Увы, у Герольда не получалось. Чистить картошку ему ещё не доводилось – он подолгу крутил в руках каждый клубень, примеряясь и боясь ошибиться. Да ещё тупой нож – скользя по твёрдой кожуре, то и дело норовил соскользнуть, а то и вообще – выпасть из грязных пальцев.
К счастью, паренёк быстро смекнул, что интересовал бабульку исключительно в качестве слушателя. Вся же чехарда с картофелинами служила лишь поводом, дабы привязать к себе собеседника.
– А когда-то сама всё. Вот этими вот своими руками, – продолжала бабушка Блехман, ловко орудуя инструментом. – Утром проснёшься, раньше всех, чтобы первой. Лопату берёшь и идёшь, и до вечера. И главное эти такие, мол, надо ж тебе? А как я без этого? Интересные прям. Это ж вся моя жизнь. Верно я говорю? А то ж иначе никак. И пусть теперь думают, а мне всё равно. Пусть что хотят, мне вот не жалко. И кожицу тоненько – ни разу не ошибилась. Они так разве умеют? И брат всегда тоненько. Сперва глазки, а потом… Вот, вот так вот. Но чтобы совсем. Гладенько-гладенько. Вот, посмотри.
Спустя два часа Герольд понял, что обеда не будет, хотя теперь он знал про него всё. И про картошку, и про морковку, как их обжаривать, как доводить до кипения, как подавать… А ещё про плохую погоду: про давление и про жару. Про после жары, то есть про холод. Потом про налоги, про пенсии и, главное, про соседского Бобика, который… лохматая_гадина_погнался_за_белкой_свалился_в_колодец_а_хозяин_не_лучше_пришёл_и_сказал_ах_вы_такие-сякие_ваш_колодец_вы_и_вытаскивайте_а_то_засужу_тут_всех_никому_мало_не_покажется_сволочь_какая_ага?
Здесь Герольд подумал, что единственный шанс заткнуть старушенцию – это покончить с картошкой. Он подналёг, стал прикидывать, сколько осталось, и с ужасом обнаружил, что за всё это время картошки в ведре не прибавляется. Господи! Что ж за такое?! И только старушка была на подъёме.
– Я что говорю. Говорю, брат говорит, не надо здесь собирать. Говорит, грязные. Ишь, напридумывал. Я ему говорю – сам туда и иди. Ну а как? А то что же? А он говорит, говорит, вот ещё. И, главное, так говорит… Свинушки лучше опят – да где ж это слыхано? Хороший опёнок, он знаешь какой? Он такой… он такой… – в этом месте она замолчала и сделала сморщенными губами движение, будто собиралась отхлебнуть кипятка. – Вот он какой. Была б я моложе – поговорил бы он мне. Ах, как время летит, вы не находите?
Герольд не находил. Он мысленно взывал к Николаю, отчаянно моля о спасении, хотя точно не знал, следит ли писатель за происходящим или давно уже мирно посапывает, сражённый подробностями. И если сейчас…
– Скажите, Кешенька, а я вам ещё не показывала свои фотографии?
– Показывали, – соврал Герольд, в общем, ни на что не надеясь. Но тут произошло чудо – зазвонил телефон.
О, долгожданный спаситель любого повествования. Выстрелил! Наконец-то. Значит, что-то случилось, значит, крутой поворот. Кто-нибудь умер или кто-то родился. А может – убили. А может – поймали. Или просто пошёл гулять и пропал. И все побегут, все поедут, помчатся. Жизнь сбросит оцепенение: забурлит, заклокочет…
– Это чёрт знает что, – прокряхтела Хая Залмановна, откладывая аппарат. – Брат звонил. Представляете, он только из этой. Сходил, называется. И что они сделали – они перестали продавать корвалол больше двух в одни руки. Вот как, я вас спрашиваю, жить-то теперь? С двумя пузырьками. Это я, значит, это, а мне теперь что? А если не хватит? А их и не хватит. Молодой человек, ну вы-то должны понимать.
Про пузырьки Герольд понимал и сейчас взирал на старушку, как на бывалую алкоголичку. Измученный и голодный, он уже открыл было рот, чтобы высказать всё, но… В эту секунду перед его глазами словно задёрнули шторы, а сам он вывалился из книги как раз на ладони смеющегося писателя.
Пришлось взять таймаут, дабы герой смог спокойно, без лишних свидетелей привести себя в порядок. В конце концов, всем нам иногда не помешает выговориться. И когда живых людей практически ничего не сдерживает – лишь нормы приличия, то далеко не каждый литературный персонаж может себе позволить публичное вольнодумство.
Чуть увлёкся, чуть заигрался, и вот – тебя уже взяли на карандаш. Сперва подчеркнули, пометили жирным, а потом и вовсе порезали. Потому матерятся герои исключительно за пределами бумажных страниц. Там, где кроме автора их никто не может прищучить.
– Да понял я, понял, что не понравилось, – оправдывался писатель, скользя пальцем по книжным корешкам. – Откуда ж я знал, что такая засада? Я их читал? Сейчас, что-нибудь. Поживее, подинамичнее… Так, гляди… Есть про любовь – но тут целых два тома. Про вампиров есть, про приведения. Или вот – философия. Не, не годится?
Кеша мотал головой. Ему отчаянно хотелось нормальных приключений, но разгадывать содержание романов по заголовкам не получалось. Полагаться же на мнение Николая он не желал – хватит, попробовали. «Вот если бы про войну…» – мечтательно думал он, но войны было мало. Две про шпионов, в мягкой обложке, одна – «Оружие вермахта», ещё одна про гусар и, потрепанная, зато с золочёным обрезом – про рыцарей.
Как бы так выбрать, чтобы и пострелять, и подраться? Да ещё остаться в живых, а то прибьют на первой странице… Дело житейское, но всё равно неприятно.
Размышления прервал радостный крик Николая.
– Нашёл, нашёл! – улыбался тот, подтаскивая и кладя перед главным героем глянцевый переплёт. – Эту я помню – эту читал. Фантастика. Про пришельцев, про лазеры. То, что нужно. Как раз.
Пришлось согласиться.
* * *
– База, база, мы теряем пятый сектор! – орал в самое ухо подхриповатый голос. – База, ответь! База, не слышу тебя! Как поняли, база?!
Картинка же появлялась не сразу – на этот раз проникновение в роман происходило не столь мгновенно. Зато Герольд материализовался сразу в скафандре, с лучевым автоматом и по уши в какой-то липкой жижице. Стремясь отстраниться от напиравшего крика, он только сейчас сообразил, что в действительности рядом никого нет, а голос исходит из наушника его шлемофона. Сам же он лежал на боку, на дне широкой траншеи, с недобрым предчувствием наблюдая, как окружающий мир обретает тошнотворную чёткость.
Первое, что бросалось в глаза, была кровь, заливавшая всё вокруг. Непонятно, сколько живых существ потребовалось выпотрошить и выжать, чтобы добиться подобного эффекта, но смотрелось ого как. Здесь же, невдалеке, лежало несколько мёртвых космодесантников. Искромсанные скафандры, разбитые шлемы… По всей видимости, именно они и были ответственны за мясорубку, но где же тогда тела их обескровленных противников?
Ничего не понимая, Герольд с трудом поднялся, сделал пару шагов и невольно ойкнул. Оказывается, всё это время он лежал в зубастой пасти отвратительного чудища. К счастью, чудище было мёртвым, но смотрелось вполне под стать обстановке. Одновременно с его ойком умолк и голос в шлемофоне. Некоторое время царила полная тишина: по-видимому, тот человек мог его слышать и сильно удивился, что кто-то ещё остался в живых.
– Говорит сержант Громов. Кто здесь? Выжившие? Боец, доложитесь по форме, – наконец донеслось из наушника.
– Герольд, – нехотя представился Кеша.
На том конце чертыхнулись.
– Какой ещё герольд? Из какого отряда?
– Понятия не имею, – огрызнулся герой. Отчитываться он не любил, и вообще его изрядно мутило.
– Ладно, не важно. Доложите боеспособность! – продолжил напирать Громов.
– Тошнит меня. Сейчас блевану.
Наушник снова растеряно замолчал, и у Герольда появилась минутка проползти поглядеть, как там на поверхности. Что он и сделал.
Фантастический мир оказался на редкость невзрачным: ни тебе гор, ни рек… ни покоса. Насколько хватало глаз, в обе стороны от окопа тянулась унылая каменистая плоскость, залитая фиолетовым солнцем. Лишь в паре мест однообразный ландшафт оживляли невысокие скальные островки, приютившие в расщелинах что-то наподобие сизого кустарника. «Вот вам и экзотика далёких миров. Неужели так весь роман?» – подумал Герольд. Для чего же потребовалось возводить укрепления в чистом поле – оставалось отдельной загадкой.