– Ага, печенья пожую… Не нужно ничего этого. Говорю же, с дороги устал. Отдохнуть хочу. Мать давно не видел.
– Можно подумать, она ждёт тебя! Заходи. Переночуешь у нас, а утром на свежую голову и домой можно. – На этот раз Наташа проявила настойчивость и в голосе, и в действиях, потянув Громова за локоть в квартиру.
– Пьёт?
Наташа повела плечиком, не желая показаться сплетницей.
– Я за ней не слежу, но всё же…
– Понятно…
– Ты разувайся, не стой. – Поторопила она его, а Громов отчего-то криво улыбнулся и потоптался на месте.
– Аромат солдатских ботинок не для столь утончённых особ. – Выдавил он из себя, наконец, и выпрямился, демонстрируя явные намерения всё же покинуть гостеприимный дом, на что Наташа безразлично пожала плечами.
– Можно подумать, от меня весенними цветочками пахнет. Вон, в грязи вся… замарашка… – она увела взгляд в сторону, как вдруг решительно выдохнула. – Извини меня за те слова. И за все остальные тоже. Я не со зла. В азарте. Ты слово – значит, я два должна. – Старые обиды припомнила, а Громов улыбнулся только.
– Ну да, и я так…
– Вот и договорились до того, что сейчас не знаем, как себя вести. Давай забудем! Ты возмужал, я выросла.
– Ух ты, слова какие…
– И не нужно меня задевать. – Возмутилась Наташа в голос, но тут же примирительно улыбнулась. – Ты меня действительно спас и я тебе за это благодарна. А я умею быть благодарной, не сомневайся. Раздевайся, иди в душ. Думаю, планировка квартиры у нас та же, не заблудишься, – она махнула рукой в сторону ванной комнаты и ушла вглубь коридора, закрываясь в комнате на замок. – Полотенце я принесу. – Сообщила из-за двери, видимо, припоминая, как делала мать, приглашая на ночлег своих гостей.
Чай пили в каком-то неприятном гнетущем молчании. Наташа всё больше Громова разглядывала и, наконец, поняла, отчего все девчонки были в него влюблены. Суровую мужскую красоту разглядела. Кулаки мощные, руки сильные. Взгляд хмурый, напряжённый, а оттого особенно притягательный. Сейчас тёмные волосы лишь коротким ёжиком топорщились, а ведь прежде Громов носил удлинённую стрижку. И форма была ему к лицу. Точно как папе! А ещё у Громова ладони были тёплыми и голос такой, что всё внутри трепетало. Сейчас он, конечно же, молчал, но вот когда говорил… она вспомнила и поняла, что странные волны тепла разливались по телу от негромкого хриплого голоса. Прежде он таким не был. И притягательности в нём было на ноль. Теперь же только и успевай себя одёргивать! За это Наташа на Громова злилась.
– Измайлова, не на выставке ведь. – Улыбнулся он вдруг, заставляя залиться румянцем смущения за то, что посмела разглядывать. За то, что так нагло.
Сначала он улыбнулся, а потом рассмеялся и накрыл её ладошку своей грубой солдатской. Это стало откровением. Наверно, именно в этот момент она в него и влюбилась. Да так, что не разглядела повода это скрывать. Завертелось всё как-то. Слишком быстро, что ли… Слишком остро. Когда никого вокруг, только они вдвоём, когда петь и танцевать хочется.
А дальше всё было. Всё то, что может себе позволить приличная девушка в компании неприличного парня. То есть кино на последний сеанс или цветы из палисадника, за которым ухаживала соседка. На эти ромашки весь двор любовался, а Громов сорвал и подарил ей одной.
Он смотрел на неё, как на звёздочку. Именно так, как Наташа того заслуживала. По крайней мере, Наташа была убеждена, что так и никак иначе должны смотреть на неё мужчины. И Громов стал для неё особенным. Ему она позволяла больше остальных. Ему она давала понять, что лот разыгран и приз достался достойнейшему. С её молчаливого согласия Миша встречал Наташу из школы, он же провожал и на уроки музыки. Все говорили, что у неё талант, что большое будущее, и Наташа соглашалась. Когда она играла, всё вокруг замирало в предвкушении. Птицы переставали петь, а бабочки забывали, что когда-то умели порхать с цветка на цветок.
И местную шпану Громов разогнал, не глядя на то, что когда-то пили и гуляли вместе. Он исправился, он стал другим, прочувствовал тот уровень, который Наташа принесла в его жизнь. Стал на новую ступень. Прижимал её к своей груди и все краски мира обещал, ничего не требуя взамен. А Наташа и так готова была всё ему отдать. Не сейчас, правда, а потом, после свадьбы, которая случится, как только она окончит школу. Мама за отца тоже сразу после школы выскочила и ни разочка не пожалела! И Наташа так же будет. Обязательно будет!
Две недели забвения пролетели как один миг, а потом случился неприятный разговор. Тот самый, который поставил жирную точку в её счастливой жизни, в её детстве, в её наивном забытьи. Отец кричал так, будто случилась, по меньшей мере, третья мировая. Он раскраснелся, не стеснялся в выражениях и откровенно угрожал расправой, посмей только Наташа ослушаться его отцовского наказа. Суть всех претензий и упрёков сводилась к тому, что в «женихи» Наташа себе выбрала… м-м-м… мягко говоря, не того. Насколько именно «не того», отец тоже объяснил. Разрисовал, так сказать, в красках. А чтобы уж точно поняла, что перечить не стоит, ещё и запер в комнате. Ни слёзы его не трогали, ни её жалкие восклицания. Генерал Измайлов был против. Какие ещё варианты могут при этом существовать?..
– Папа, если ты сейчас же не прекратишь, я уйду из дома. – Выдохнула, наконец, Наташа, выбившись из сил, уверившись в том, что переспорить отца невозможно. И даже мама не захотела её поддержать. А ведь когда-то сама… сама, вот, точно так же пошла против воли отца!
Тогда всё было так, а сейчас совершенно по-другому! И дедушка в зяте души не чает. Так, почему же… А впрочем, задать этот вопрос Наташе позволено не было. Но не будь она дочкой генерала Измайлова, если бы сейчас послушалась отца. Девушка прекрасно понимала, чего хочет, и точно знала, как этого добиться. «И пусть даже таким низким и непристойным методом, но свадьбе быть!» – решила она для самой себя и пробралась через окно в кухню, страшно рискуя сорваться с третьего этажа и как минимум покалечиться! Без должного интереса она повернула голову в сторону просторной гостиной, где мама отпаивала отца коньяком, и с высоко задранным подбородком проследовала через всю квартиру к выходу. Правда, хлопнуть дверью не решилась, всё же отец мог опомниться, догнать её и сломать все грандиозные планы.
Громов её визиту, казалось, удивлён не был. Посмотрел на Наташу как-то печально, подпёр локтем дверной косяк, устроил голову на кулаке, тяжело вздохнул. Наташе ничего другого не оставалось, как наиграно весело развести руками и без приглашения ступить на чужую территорию.
– Вот она я! – Рассмеялась собственной неловкости. – Любите меня, восхищайтесь, носите на руках! – Резко смолкла, почувствовав небывалое прежде напряжение. – Миша, а я из дома ушла. – Пожала она плечами, ожидая от него какого-то шага. И чтобы тот непременно был столь же решителен, сколько и её.
Но всё, на что хватило Громова, так это на то, чтобы всё же захлопнуть дверь квартиры и не радовать заскучавших соседей подробностями личной жизни. Он посмотрел на Наташу как-то невесело. И так внимательно вглядывался в её лицо, будто что-то в нём найти пытаясь.
– Я разговаривал с твоим отцом сегодня. – Соглашаясь с какими-то своими мыслями, кивнул он. Наташа ухмыльнулась.
– Я тоже сегодня с ним разговаривала. – Стрельнула глазками, совершенно не чувствуя своей вины в неприятностях Громова, которые отец, без сомнений, уже успел устроить. И с работой, и с больным вопросом по жилью, ведь мать Громова задолжала государству кругленькую сумму по квартплате…
– Разговаривала? И что?
– И вот! – Снова развела Наташа руками. – Берите, я вся ваша. – Неловко рассмеялась она, отступая вглубь квартиры.
Не отпуская взгляда Громова, пятилась, уверенно стягивая с себя лёгкую курточку, атласную ленту с шикарных волос, сдвигая в стороны бретельки платья. Не испугалась его тяжёлого взгляда и не хотела замечать сцепленных челюстей, закрыла глаза и на судорогу напряжения, что прошлась по мужскому лицу.