Перед её глазами как наяву встал унылый осенний пейзаж стенийских полей, по коже прошла дрожь от воспоминаний о ледяных каплях, сыплющихся с небес без остановки, а во рту загорчило, слово она прямо сейчас жевала мерзкие коренья, защищающие от лихорадицы.
Мэгг прожила так почти всю жизнь, не считая последних трёх лет. А сколько бродил Рей? Мэгги не знала, сколько ему лет, полагала, что около тридцати пяти. Он редко говорил о своем детстве и о юности, разве что обмолвился однажды, что был подмастерьем, но у какого мастера – не упомянул.
Она мечтала стать его женой и жить с ним долго и счастливо, но – в этот момент она откинулась на бархатную спинку сидения кареты – это счастье вдруг показалось ей призрачным и ложным. Рей хотел, чтобы она стала леди, чтобы вышла замуж за богатого лорда. И, разумеется, он знал, что она никогда его не забудет и не бросит. Мог ли он желать не любви (которая существовала только в её сердце), а комфортной и спокойной жизни – награды за ту заботу, которой окружал её с детства?
– О чём задумалась, дорогая внучка? – проскрежетал лорд Кэнт.
Мэгг вздрогнула, отбрасывая в сторону размышления, и ответила как подобает:
– О бале, лорд Кэнт. Я благодарна вам за сегодняшний вечер и заново вспоминаю его.
– Леди Магарет сегодня была чудо как хороша, – проворковала Сиан, – и не скажешь, что провинциалка. Особенно в танцах! Тут просто выучить повороты и па недостаточно, надо иметь талант!
Кэнт покивал, и на этом разговор стих. А много позже, оставшись одна в огромной комнате, которую временно должна была называть своей, Мэгги снова вернулась мыслями к Рею. Она хотела его увидеть во что бы то ни стало, и пусть он сам скажет, что желает её брака с кем-то из лордов. Пусть ещё раз, глядя в глаза, произнесёт: «Я хочу, чтобы ты вышла замуж и была счастлива с богатым знатным мужчиной». И пусть расскажет, чем займётся сам, пока она будет строить из себя высокую леди.
В холодном голубом свете, пробивающимся сквозь плотные шторы, спальня казалась неуютной и страшной. Пламя свечи легко прогнало бы глупый детский страх, но без него Мэгг то и дело виделись тёмные голые ветви деревьев, страшные фигуры разбойников и кто-то призрачный, бледный, сулящий гибель.
Между шторами осталась щель шириной в ладонь, и к ней все ближе подбирался этот бледный. Мэгг затаила дыхание, зажала себе рот рукой, чтобы не закричать, её сердце колотилось с безумной силой. Вот он подходил всё ближе, уже стали видны белые худые руки с длинными темными ногтями, показались широкие манжеты, заляпанные кровью. Мэгг вжалась спиной в кровать, и вдруг скрипнула доска.
Сон резко сгинул, Мэгг открыла глаза и встретилась взглядом с Реем. Он поднёс палец к губам и прошептал:
– Тш-ш!
– Рей! – одними губами произнесла Мэгг и кинулась ему на шею, крепко обняла, вдыхая его запах, ни на что не похожий и родной.
Рей пах и потом, и травами, и лесом, и выделанной кожей, и ещё чем-то неуловимым.
– Тихо, малышка. Меня здесь быть не должно, – он отцепил её руки от своей шеи, бесшумно подошёл к двери и что-то сделал с ручкой, потом вернулся, сел на край постели и стал совершенно невидим в темноте.
– Ты странно одет, – заметила Мэгг. Он был полностью в чёрном, даже шею и подбородок закрывала чёрная косынка, а на руках были перчатки.
– Сюда не так-то просто пролезть, – отозвался Рей, – и чёрная одежда – хороший помощник. В юности у меня волосы были посветлей, приходилось носить платок и… – он не договорил, но Мэгг нахмурилась и спросила:
– Зачем носить платок?
Рей издал звук, похожий на лошадиное фырканье, и сменил тему:
– Как твой бал? Я слышал болтовню слуг – говорят, ты была сказочно хороша.
От похвалы Мэгг зарделась и отозвалась:
– Я никогда в жизни так не веселилась, Рей. Бальный зал – огромный, как три храма Всевышнего в Харроу, и очень нарядный. И я…
Она не заметила, как увлеклась рассказом. Даже в темноте ей виделось, что Рей с улыбкой слушает её слова, а когда он подсел к ней и обнял за плечи, обжигая прикосновением сквозь тонкую ткань ночной рубашки, она почувствовала себя действительно счастливой.
– Рей, – прошептала она, перебив саму себя на полуслове.
Он сидел так близко, что она слышала биение его сердца, и все лорды на свете, даже благородный Эскот, показались ей страшно далёкими и чужими. Весь мир сжался до крохотного пятнышка света, падающего Рею на щёку.
– Рей, – повторила она, прижимаясь к нему всем телом и закрывая глаза, надеясь поймать и навсегда сохранить то щемяще-светлое, болезненно-сладкое, что чувствовала.
Он погладил её по волосам, заплетённым в косу служанкой Фанни, отвёл за ухо выбившуюся прядку, провёл пальцами по щеке и коснулся губами её лба нежным поцелуем.
– Рей, – снова позвала она и открыла глаза.
Она теперь видела его лицо отчётливо, несмотря на темноту. От больших глаз, чуть прищуренных и хитрых, расходились смешливые лучики морщинок, у крыльев носа намечались складки, тонкие губы немного потрескались от ветра и шелушились. Бородка потеряла привычную аккуратность, на щеках пробивалась щетина. Мэгг осторожно коснулась её – колючей, неопрятной, – и задрожала. «Всевышний, пошли мне смелости», – подумала она и потянулась к его губам.
В глазах Рея зажглось что-то незнакомое, жаркое, ресницы затрепетали, он шумно сглотнул – и отстранился, отвернулся и сделал вид, что пытается в темноте рассмотреть комнату.
Мэгг всхлипнула. Внутри неё как будто что-то оборвалось, и стало пусто и холодно.
– Я пришёл проститься, малышка, – сказал поэт спустя долгие несколько минут, – друзья рассказали, что меня ищет стража.
– За что?
– Я многое натворил в юности, когда мне было столько, сколько тебе сейчас, и ещё меньше. Как бы там ни было, из Шеана мне лучше убраться.
– Я с тобой! – быстро сказала Мэгг, но Рей решительно ответил:
– Нет.
Что он мог совершить – человек, который даже кроликов, попавших в силки, убивал с сожалением? Который носил с собой нож и метко попадал им в сухие стволы деревьев, но ни разу не обнажил его против человека? Мэгг не решалась спросить.
Рей обернулся, из его глаз уже исчезло то незнакомое и волнующее, он был снова безмятежен и спокоен.
– По молодости и бедности можно совершить много того, о чём потом станешь жалеть, – пожал он плечами, – и о чём не захочешь вспоминать. На рассвете я покину город, хотя и искренне желал бы посмотреть на твою свадьбу и на твоего мужа.
– Ты хочешь, чтобы я вышла замуж?
Они говорили об этом много раз, но после того, что едва не произошло несколько мгновений назад, Мэгг должна была спросить снова.
– Больше всего на свете, – решительно ответил Рей. – Я хочу видеть тебя женой богатого лорда и хорошего человека, который будет любить тебя всю жизнь и которому ты ответишь такой же любовью.
– И жили они долго и счастливо?
– В этом мире и в садах Всевышнего, – кивнул поэт.
– А ты… Рей, ты… – она не успела выразить свой вопрос, останется ли он жить с ней и её будущим мужем в поместье, Рей угадал его:
– Я найду чем заняться. Стению мы с тобой исходили вдоль и поперёк, так что теперь, наверное, подамся в Эмир. Если я останусь рядом, всегда нужно будет опасаться того, что правда о тебе выплывет наружу.
– Не хочу так, – пробормотала Мэгг, сжимая в кулаки вспотевшие руки.
– Я всё равно не усижу на одном месте, хотя денег у меня пока предостаточно, спасибо твоему новому деду, – Рей поднялся с постели, поправил покрывало, снова погладил Мэгг по голове и добавил: – Может, мы ещё и встретимся, но сейчас я за тебя спокоен. Кэнт тебя обижать не станет. Хотел бы я…
– Что?
– Остаться до свадьбы и посмотреть на твоего избранника, но, похоже, не выйдет. До свидания, малышка.
Мэгг успела перехватить его руку, сплести свои пальцы с его – сильными, длинными, – и прижать к груди, где бешено колотилось сердце.