– Клэр, я не хотел обидеть тебя. Прости, если сказал что-то лишнее, я просто хочу узнать тебя ближе.
Он пытается перевести тему: – О, так значит, твой день рождения почти в Хэллоуин, можно отметить два праздника сразу.
После громкой тирады сложно восстановить дыхание. Все-таки делаю глубокий вдох и пытаюсь говорить, как можно спокойней и мягче. – Прости, Калеб, я не хотела грубить тебе. И уже говорила, что нам не стоит общаться. Я не такая интересная, как тебе могло показаться. И вообще мне пора идти. – Наконец вырываю из его рук пакет с покупками и быстро перебегаю дорогу по пешеходному переходу. Автобус уже набирает людей на остановке. Не хочу оборачиваться. Заплатив водителю, иду в самый конец душной кабины и плюхаюсь на сиденье. И не важно, что этот автобус едет в противоположную сторону от моего дома, мне нужно было сбежать. Автобус отъезжает, я все-таки не выдерживаю и оборачиваюсь, чтобы в последний раз взглянуть на Калеба. Он провожает меня грустным взглядом, лишь легонько махнув рукой на прощание, а я, как последняя стерва, резко отворачиваю голову от окна и удаляюсь в неизвестном направлении.
Глава 8
С полчаса пялюсь на пустой листок бумаги, нервно перебирая карандаш между пальцами. В окно светят тусклые лучи солнца перед неизбежным закатом дня. Я снова думаю о Калебе. Прошла неделя после нашей последней встречи в лавке. В памяти всплывают его испуганные глаза и мой гнев, который я на него так незаслуженно выплеснула. Он же просто проявлял интерес ко мне, а я как последняя дрянь накричала на него да еще сбежала. Больше он не появлялся на горизонте. Я добилась того, чего хотела. Он оставил меня в покое.
Закрываю глаза и откидываю голову назад. Слышу, как мать внизу снова полезла в шкаф мини-бара. Не хочу ее видеть. Она звала меня на ужин, но я вежливо отказалась. Чем реже я ее вижу, тем меньше испытываю ненависти к ней, точнее к ее пагубной привычке.
Снова возвращаюсь к мольберту. Раньше, если я грустила или на улице была плохая погода, мне всегда помогало творчество. Никогда не забуду, как мама привела меня в художественную студию при младшей школе. В то время у нас были проблемы с финансами, сестре понадобилась срочная операция, она упала с дерева на острый булыжник. Рука была раздроблена. Моя бедная старшая сестренка. Все деньги уходили на ее лечение. Занятия в студии были бесплатными, но вот материалы стоили огромных денег. Чего только стоили одни масляные краски. Близился мой день рождения, какого-то особого подарка я не ждала, но каково было мое удивление, когда папа привез набор юного художника. Небольшой деревянный чемоданчик с красками, кистями и всевозможными карандашами. Я кричала от счастья и обнимала родителей, целуя по очереди в каждую щеку.
Провожу линию карандашом, сначала одну, потом вторую. Несколько штрихов – и грифель карандаша ломается, уже во второй раз. Издаю звук, больше похожий на рычание. Разрываю листок, судорожно скомкав испорченную бумагу, отправляю ее в мусорное ведро. Беру новый лист бумаги и нервно точу карандаш.
Почему я не могу вспомнить? Закрываю глаза и ищу в памяти родной образ. Пытаюсь вспомнить каждую черту, но не выходит.
Неужели я начала забывать? Упираюсь лбом в мольберт и копаюсь в памяти. Когда мы начинаем забывать безвременно ушедших? Мы забываем их привычки, какую одежду они любили носить. Мы можем забыть, как от них пахло. Хвойным лесом и табачным дымом или кофе и сладкой ватой? Забывается многое, но как можно забыть лицо собственного отца?
Быстро вскакиваю со стула и роняю мольберт на пол. Достаю из ящика стола папину фотографию, которую я недавно вытащила из семейного альбома и еще не успела вставить в подходящую рамку. Стараюсь запомнить каждую морщинку на лице, каждый изъян кожи. Всматриваюсь в папины зеленые глаза. Зачарованные изумруды в пол лица, которые я унаследовала. Широкая улыбка и слегка поседевшие волосы. Закрываю глаза и пытаюсь вбить в память все до мельчайших подробностей. Я так боюсь забыть, боюсь забыть. Повторяю эти слова как заклинание.
– Прости меня, папа, я ни за что в жизни не забуду тебя. Никогда. Ты навсегда останешься жить в моей памяти. – Прижимаю фото к щеке, а обжигающие слезы катятся по бумаге. Старенькая фотография, сделанная лет десять назад, начинает размокать в моих руках.
– Нет, нет, только не это. – Быстро разглаживаю мокрую бумагу и кладу под настольную лампу, чтобы она высыхала. Вытираю лицо ладошками и начинаю дыхательные упражнения, которым меня научили на терапии. Считаю до десяти про себя, делаю последний вздох особенно глубоким.
– Ну все. Хватит раскисать, Клэр. – Поднимаю с пола разбросанные вещи и убираю старенький мольберт за шкаф. Переодеваюсь в любимую пижаму, забираюсь под одеяло и благополучно ухожу в мир грез.
Просыпаюсь как всегда до будильника. Иду в душ, чищу зубы и немного подкрашиваюсь. Решаю сегодня выпрямить непослушные волосы и собрать в высокий хвост.
Спускаюсь по лестнице и иду на кухню. Мать с бокалом вина готовит завтрак у плиты. Она все заглушает спиртным, но это не выход. Сколько бы я ей об этом ни твердила, она меня не слышит.
– Доброе утро. – Она кивает мне, выпивая весь бокал залпом, и бросает свое обычное: – Бывало и получше.
До смерти отца она была другой. Мать занималась любимым делом и работала в маленькой фирме отца по перевозкам малогабаритного груза. Она успевала все. Сшить пару костюмов на заказ – легко. Приготовить обед, убрать большой дом – пожалуйста. Поехать в офис и помочь отцу с отчетами – обращайтесь. Родители никогда не ссорились, по крайней мере, я такого не помню. Я любила свою семью, которой уже нет.
Никакого наследства от отца не осталось. Но определенные накопления есть. На них мать и покупает себе ядовитую жидкость. На моем счете в банке лежит небольшая сумма, отложенная на колледж, но я не уверена, что буду поступать в этом году. Раньше я очень хотела уехать в большой город. Завести новых друзей и подрабатывать в какой-нибудь кафешке. Встретить парня и безнадежно влюбиться. Но теперь я просто потеряла вкус к жизни.
Я боялась, что в какую-нибудь из ночей мой телефон зазвонит, и я услышу, что лишилась последнего родителя. Я не могу оставить мать, в одиночестве она окончательно сопьется. Тяжело наблюдать эту картину каждый день. Она эмоционально давит на меня, высасывая последние жизненные силы.
Вымыв за собой посуду, я бросаю грустный взгляд на некогда цветущую женщину, которая больше жизни любила свою семью. Делаю глубокий вдох и проглатываю образовавшийся ком в горле, чтобы не расплакаться. Вся домашняя ситуация изрядно втаптывает меня в грязь, остатки надежд падают в бездну под названием «наркологический диспансер».
Накидываю джинсовую куртку, открываю дверь и встаю в ступор. Калеб лежит на капоте своей машины, скрестив руки на груди. Тихонько подхожу к нему поближе и театрально покашливаю, чтобы обратить на себя внимание.
– Привет, Клэр. – От неожиданности он соскальзывает вниз по капоту. – Я уснул, пока ждал тебя. Приехал с рассветом, боялся, вдруг ты уходишь раньше. – Сняв солнечные очки, он потирает глаза руками. Какой же он сексуальный спросонья.
– Что ты делаешь возле моего дома? Мне кажется, я ясно дала понять, что не хочу общаться. – Калеб безумно красив, что усложняет сложившуюся ситуацию. Он приглаживает растрепанные волосы руками, отчего я просто схожу с ума.
– Да, Клэр, я все прекрасно понял. Просто хотел еще раз извиниться. Иногда я говорю не думая и не замечаю, как могу обидеть окружающих. Нельзя было отпускать тебя, не узнав, в чем дело. Видимо, я задел тебя за живое, поэтому вот, это тебе. – Он протягивает мне конверт. На котором написано: