– Я видел… Это было… Это была… – он перевел дух. – Это было не шоу. Это была демонстрация.
Вика кивнула, вид у нее был серьезный. Она добавила:
– И эту демонстрацию разогнали, как и множество других. В шлемах служителей встроенные камеры, они снимают нас с помощью дронов, используют данные систем видеонаблюдения, чтобы потом смонтировать очередной выпуск “Беспокойных”. Все думают, что сумасшедшие опять собрались побуянить.
Он стоял, все еще наблюдая, как рушится стена у него перед глазами. Шоу выходит каждую неделю, иногда чаще. И миллионы людей равнодушно смотрят на это, поглощая бургеры.
– Что это значит – “Мы не хотим быть растениями”?
– Прочитал, надо же. Это ты мне скажи, ты в этом должен больше разбираться.
– Я?
– Да, ты. Из дома выходишь? Чем ты вообще занят обычно? Ешь и спишь, иногда выползаешь в супермаркет за едой. Чем ты от растения отличаешься?
Павел открыл рот, но так и не ответил. Она права. С тех пор, как он перестал проектировать приводы для автоматической сборки, его жизнь была лишена всякого смысла – он ничем не занимался, не оставлял никакого следа в этой жизни. От дерева и то было больше проку. Как же до этого дошло? Он растерянно посмотрел на незнакомку и спросил:
– Это поэтому ты пошла на демонстрацию? Потому что тебя выгнали с работы?
Она кивнула.
– Не совсем. Я занималась конструированием уникальных плат для решения самых разных задач, в том числе и для обеспечения работы искусственного интеллекта. У меня была маленькая фирма, заказов хватало. А потом служители решили, что моя деятельность имеет признаки экстремизма, и я потеряла лицензию.
– Экстремизма? Ты что, делала бомбы?
Вика уселась за стол и по-хозяйски налила себе кофе.
– Нет, я не делала бомбы. Но мои навыки и оборудование вполне позволяли заниматься изготовлением устройств для детонации взрывчатки.
– И что, у тебя были такие заказы?
Девушка махнула рукой.
– Нет, конечно. Это идиотское постановление о запрете выпуска нестандартных микроэлектронных схем нужно совсем не для борьбы с экстремизмом.
– А для чего оно нужно? – с интересом спросил Павел.
– Для того, чтобы максимально снизить вероятность возникновения новых компаний, которые бы составляли конкуренцию государственным гигантам вроде «Фаст-Бургер Авто-повар».
– А я слышал, что это делают для того, чтобы увеличить количество рабочих мест. Это целевая программа, из-за которой меня тоже уволили.
Беспокойная расхохоталась.
– Ты что, правда в это веришь? Да правительству плевать на рабочие места. Во всем мире сворачивается производство, целые города стоят заброшенные. Рождаемость постоянно падает. Люди сидят без работы на пособии, и я только одного не понимаю – откуда берут на него средства?
Павел удивленно качал головой, слушая ее гневную тираду. Вика продолжала:
– Люди постоянно выходят на улицы с протестами, их хватают и увозят неизвестно куда, пока остальные наблюдают за этим беспределом. Шоу “Беспокойные” – это самый отвратительный заговор в истории. Правительство делает что пожелает прямо у всех на виду!
Она замолчала и отвернулась. Павел видел, что бунтарка снова злится – от бессилия, от несправедливости. Он тоже чувствовал смятение – в ее словах была голая правда, и ее кости теперь всегда будут торчать прямо из экрана телевизора. Он понимал, что своим рассказом Вика безвозвратно разрушила весь его привычный уклад. Подождав, пока она немного успокоится, он спросил:
– И что же нам теперь делать?
Девушка удивлённо посмотрела на него:
– Нам? Не знаю, что собрался делать ты, а я пойду искать следующее сообщение от Амис.
– Амис? Это кто?
Вика пожала плечами.
– Никто не знает. Амис организует акции протеста, она оставляет послания на стенах домов. Никто ее не видел.
Павел почесал в затылке.
– Я хочу с тобой. Все равно теперь мне покоя не будет.
– Не боишься? Меня наверняка уже ищут.
– Боюсь. Возьмешь меня?
Девушка кивнула серьезно.
– Переночуем здесь, а утром пойдем искать новое сообщение.
* * *
Они шли по пустынным улицам города, медленно приходящего в упадок. Ветер гнал по мостовым бумажный мусор и пластиковые пакеты вперемешку с кроваво-красными кленовыми листьями. Павел с удивлением разглядывал пустые провалы окон, заколоченные двери подъездов, перекрытые дороги. Прошло так мало времени, а как все изменилось!
Его спутница шла извилистым маршрутом, изучая обшарпанные стены – искала сообщение Амис, но на серых выцветших панелях кроме пыли ничего не было. Они свернули во двор, прошли несколько заброшенных детских площадок, и вдруг Павел издалека заметил ярко-зеленую, сделанную баллончиком надпись на трансформаторной будке. Они устремились к ней.
"Восьмой микрорайон, корпус тысяча двести восемьдесят, бывшее здание музыкальной школы, пересечение проспекта Буденого и Каштановой аллеи. 22 сентября, 12:00".
Вика провела рукой по краске:
– Совсем свежая. Ну что же, значит, завтра у нас появится ещё один маленький шанс что-то изменить.
Он не ответил – перед глазами мужчины пронеслись сотни выпусков «Беспокойных», его разум, который после того вчерашнего разговора все больше просыпался, мгновенно подсчитал вероятность этого самого шанса, на который надеялась его спутница. Он перестал разглядывать сообщение на стене и принялся изучать двор, в котором они очутились. Вокруг никого не было, стояла тишина, которую нарушал только ветер, выдувающий из-за угла дома песок и мелкий мусор. Неожиданно рядом что-то едва слышно задребезжало. Он повернул на звук голову и увидел баллончик из-под краски, который ветром катило вдоль бордюра. Павел догнал его быстрым шагом и поднял. Зелёная краска на колпачке ещё не успела засохнуть. Он покрутил находку в руках и обнаружил этикетку.
– Смотри-ка, его купили в магазине рядом с моим домом.
– И что с того?
– Я подумал: может быть, нам удастся выяснить, кто такая эта Амис?
Виктория поглядела на спутника скептически.
– Зачем тебе это?
Толстяк потряс зажатым в руке баллоном.
– Я не знаю. Просто у меня ощущение, что это важнее, чем демонстрация.
Она вскинула голову, пытаясь возразить, но он повысил голос и продолжил:
– Мы можем посвятить поискам остаток дня и принять участие в пикете завтра. Одно другому не помешает!
Вика, немного поразмыслив, кивнула.
– Ну, хорошо. И как ты собираешься искать ее?
Кассир в супермаркете слушала его с равнодушным выражением на лице. Когда он закончил, она произнесла в микрофон бесцветным голосом: “Менеджера отдела красок на восьмую кассу”, после чего снова уткнулась в экран телефона.
Пришлось немного подождать. Подошел молодой парень небрежного вида с прической ежиком.
– Какой у вас вопрос?
Павел посмотрел на него взглядом заговорщика и сказал вполголоса:
– Вот этот баллончик. Человек, который его приобрел, не оставил нам своего номера, а я не успел заплатить ему за работу. Я заметил на крышке знакомую этикетку и подумал, может быть, вы сможете мне помочь… Это ведь открытая информация?
Сотрудник отдела красок взял у него баллон и попросил подождать пару минут. Пришел еще один менеджер, на этот раз в костюме, и они принялись что-то обсуждать. Наконец старший по должности обратился к Павлу:
– Поскольку аэрозольные краски не относятся ни к товарам личной гигиены, ни к лекарствам, ни к машинам для телесных наслаждений, мы имеем право раскрывать запрошенную вами информацию. Однако придется заполнить несколько бланков, согласие на обработку личных данных, анкету покупателя, указать данные проживания и номер вашего удостоверения.
С этими словами он вручил им толстую пачку бумаги и удалился. Парень с ежиком виновато улыбнулся и протянул Павлу короткий карандаш.