7
С конца июня до середины августа воды Эгейского моря покрыты мглой. Их баламутит северо-западный ветер - злой степняк, приходящий из Киммерии. В такие времена горе пускаться в путь. Но непоседа Одиссей только щелкал пальцами да посвистывал, распоряжаясь, как ставить парус и что поднимать на борт. Он был разбойник, этот царь Итаки. Одним глазом ловил солнце, а другим щурился на ветер.
Вчера бравые царьки - у кого двадцать кораблей, у кого тридцать - нашептали ему на ухо славную эскадру. Лаэртид посчитал и ахнул: 1186 судов - пусть не все длинные и не все обшиты лесом, некоторые просто лодки с бычьей кожей на бортах, но, боясь потерять последнее, вожди ахейцев выставили немалый флот. Будет чем торговаться с Приамом.
В характере хозяина Итаки была одна странность: вне дома он мигом забывал все свои благие намерения, и ветер странствий - смуглый бродяга с дудочкой вместо сердца - начинал бередить его душу.
Не проси богов о ветре, они могут внять твоим мольбам. До самой Трои корабль несся, точно в него впряглись кони Посейдона. Илион взбегал на холм с побережья, словно дома боялись замочить ноги в приливе. Глинобитные хижины лепились друг к другу, их наполнял деловитый гул. Издали было видно, что троянцы привыкли жить на крышах. Даже царский дворец, о стены которого, как черепки, разбивались городские строения, имел множество дворов на ступенчатых кровлях.
Люди Одиссея вытащили судно на берег и степью отправились в город. Маки еще не сошли. Белая растоптанная дорога рубцом рассекала алую кипень. У ворот путников встретил старший царевич Гектор.
- Рановато ты привез масло, - дружески сказал он хозяину Итаки, знаком приказав своим воинам принять у гостей оружие.
- Говорят, ваш флот изрядно потрепали критяне у входа в Дельту? - как бы невзначай бросил царь Итаки.
Гектор поджал губы, но не приученный врать, все же процедил:
- Минос ответит за этот разбой.
- Золотые слова! - Одиссей воздел руки к небу, призывая богов в свидетели. - А то в Эгеиде скоро не останется ни одного корабля, который бы не отсчитывал критянам седьмой части с оборота.
- Мы не платим Кноссу, - насупился царевич. - Но на что ты намекаешь? - Он настороженно вгляделся в глаза гостя.
- Все по порядку, сын Приама. - Лаэртид поднял руку. - Я действительно прибыл не с маслом, и путь мой не из Итаки, а из Микен. Меня прислали говорить с твоим благородным отцом не только от моего имени. - С этими словами Одиссей показал пальцем на странное ожерелье из 22 одинаковых колец, болтавшееся у него на шее. - Наши вожди больше не в силах терпеть грабеж критян и собрались в поход против Миноса. Они хотят спросить, не желаете ли и вы попытать счастья?
Одиссей знал, с кем идти на откровенность. Если Приам и пошлет армию против Крита, то только под командой старшего сына. Гектор - испытанный боец и поход ему на руку. Он еще больше возвысит его и принесет любовь народа. И так на каждом перекрестке трубят о честности и щедрости царевича: он не возьмет свою долю, пока не будет оделен последний солдат…
- Отец очень разгневан потерей торговых кораблей, - задумчиво молвил троянец, - и скорее всего, согласится на ваше предложение. Но он захочет спросить гадателей. А тут я бессилен.
- Положимся на богов. - Одиссей хлопнул Гектора по плечу так, как если бы дело было уже решено. - Небожители любят войны.
8
- Здесь коровы карие, а глаза у людей гнедые. - Софи протянула молодому археологу руку. - Вот что это за земля!
Эванс помог ей выбраться из раскопа. Они гуляли среди седых от соленого ветра камней уже более часа. Артур поминутно тыкал рукой то в одну, то в другую сторону, уверяя, что кусок песчаника - притолока двери в царский мегарон, а дырка в кладке пола - бассейн для ритуального омовения жриц. Софи едва успевала вертеть головой и удивляться, как много он знает.
Спутник показал ей фрагмент фрески, с двух сторон словно слизанной огнем. Только юное девичье лицо осталось нетронутым - неправильные черты, крупноватый нос и полные, ярко накрашенные губы дышали жизнью.
- Я назвал ее Кассандрой, - сказал Артур. - Дочь Приама жила на Крите. Раньше договоры скреплялись обменом заложников. В Трое тоже были свои минойцы, дети царя. В мирное время к ним относились как к членам семьи. Они росли и охотились вместе с царевичами, соревновались с ними в беге на колесницах, делили хлеб и вино за столом. Но когда начиналась война, их приносили в жертву.
Софи в ужасе прикрыла рот ладонью.
- А Кассандра? Ее тоже убили? Эванс кивнул.
- Не сразу. Она обладала даром прорицания, и критяне с ее помощью надеялись выиграть войну. Девушка не помнила своей семьи и была готова им помочь. Хитроумный Одиссей боялся этого. Он знал, что жрица потеряет дар, как только лишится девственности, и подослал в осажденный город Ахилла. Тот передал Кассандре обещание Гектора и Париса спасти ее из плена. Но больше братских слов царевну тронул юный облик героя. В ту же ночь они стали любовниками, и Ахилл возвратился в лагерь, "неся на копье все пророчества мира, отобранные у Кассандры".
Софи усмехнулась. Да, именно так мужчины и поступают. Вспоминал ли он после этого о бедной заложнице?
- Какое-то время Кассандра скрывала потерю дара, - продолжал Эванс. - Но вскоре минойцы увидели, что ее пророчества неверны. Троянка сулила им победу, а они терпели поражение за поражением. Перед тем как оставить Кносс, разгневанные критяне спустили царевну в Лабиринт.
- Неужели братья не спасли Кассандру? - голос Софи звучал взволнованно, словно сейчас это имело какое-то значение.
- Ахейцы ворвались в столицу Миноса и разграбили ее, - ответил Артур. - На фресках следы того самого пожара, который бушевал здесь две тысячи лет назад. Воины били в золотые блюда, как в бубны, и плясали на крови, но никто не осмелился спуститься в логово Минотавра. Тогда Гектор и Ахилл решили попытать судьбу. Они взяли ясеневые копья и ушли под землю. Не было в Аттике героев более грозных, чем эти побратимы. Оба надеялись повторить подвиг Тезея, но потерпели неудачу. Они нашли в темных коридорах обезумевшую от страха Кассандру, а потом на человеческие голоса явился и сам грозный хозяин Лабиринта. Герои притаились за колоннами, а когда чудовище оказалось между ними, метнули копья. Но промахнулись во мраке и попали друг в друга. Кассандру разорвал Минотавр. Говорят, он до сих пор бродит по Лабиринту и ждет новых пленников. Когда его терпение иссякает, он ревет и топает ногами, оттого на Крите так часты землетрясения.
Несколько минут Софи молчала, а потом протянула почти обиженно:
- Неужели все герои древности умирали так страшно? Ни у кого не было счастливой старости в кругу семьи?
Артур пожал плечами.
- Боги выбирают лучших и уносят их в цветущую пору. Греческий эпос не знает концов вроде "жили долго и умерли в один день".
- А я бы хотела жить долго и умереть в один день, - вызывающе бросила женщина, - с тем, кого выберу.
Последние слова звучали странно, если учесть ее положение замужней дамы, и госпожа Шлиман смутилась.
- Мне пора. Генрих обещал вернуться к чаю, - заторопилась она. Артур не стал ее удерживать. Он испытывал сильную неловкость рядом с этой робкой красавицей, в его присутствии начинавшей говорить почти дерзко.
9
- Мера во всем - высшая добродетель. Можно ли пускаться в путь в такое время, Одиссей? - Царь Приам ничего не боялся, но его опасения, частые и никогда без повода, делали ему честь как предусмотрительному правителю. - Я знаю, что Тирессий вчера резал для вас с Гектором птицу и посоветовал взять с собой в поход Ахилла, сына Пелея. Однако путешествие на Скирос сейчас опасно, полдневные ветры будут дуть еще дней двадцать.
Царь Итаки кивнул. Все это он знал и сам. Но уж слишком дорого обошлось бы согласие Приама объединиться с ахейцами. Одиссей сразу схватился за слова троянца, а старший царевич решительно поддержал гостя - все жаждут славы, удачи, чужого богатства. Один Лаэртид в дырявом плаще, казалось, ловил выгоду сетями, а она ускользала от него.
- Нам надо спешить, - коротко сказал он царю. - С того момента, как Плеяды улягутся спать, нас ждут полгода бездействия.
В глубине души Одиссей ненавидел это время. С гнилой сердцевины осени до крепкого пупка весны он становился хмур и неразговорчив, приказывал вытаскивать суда на берег, набивать их камнями, снимать снасти и сушить рулевые весла над очагом.
В нем точно жили два человека. Один весельчак и скиталец, по-детски любопытный и хитрый. Другой - домовитый и надежный. На сто дней навигации в году первый подавлял второго, и в оставшееся время второй отплясывал на костях первого, заставляя беззаботного странника чинить крышу и отказывать себе в лишнем килике вина.
Пенелопа знала его тайну. Однажды у очага, растирая волосы горьковатым маслом лавра, она сказала:
- Там, куда ты уходишь, много ли женщин смогут отличить Одиссея Лаэртида от царя Итаки?
Которого из них она любила? И который из них любил ее?
Много лет назад, в свою первую навигацию, он повстречал молоденькую нимфу Калипсо, хозяйку крошечного островка. При ней обитала колония жриц. Они заговаривали ветер, знали, как направить волны, как выпустить судно и как удержать его у берега. Тогда Одиссей остался у Калипсо на неделю, не успел продать всех овец и получил от отца палкой, однако не расстроился и теперь каждое лето навещал черноглазую ведунью. Среди стайки ребятишек, бегавших по острову, был где-то и его сын Телегон. Но нимфа никогда не показывала его, говоря, что ребенком Лаэртид расплатился с ней за гостеприимство, мальчик посвящен богам, и их встреча может стать роковой…