Маша взглянула на него, и сердце ее пропустило удар. Она прижала руки ко рту, чтобы сдержать рвущийся наружу крик.
– Это что, шутка какая-то? – слабым голосом спросил Гена.
Хотя увиденное могло быть чем угодно, только не шуткой.
Ночным кошмаром. Галлюцинацией. Порождением больного мозга.
Но пошутить так никто не мог.
Человек, что стоял перед ними, уже несколько лет покоился в могиле за шестьсот километров отсюда. Маша сама сложила его руки крест-накрест на груди, в последний раз поцеловала холодные губы.
Теперь эти руки упирались в бока, а губы улыбались.
Перед ними был Марат, Машин покойный муж.
– Это что, тоже двойник? – Она сама удивилась спокойствию своего голоса.
Гена прижал сестру к себе в извечной попытке уберечь, защитить.
Мужчина и женщина переглянулись и засмеялись, словно Маша выдала удачную остроту.
– Что здесь происходит? – беспомощно проговорил Гена, а в магазин между тем вошли новые посетители.
Почти уже не удивившись, Маша узнала родителей.
– А вот и владельцы гостиницы, – возвестила продавщица. – Устроитесь с комфортом, уверяю вас.
– Мы очень рады, что вы приехали, – сказала «мама».
– Вам у нас понравится, – вторил ей «отец».
Гена и Маша взялись за руки, будто снова стали детьми.
– Идем отсюда, быстро! – Он потянул сестру к двери.
Никто не попытался задержать их. Мертвые родственники смотрели им вслед, улыбки на знакомых лицах были не то сочувственными, не то злорадными.
Спустившись с крыльца, Маша с Геной хотели бежать к машине, но тут увидели, что все кругом изменилось. Не было ни улицы, ни зданий на другой ее стороне, ни асфальта, ни заправочных колонок. Да и машина пропала.
Они стояли среди могил: их окружали кресты и надгробия.
– Архангельское – город мертвых, а не живых. Это кладбище, – раздался за их спинами голос покойного Машиного мужа.
Брат с сестрой обернулись. Здание магазина – призрачный островок былого мира – пока еще оставалось прежним. Свет лился из больших окон, и в этом свете отчетливо видны были надписи на могильных камнях.
Маша увидела памятник Марата, кресты на могилах родителей, а совсем рядом…
– Тетя Валя, – выдохнул Гена. – Боже мой, как же так!
– Сегодня уже третий день, племяннички. Опоздали вы, – проговорила тетя Валя. – Но ничего, не страшно. Это вы ко мне к живой опоздали. А теперь вместе будем.
Маша затравленно поглядела на тетку.
– Мы живы! – выкрикнул Гена.
Тетя Валя и мама переглянулись, а отец сказал:
– Вы ведь его видели?
Маша сразу поняла, о ком он, но Гена не был готов так быстро сдаться:
– Кого? Нам все это просто кажется! Мы, наверное, спим…
– Не буду говорить о вечном сне – это слишком банально, – отозвался Марат. – Но ты и вправду заснул за рулем. Машина догорает на обочине. Вокруг суетятся пожарные, приехали полиция и скорая. Водителя и пассажирку кое-как вытащили: извини, дружище, но твой обгоревший труп пришлось доставать по частям – иначе никак.
Гена прижал ладони к ушам и закричал. Маша, прикусив губу, смотрела на мертвецов, стоявших внутри магазина.
– Он уже приходил за вами. И скоро придет снова, я слышу его поступь, – сказала мама. – Никому еще не удавалось убежать от Проводника.
Гена и Маша прижались друг к другу, все еще отказываясь верить.
– Нужно смириться, – сказал Марат, улыбаясь жене. – Тогда переход будет легче.
Отец вскинула руку, указывая на что-то.
– Он идет.
Через кладбище в их сторону двигалась знакомая высокая фигура. Черный балахон, капюшон, скрывающий бледное лицо…
– Пора, – сказала тетя Валя и погасила свет.
Архангельское погрузилось в темноту.
Оракул
Мальчишке было лет восемь, выглядел он как самый настоящий малолетний преступник: мерзкие лохмотья с чужого плеча, чумазое лицо, грязные волосы и руки. Сомов так и сказал ему, когда тот принялся клянчить у него мелочь:
– Отстань, шпана! А то полицию вызову!
Но нахальный пацан не отставал, шел за Сомовым с протянутой рукой и ныл:
– Дяденька, есть очень хочется!
Сомов был сегодня раздражен даже больше, чем обычно. Работы навалилось столько, что он не успел сходить на обед в привычное время, а когда пришел в кафе, то выяснилось, что прожорливые сотрудники офисов, расположенных в бизнес-центре «Лето», успели смести все самое вкусное, оставив голодному Сомову жареную рыбу и вареники, которые он терпеть не мог.
Отчитав кассира и администратора, Сомов немного сбросил пар, однако голод таким образом не утолишь, и ему пришлось выйти на улицу, взять кофе, картошку фри и гамбургер в вагончике под названием «ВкусноДень». Там и правда было вкусно, и, хотя Сомов и не жаловал еду на вынос, иногда все же делал исключения.
Взяв бумажный пакет, Сомов направился к зданию бизнес-центра, вот тут-то за ним и увязался наглый бродяжка. Сомов видел его не в первый раз, пацаненок часто здесь околачивался, наверное, жил поблизости.
И куда только родители смотрят?
– Пошел прочь! – рявкнул Сомов, и мальчишка, который все вертелся у него под ногами, споткнулся с перепугу и полетел на землю прямо перед ним.
Мужчина неловко замахал руками и выронил пакет. Тот упал в грязь и испачкался с одного края. Сомов быстро схватил пакет, пока содержимое не пострадало, и следующие секунды взбешенный Сомов и попрошайка смотрели друг на друга. Мальчишка так и лежал на земле, втянув голову в плечи, ожидая удара или пинка.
– Вадим Васильевич! – раздался мужской голос.
Сомов обернулся и увидел, что на ступеньках бизнес-центра стоит шеф. Судя по всему, только что приехал, вышел из машины – водитель ее и припарковать не успел. Сомов зыркнул на мальчишку, в сердцах швырнул ему пакет с едой и прошипел:
– Жри, сволочь! – А после, понимая, что пообедать так и не сумеет, направился к шефу, который его ждал.
Сомов работал начальником отдела в аудиторской фирме. На работе его ценили – один из лучших сотрудников, если не самый лучший: внимательный, въедливый, не делающий ошибок и не прощающий их другим, невозмутимый, как удав, безжалостный, как бензопила.
Ценить ценили, но не любили, причем ровно за те же качества. Сомов знал, что за глаза коллеги звали его «Кощеем», предпочитая с ним не связываться и по возможности не общаться.
Лысый, худощавый, с пронзительными черными глазами и узким, как щель почтового ящика, ртом, он наводил ужас на нерадивых бухгалтеров, стажеров и коллег.
С работы Сомов ушел, как это часто бывало, одним из последних. Окинув придирчивым взглядом идеально прибранный письменный стол, погасил свет и вышел из кабинета. Вызванное такси уже ждало его: на метро ехать не хотелось, а машину Сомов позавчера сдал в ремонт.
Таксист попытался было втянуть его в разговор, но умолк, остановленный резким замечанием пассажира. Добрались быстро: пробок уже не было. Пока ехали, Сомов, чтобы не терять времени даром, позвонил в службу доставки любимого ресторана и заказал ужин. Готовить желания не было, день выдался слишком тяжелым.
Придя домой, он сбросил обувь, аккуратно повесил пальто на плечики и сразу пошел в ванную смыть с себя нервный, напряженный день. Горячая вода всегда его расслабляла, а запах кокосового геля для душа настраивал на более благодушный лад.
Поэтому, выйдя из ванной и забрав у подоспевшего с доставкой юноши свой ужин, Сомов был в почти хорошем настроении. А это значило, что хотя на чай Сомов ничего разносчику не дал, но и не отругал за опоздание на две минуты и не позвонил с жалобой его начальству, а ограничился лишь вполне беззлобным замечанием.
Поужинать Сомов решил за компьютером, который стоял в спальне. Телевизор не смотрел много лет, и отдушиной, собеседником, а вместе с тем полем его личной битвы был Ютуб.
Сомов был подписан на несколько десятков каналов, но не столько смотрел их, сколько вступал в полемику с авторами и другими пользователями. В глубине души понимал, что это сродни зависимости, но иного, столь же эффективного способа снять напряжение не знал. Алкоголь его организм хронически не переносил – после первой же рюмки начинало тошнить, о наркотиках или лекарствах Сомов даже и не думал, хобби не имел, а женщины… С женщинами тоже не ладилось.