МИССИС ПРИКОСОВИЧ. Я видела эту женщину, как ее там, теперь фамилия ее Рукс, а раньше она была Бекки, жена Джонни Палестрины, мы тогда жили напротив дома, который принадлежал его семье, а до того она была замужем за мужчиной, который повесился в амбаре[4], а теперь появился этот Рукс, и если вы спросите меня, то он какой-то пещерный человек, а эти Палестрины были очень милыми итальянцами, Рафаэль, и Анна, и Энтони, здоровяк, который был боксером, и Роза, его маленькая красотка-сестра, и Джина-шалава, только на самом деле не была она плохой девушкой, просто у нее была большая грудь, не такая большая, разумеется, как у меня, но я была толстая до того, как начала болеть, и мой мальчик Эдди уводил ее за кирпичный завод, где ее брат Энтони нашел их в кустах ежевики, и это закончилось печально, а еще мальчишки играли в бейсбол около мельницы, и Джонни был лучшим, но после войны он женился на женщине, которая на днях приходила сюда, я только что называла ее имя, но уже забыла, но мы здесь все такие глупые, я была совсем не такая, когда выходила за Элмо, но кто она все-таки?
ТЕТЯ ЛИЗ. Моя племянница.
МИССИС ПРИКОСОВИЧ. Племянница, конечно, а у меня болят колени, так болят, что я хожу, как гиппопотам, а еще я помню, как Элмо ударил меня, когда я съела последний пончик в тысяча девятьсот тридцать пятом, вот он и ударил меня садовым шлангом, таким он был уродом, но я так любила его, я помню нашу брачную ночь, он был такой нежный, потому что не знал, что нужно делать, но я, разумеется, знала, хотя ты тогда были совсем еще дети.
ТЕТЯ ЛИЗ. У меня детей не было. Мой ребенок умер при рождении. У меня была только Бекки, дочка Джесси.
МИССИС ПРИКОСОВИЧ. Да, но я все о нем забыла, потому что он давно уже мертвый, и знаешь, я говорила этой тощей медсестре, как ее зовут, Джейн, медсестре Джейн, также звали и любовницу дяди Уиггли, которая была ондатрой, и он был кроликом, и мы читали детям, и она была бы красоткой, если бы постоянно не выглядела так, будто пробежала марафон, и я сказала ей, когда она давала мне слабительное, сестра Уиггли, сказала я ей, если Бог любит меня, почему заставляет мочиться не в то время, когда следует?
ТЕТЯ ЛИЗ. Джесси умерла.
МИССИС ПРИКОСОВИЧ. Да, я сказала, и она сказала, я не знаю, сказала она, и Уиггли был священником, который водил шашни с дочерью моей сестры[5], она была его экономкой, но если бы Бог не хотел, чтобы они это делали, он не дал бы им то, чем это делается, ведь так? И еще, Элмо…
(Она уходит, продолжая говорить, а к кровати подходит БЕККИ).
ТЕТЯ ЛИЗ. Моя племянница. Бекки…
БЕККИ. Тетя Лиз, тетя Молл приходила?
ТЕТЯ ЛИЗ. Нет.
БЕККИ. Но она расписалась в журнале посещений.
ТЕТЯ ЛИЗ. Ну вот. Еще одна. Почему вы спрашиваете меня о том, что и так знаете? Это какая-то проверка?
БЕККИ. Как она?
ТЕТЯ ЛИЗ. Я в порядке.
БЕККИ. А как тетя Молл?
ТЕТЯ ЛИЗ. Почему ты не спросишь ее?
БЕККИ. Не думаю, что она со мной разговаривает.
ТЕТЯ ЛИЗ. Это еще почему?
БЕККИ. Она на меня злится.
ТЕТЯ ЛИЗ. Ты принесла банан?
БЕККИ. Я забыла.
ТЕТЯ ЛИЗ. Понятно. А как Дороти?
БЕККИ. Я ее не видела.
ТЕТЯ ЛИЗ. Твой муж столкнул ее с лестницы.
БЕККИ. Нет, он не сталкивал, как ты можешь так говорить?
ТЕТЯ ЛИЗ. Бедная Дороти. Она мертва, как грецкий орех.
БЕККИ. Тетя Лиз, это нелепо. Кларенс не сталкивал тетю Дор с лестницы. Именно он свалился с лестницы, споткнувшись о кота[6]. И тетя Дон не мертва.
ТЕТЯ ЛИЗ. Откуда ты знаешь? Сама сказала, что не видела ее.
БЕККИ. Я бы услышала, если б она умерла.
ТЕТЯ ЛИЗ. Она бы позвонила и сказала тебе?
БЕККИ. Мне бы сказала тетя Молл.
ТЕТЯ ЛИЗ. Она с тобой не разговаривает. Как кот?
БЕККИ. Кот в порядке.
ТЕТЯ ЛИЗ. Твой муж гонялся за ним на пикапе.
БЕККИ. Это был Джон Фостер.
ТЕТЯ ЛИЗ. Это был твой муж.
БЕККИ. Я про кота, которого звали Джон Фостер. Джон Фостер Даллес. Теперь у нас другой кот. Ты это знаешь.
ТЕТЯ ЛИЗ. Ничего тупее просто быть не может. Взрослый мужчина, мчащийся за котом со скоростью девяносто миль в час.
БЕККИ. Он не причинил ему вреда. Только отдавил хвост.
ТЕТЯ ЛИЗ. Здоровенный, уродливый, тупой чурбан.
БЕККИ. Тетя Лиз, я не хочу ссориться с тобой из-за Кларенса. Я принесла бумаги, которые тебе надо подписать.
ТЕТЯ ЛИЗ. Не читаю я больше газеты[7]. От «Кантонского депозитария» руки становятся черными, словно ты – шахтер.
БЕККИ. Нет, это юридические документы. Тебе их надо подписать.
ТЕТЯ ЛИЗ. Я больше не могу писать.
БЕККИ. Все, что тебе нужно, так это расписаться.
ТЕТЯ ЛИЗ. Не хочу я расписываться. С расписыванием я покончила. Я собираюсь присоединиться к Дейви, и Гретхен, и Льюису, и Дороти, и Рудольфу Валентино[8], и к Джону Фостеру Даллесу на небесах.
БЕККИ. Тетя Дор не умерла, Джон Фостер просто сбежал, он был слишком злобным, чтобы умереть, а Гретхен, возможно, и умерла, но я не думаю, что она на небесах. Поэтому подпиши для меня эти бумаги. Займет это у тебя секунду, а потом ты спокойно поспишь.
ТЕТЯ ЛИЗ. Откуда я знаю, что у меня есть секунда? Я выгляжу будто у меня есть секунда? И почему я должна что-то подписывать человеку, который даже не принес мне банан? Возвращайся с бананом и, возможно, я прочитаю твою газету, хотя бы раздел с телепрограммой. В последний раз, читая газету, я заснула и вымазала краской все лицо. Проснулась, и выгляжу, как Эл Джолсон. Где Бен? В Айдахо?
БЕККИ. В Коннектикуте. Я лишь хочу, чтобы ты подписала мне пару бумаг, а потом я уйду. Я действительно думаю…
ТЕТЯ ЛИЗ. НЕТ!
БЕККИ (начинает плакать). Извини. Я просто подумала…
ТЕТЯ ЛИЗ. Не плачь, Бекки. Я этого терпеть не могу.
БЕККИ. Я стараюсь сделать так, чтобы тебе было лучше. Ты это знаешь.
ТЕТЯ ЛИЗ. Тогда перестань плакать.
БЕККИ. Я оставлю эти бумаги здесь, чтобы ты взглянула на них, когда у тебя будет время, хорошо? Подпишешь их, когда тебе будет удобнее, а я заберу, когда приду к тебе в следующий раз.
ТЕТЯ ЛИЗ. Я не выношу слез.
БЕККИ. Извини. Мне это нелегко, тетя Лиз, ты знаешь, и очень часто я не знаю, что и делать, иногда это так трудно понять, что к чему, но ты знаешь, как сильно мы тебя любим, и, поверь мне, Кларенса это расстраивает не меньше, чем меня. На самом деле он все так тонко чувствует, глубоко внутри….
РУКС (орет из коридора). БЕККИ! ВЫМЕТАЙСЯ ОТТУДА! НАДОЕЛО МНЕ СМОТРЕТЬ НА ЭТИХ ЧЕРТОВЫХ ПОПУГАЙЧИКОВ, ДА ЕЩЕ КАКОЙ-ТО ВЫЖИВШИЙ ИЗ УМА СТАРИК ПУСКАЕТ СЛЮНИ МНЕ НА БОТИНКИ!
БЕККИ. Это он. Должна идти. Подпиши для меня эти бумаги, пожалуйста.
(Она целует ТЕТЮ ЛИЗ, оставляет бумаги на покрывале рядом с ее рукой и уходит, тогда как в комнату входит МИСТЕР КАФКА, старик с большущими усами).
МИСТЕР КАФКА. Эта старуха Прикосович не только пахнет, как лошадь, так у нее еще и крыша едет. Как ты сегодня, сладенькая?
ТЕТЯ ЛИЗ (убирает бумаги под покрывало, чтобы не видеть их). Кто пахнет, как лошадь?
МИСТЕР КАФКА. Миссис Прикосович.
ТЕТЯ ЛИЗ. Я – миссис Хопкинс.
МИСТЕР КАФКА. Как мне это нравится, знаешь ли. Это моя мечта – девушка, которая помнит, как ее зовут. Это Прикосович половину времени думает, что она – миссис Рузвельт.
МЕДСЕСТРА ДЖЕЙН (из коридора). Мистер Кафка?
МИСТЕР КАФТА. О, вот идет еще одна моя прелесть, медсестра Джейн, такая Няша!
МЕДСЕСТРА ДЖЕЙН (появляясь у него за спиной, энергичная молодая женщина). Вот вы где. Как вам не стыдно, мистер Кафка? Я повсюду вас ищу. Вы же знаете, вам пора делать уколы.
МИСТЕР КАФКА. До чего глупо устроено это заведение, доложу я тебе. Сидишь целый день, смотришь на стену, а потом эти сучьи дети не платят мне ни гроша. Говорю тебе, и это серьезно, если так будет продолжаться, завтра я на работу не выйду.
МЕДСЕСТРА ДЖЕЙН. Вы здесь не работаете, мистер Кафка. Я здесь работаю, вы здесь живете, и не можете уходить всякий раз, когда я хочу сменить вам простыни.
МИСТЕР КАФКА. Моя жена умерла, поэтому я могу делать все, что захочу. Могу даже наложить в штаны, появись у меня такое желание.
МЕДСЕСТРА ДЖЕЙН. И часто накладываете.
МИСТЕР КАФКА. А вы должны меня подчищать, так? Это нечто, я накладываю в штаны, а вы должны вычищать мои какашки. Такая грустная милашка. Забавно, так?