– Опять чудиков своих черноголовых намалевал, – с улыбкой сказал подошедший Виталик. – Но вообще прикольно, зачет.
– Сам ты чудик. Но вообще спасибо.
Саша использовал только черную краску. Его работы поначалу казались примитивными: люди, животные, здания и вообще все на них было изображено этакими тенями, но их проработке многие бы позавидовали. Меняя кэпы на баллончике, Саша скрупулезно выводил каждый контур. Узнаваемые силуэты петербургских зданий, черты взрослых и детских лиц, звериная шерсть, птичье оперение – его тени были фактурными, живыми. Саша будто делал слепки реальности, закрашивал их черным и встраивал в свои сюжеты. И в городе потихоньку начали узнавать его стиль.
За спиной загрохотала электричка, и на шум тут же отозвались небеса. Саша поднял голову и посмотрел на набухающие низкие тучи. В лицо дул холодный ветер. Вокруг пахло свежей краской и палой листвой.
– Валить надо, а то дождь щас долбанет, – сказал Виталик.
Саша кивнул. С утра по дороге в институт он продрог до костей, днем на солнышке была жара – в какой-то момент они с Виталиком даже скинули куртки и красили в одних футболках, – а сейчас за считаные минуты все затянуло серой пленкой, того и гляди ливанет. Типичный Питер, к которому Саша так и не привык до конца.
Они побросали вещи в рюкзаки и мимо разрисованных гаражей двинулись в сторону автобусной остановки. Нечитаемые надписи тут соседствовали с корявым «Зенит чемпион!», но были и их граффити. Саша проходил рядом с собственными работами и будто здоровался со старыми знакомыми. Люди-тени никуда не делись, просто выцвели со временем. Женщина кисточкой красила детские качели, а черные капли собирались в луже у ее ног. Старушка с книгой спускалась по лестнице вслед за отрядом кошек. Мужчина стоял на краю крыши, а в вихре снежинок над ним проступало бородатое лицо.
– Вот это я понимаю – искусство! – сказал Виталик, показывая на пестро разукрашенный гараж, над которым сегодня трудился. – Не то что черно-белая мазня, как у некоторых, да?
– Ага. Как будто кто-то радугой блеванул на стену.
– Это концепция такая. Ты просто не шаришь.
– Да куда уж мне.
– Во-во. Дилетант. Но я сделаю из тебя нормального райтера. Тоже будешь такие шедевры клепать.
Саша пихнул друга в плечо, они обменялись улыбками. Усилившийся ветер чуть подтолкнул в спину и отправился терзать пожухлую траву. Издалека, от железнодорожной станции, прилетело эхо объявления о прибытии поезда.
Быстро стемнело. Тучи то и дело вспыхивали изнутри, небо ворчало, но пока не решалось полить землю как следует.
Остановка была пустой. Стоящий рядом фонарь брызгал на нее тусклым светом, у лампы кружилась мошкара. Из урны вился легкий дымок.
Виталик проверил расписание в телефоне и доложил, что автобус приедет только через пятнадцать минут. Саша не расстроился: он никуда не спешил. Дома его ждала тетя Галя с доставшими нравоучениями и расспросами про учебу. Раньше, когда они виделись от силы пару раз в год, тетя не производила впечатления помешанной на контроле и заботе, но после аварии многое изменилось. Да что там многое – все.
Это произошло три года назад в родном Череповце. Саша с родителями и младшей сестрой Маринкой ехали в гости к друзьям на шашлыки. Погода была хорошая, дорога – тоже, настроение у всех – лучше не бывает. И тут прямо под колеса их «опеля» выскочила собака. А может, кошка, – Саша тогда толком ничего не понял. Сидевший за рулем отец резко выкрутил руль и совладать с управлением уже не смог. Машина вылетела на тротуар и, сбив урну, на всем ходу врезалась в столб.
Мама умерла сразу, папа протянул еще день в больнице. Саша с Маринкой отделались переломами и ушибами, но с того момента детство для них закончилось. Взрослая жизнь наступила слишком быстро, болезненно и без предупреждения.
Тетя Галя, родная мамина сестра, перевезла Сашу с Маринкой к себе в Петербург, благо жила одна – не считая кота Коржика, – и места в квартире у нее хватало. Тут-то и выяснилось, что навалившаяся ответственность превратила тетю в матушку-наседку. Туда не ходи, с теми не дружи, будь дома до темноты и всегда оставайся на связи. Звонила она едва ли не каждый час, а уж когда Саша впервые загремел в полицию из-за увлечения стрит-артом…
Ветер прикатил к ногам пустую пивную бутылку. Виталик поднял ее, отправил в урну и посмотрел на Сашу с таким видом, словно только что спас мировой океан от загрязнения. И это как минимум.
Но Саша смотрел не на друга, а на его тень. Та, как и полагается, повторяла все за хозяином, но иногда будто не успевала за ним. Саша мог поклясться, что видит это секундное промедление, эти чуть запоздалые движения фантомного двойника на асфальте.
Он не мог точно сказать, когда это началось. Просто в какой-то момент Саша стал видеть тени иначе. В детстве ему было интересней следить не за играющими друзьями, а за тем, как двигаются их черные копии. И уже тогда он замечал, что порой тени живут своей жизнью.
Его первые рисунки, сделанные черной гуашью, копировали тени людей. Они привели родителей в полнейший восторг. «Мой сын, – хвастался папа, чертежник-конструктор, перед всеми, кто заглядывал к ним в гости. – Как линию ведет, а? Подрастет и родного папку переплюнет. Твердая рука, это у нас семейное». И все-таки в тот роковой день, который Саша то и дело проигрывал в голове, руки отца дрогнули, и родители теперь – всего лишь воспоминания, призраки на фотографиях. Этого не должно было случиться. Только не с его отцом.
Рисуя граффити, Саша с головой погружался в прошлое, а мир вновь становился радостным и беззаботным. Но стоило, как сейчас, закончить работу и замереть в ожидании автобуса – и тоска по родным накатывала с новой силой, и хотелось кричать от боли и несправедливости и ненавидеть судьбу за то, что она сделала с его семьей.
– А вот и наш едет, – жизнерадостный голос Виталика выдернул Сашу из мрачных воспоминаний. – Братан, а давай на выходных обход устроим? Я камеру у Пашки стрельну, сфоткаем наши работы и выложим в том звездатом паблике…
– Райтеры Питера?
– Ну. Пора уже по полной программе заявить о себе. Мы с тобой не нубы какие-то, устроим движуху, че думаешь? Прославимся, круче Бэнкси станем. Главное, координаты подкинуть, чтоб каждый желающий мог прикоснуться к нашим шедеврам. Художников должны знать в лицо.
– Круче Бэнкси только Бэнкси, – усмехнулся Саша, вместе с другом запрыгивая в автобус. – Но идея мне нравится. Завтра с утра звони своему Пашке.
– По рукам.
Автобус неторопливо ехал в сторону дома, а Саша стоял, прислонившись лбом к стеклу. Вовремя успели. Снаружи ливануло так, что ни дороги, ни очертаний зданий видно не было. Только сырая темнота и едва заметные пятна фонарного света вдоль обочины.
Прикрыв глаза, Саша тряхнул головой. Дождь – это хорошо. В такую погоду тени почти не показываются. Можно не вглядываться в них, не искать несоответствий. И не думать о том, что сходишь с ума.
* * *
– Сашка!
Сестра кинулась ему на шею, стоило распахнуть дверь в комнату.
– Тихо ты. Тетю Галю разбудишь.
Десятилетняя егоза только хихикнула, не отходя от брата ни на шаг. При взгляде на нее у Саши привычно екнуло сердце. Если он сам походил на отца – бледный, светлоглазый и русоволосый, то Маринка была вылитая мама – черноокая, со смоляными кудрявыми волосами и смуглой кожей: посторонние удивлялись, узнав, что они брат и сестра. А уж когда Маринка улыбалась, ему так и вовсе хотелось на стенку лезть и волком выть – до того поразительным было сходство. Но любил он мелкую до безумия.
– Как в школе?
– Сегодня одни пятерки!
Саша поднял большой палец вверх, скинул рюкзак и запихнул его под кровать – подальше, к самой стене. Не хотелось, чтобы тетка нашла баллончики. Он уже не помнил, сколько раз обещал ей завязать с этим, по ее выражению, пагубным делом, но говорил это просто так, чтобы она отвязалась. И почти все деньги с редких подработок спускал на райтерские прибамбасы.