Я засмотрелся на звезды и уснул. Проснулся от того, что Тём на телегу меня укладывал, как маленького. Мне было и приятно это и стыдно. Стыдно, что уснул в дозоре, а приятно, что Тём не бил и не бросил за это. Другой он, и это наверно хорошо.
*****
Настало утро. Я подтянул упряжь и залез на телегу. Тём всунул мне в руку кусок хлеба с мясом, кружку отвара и мы поехали.
Тор за тором мерили лошадки дорогу. Вот уж и перевал виден. На перевале была видна дозорная башня и форт охранный. Над фортом трепетало знамя нашего князя. Я прищурил глаз и даже рассмотрел фигуры стражников на дозорной площадке. Стрика востроглазым называл меня.
Возле ворот на торжище стояла сутолока. Все хотели быстрее зайти, чтоб на ночь не оказаться за оградою. Как рассказал мне Стрика первого раза, стражники охраняли только тех, кто получил лист торговый. А те, кто на ночь за воротами оставались должны были хоронить себя сами от озорников разных. Нам то ничего нас много, да и то опасно. Среди нас убивцев не было.
Стрика махнул остановку, и все встали. Он подошел к нашему возу и спросил у Тёма его ножи на продажу. Тём развернул холстину с поделками. Дед выбрал один и пошел к воротам, сказав всем смотреть, как он выйдет всем сразу двигать к воротам. И пошел. Так и прошлый раз было. Стрика пошел, и мы быстро за ограду проехали. И этого раза не успел я три раза зевнуть, как он вышел и стал махать нам, чтоб ехали.
Проезжая ворота я заметил у старшего стражника на поясе висел нож, что Стрика у Тёма брал.
Мы сбились в двадцати шагах от ворот, и Стрика опять всем сказал стоять, не баловать. Сам вдругорядь ушел к воротам. Вскорости он вернулся со стражником и тот выдал всем торговые листы. В них он прописал товары, что были привезены для продажи и напомнил всем, что мы повинны все наши торги в них записывать. Что коли заметят подмену или недопись быть нам битыми.
Когда он ушел Тём подошел к Стрике и спросил:
– А коли лист закончится, что делать?
– Да по торжищу стражники ходят вкругорядь, у них второй возьмешь, как надо будет. Плуги сам не продавай, я их все к себе записал. Другие поделки продавай сам, коли хочешь, а хочешь, я сторгую.
Тём почесал затылок и согласился, чтоб дед сторговал все. На том и порешили.
Когда все получили листы торговые, то двинулись дальше вдоль торжища к постоялому двору. Там осенью нас привечали. Стрика сразу договорился на постой, лошадей распрягли и отогнали в стойло. А мы все пошли к столу поесть с дороги, на завтра ехать на торг.
– Что вот так и телегу бросим? – Удивился Тём.
– А что с ней станется, – сказал я, – прошлый раз так было и ничего не пропало. На торжище можно рук лишиться за воровство. Да и видишь, стражники сидят, кого заметят, что по чужой телеге зарделся сразу оходят кольем али кнутом. В сердцах и рубануть могут, так то. Вишь один пишет быстро, другой подсказывает. Для смены стараются, чтоб всех кто на дворе описать и запомнить бумагу пишут. Служба у них такая.
Тём подивился такому. Видать впервой столько бумаги видел.
За столом все повытаскивали припасы, и стали раскладывать, что у кого было. Хозяин двора поворчал на это, но заметив, что это последнее выкатил бочонок пива. Не чтоб упиться, а маленький, чтоб спать легко с дороги.
На ночь мы собрались в большой комнате. Все полегали на пол, подложив мешки с сеном. Сено пахло сладко. Не жалел кабачник сена гостям. Сено было свежим не лежаным, а мешки пухлыми не сбитыми, спать мягко будет. Все рано полегали, не закрыв даже двери на засов, так и не было его, засова то.
По утру пришел стражник, тот, что с ножом Тёма, и сказал Стрике идти с ним, мол, плуг смотреть будут. Стрика махнул нам и мы пошли. Выйдя за ограду, стражник сказал показать, как плуг целину пашет. Мы с Тёмом распрягли лошадку и пристроили ее к плугу. Пропахав шагов сто, мы развернулись, и пошли обратно. Стражник шел за нами и смотрел, как плуг режет и дивился на два лемеха. В третий раз он сам взялся за плуг и повел его. Доведя обратно к телеге, он сказал нам ждать его и побежал за судьей.
Ждали мы долго, уж солнце посред неба стало, как появился судья на носилках. Мы встали и низко поклонилися. Он заместо князя в землях этих был.
– Ну, что лапти серые, что за чудо плуги тут у вас?
Стражник показал, чтоб говорили. Вперед вышел Стрика.
– Уж простите нас, что потревожили вашу милость, гордыня нас обуяла, и решил я милости вашей, как я вижу в вашем лице князя нашего, со скромностью своею предложить, чтоб достаток ваш преумножить творением сим, как мы себе им пропитание собираем.
– Да ты старик не лапоть серый, а говорун красный. Мне лестно.
– Ваша милость, плугом сим любой справиться, чтоб землю пахотную поднимать, да и целиной не побрезговать. Позвольте смотреть, как отрок малый с сим плугом справиться.
– Показывай.
Стрика кивнул мне. Тём взял под уздцы кобылу и повел, а я еле до ручек дотягиваясь, мал ростом был, повел плуг по полю. Раз прошлись, вдругорядь, а судья молчит, смотрит. Мы идем далее. Проходов сто сделали не менее, я уж со счету сбился, да все по целине да по целине, пока в камень не попали. Подошел судья посмотрел, как Тем лемех обратно прилаживает, удивился, что Тём без всякого струмента правит.
– Хватит, вижу, что работа справная и не зря меня оторвали от забот моих. Что хочешь за плуги свои Стрика. Пол золотого, княжеского, полновесного за плуг дам. Небось, своровали где.
Вот те на, судья по прозвищу деда знает.
– Да простит ваша милость умов наших убогость, но вот Тём кузнец их склепал в кузнеце. Уж не серчайте на хлебопашцев бедных, да цена такому плугу золотой будет.
– Ты с ума сошел старый, али перегрелся на солнышке?
– Как князю в милости вашей угодить хотел, что в сто крат достояние преумножить князя нашего. – Упал дед на колени и низко закланялся.
Ох, не прост дед Стрика, таким я его ни разу не видел.
– А ты кузнец, что скажешь? Нарисуешь, как плуг делать?
– Коли милости вашей утеха будет смогу и нарисовать. К стыду своему метала мало было, лишь лемеха смог кованы сделать.
– Ух, ты какой смелый. Ладно, заплачу вам за каждый плуг по золотому, как нарисуешь плуг, так чтоб можно было другим показать и делать. Что еще диковинного на торжище привез, показывай.
Тём развернул холстину на телеге и стал показывать. Цепи судье понравились, да только, скобы серпы и другая утварь кована не приглянулась. Увидел, кручены гвозди удивился.
– Ты что ровные ковать не можешь?
– Для крепости оны кручены ваша милость и живицей напитаны. Как бьешь такой гвоздь, он крутится, живица кипит, и гвоздь в щель клеит. Как постоит – не вытащишь.
– Да на что гвозди такие?
– Петли дверные прибить, доски на воротах. Везде, ваша милость, где доске шататься вред один. Обшивку крепить корабельную.
– И про это напишешь – еще золотой получишь, – сказал судья.
Далее пошли ножи. Долго судья их разглядывал, каждый из ножен вынимал, на ноготь остроту пробовал. Я смотрю, вдруг стражник бочком стал к судье, чтоб тот ножа нового не видел. Приглянулся судье нож один.
– Что за нож хочешь кузнец?
– Ваша милость, для вас за копеечку продам, за медную. Нельзя ножи дарить только за плату давать надобно.
– Что ж так?
– Примету помню такую, а к чему она не ведаю. Видать, чтоб не разрезал нож отношения хорошего.
Судья достал серебряну монету мелкую и протянул Тёму.
– Пусть и тебе на счастье кузнец будет. Завтра поутру приходи в управу, и ножи приноси пусть судейские и стражники себе купят, по серебряной монете полновесной продавать будешь. Плуги все в управу свезти, пусть писарь под счет примет, а оплату после получите, как рисунки готовы будут.
Больше не обращая на нас внимания, судья сел в свои носилки и его понесли обратно в торжище в управу его. Стражник постоял, помялся и протянул Стрике мелку монету медную.