть рядом с князем, но ты все равно хочешь вернуться в свой мир, совершенно не понимая того, что тебя выбросили оттуда умирать в мире этом. Лишь случай позволил выжить тебе.
– Тогда я обязательно должен вернуться, чтоб наказать того кто сделал это.
– А если окажется, что в том вина твоя – ты зарежешься сам?
– Не мог я поступит бесчестно!
– А откуда ты знаешь? Ты ведь не помнишь себя. Я часто видел, когда смертельно раненные выживали и после долгой хвори, часто, они становились другими.
– Все равно я хочу узнать. Коли вина на мне – тогда и решу, что мне делать.
– Вот это правильно. Ладно. Ночь уже. Иди поспи, а я охраню твой сон. Завтра с утра двинем в горы. Дорога туда не далекая торов пять всего. Но далее тебе идти одному. Утром я тебя разбужу.
– Я тебя буду видеть при свете дня?
– Нет, не будешь, но почувствуешь.
Шуляк, город-торжище, Рыцарь Кириян
Уж три дни прошло, как получил я весточку от своего товарища из столицы. Писал он, что князь наш тяжко воюет на юге страны и сутужно ему. Терпит он нужду и в ратниках, и в деньгах, и в оружии. Стало стыдно мне, что подати уж три года не платил я князю нашему. Торжище разрослось уж предостаточно. Замок начал строиться, и князь был так милостив, что прислал мне трударей и пахарей. Вызвал я сына младшего, казной он ведал моей.
Доложил сыне мне, что дела наши куда как успешные.
– Из накоплений у нас батюшка четыре больших сундука чеканного золота монетою княжеской. По двести тысяч монет в сундуке том каждом. Да злата, что с копальни нашей в слитках – пудов четыреста. Также серебра сорок сундуков таких же, по двести тысяч монет. Это только то, что лежит в хранилище опечатано. Есть еще тысяч триста монет золотых да серебряных в казне на расходы строительные, да разные отложено, чтоб в сундуки не лазить хранилища. Из запасов же продуктовых у нас пшеницы станет кормить всех трударей в округе на год не менее, а еще не получали мы зерна с урожаю свежего. Мяса копченого, сушеного да соленого в бочках, как ты приказывал, на годичную осаду торжища станет. Вина легкого кислого, для пития в хранилище горном такмо станет поить все людство торжища аки водою. Овощей маловато, так на то огороды есть у всех. Как ты говорил, все хранится и обновляется. Ероха сын Василия за всем глядит честно. Как получим оброк по осени прошлогоднее, погрузим на подводы да на продажу пустим путем юго-восточным и северным.
Коли любо тебе будет батюшка цифры все у меня в книге записаны, что куда трачено да откуда получено. Все у меня точно записано до медяка, до полушечки.
– Что про медь не сказал? Али нет ее?
– Есть и медь батюшка. Сундуков сорок стоит, так то монета не надежная в обороте она вся я ее в оплату пускаю, трударям мелким, да каторжникам.
– Каторжникам? Ты сума сошел сыне, на то они и каторжники, что должна работать вечно, да безоплатно.