Девочка плакала, тихонько, чтобы никому не мешать веселиться, она всё так же сидела за своим столом, опустив лицо, спрятав его в длинных волнистых волосах, по которым стекали капельки слёз, но их никто не видел, только иногда дёргались её хрупкие, ещё детские плечики. Трудно казаться сильной в восемнадцать лет, но даже сейчас Яна сумела погасить истерику, избежав известной картинности и вместе с этим лишних пересудов, а пройдёт немного лет, и она лишь улыбнётся в ответ, чуть-чуть, не оставляя публике ни малейших шансов на незаслуженное развлечение.
Кирилл Мефодьевич испытал шок, он знал своё прозвище, но услышать его от одной из любимых учениц под всеобщий гогот остальных, в это он верить отказывался. Ему требовалось время, время прийти в себя и успокоить аудиторию, но пока он стоял и смотрел сквозь лица студентов, не стеснявшихся своего хамства. Он увидел школьные годы, потом остальную несущуюся жизнь, и везде его преследовала реакция на сочетание имени и отчества. Люди часто неравнодушны к обыденным вещам, к тому, что не должно привлекать излишнего внимания, вот только желание казаться сильнее призывает уколоть, ударить, ища любую зацепку.
Костя не поддался эффекту неожиданности, способствующему пусть коротенькому, но смешку, Костя не смеялся. Впрочем, если оказаться перед аудиторией людей с лицами искажёнными гримасой идиотического веселья, в это легко поверить, в этой картине нет ничего забавного, а тем более эстетичного. Идеальное решение пришло само, Костя взял один из свободных стульев и, поставив его около Яны, сел, легонько обняв девушку одной рукой, и предложил ей своё плечо, на которое она покорно склонила голову. Так они и сидели, ничего не делая и ничего не говоря, ожидая пока Алфавит выйдет из ступора или пока толпе не надоест смеяться. Яна приходила в себя.
– Молчать! – наконец рыкнул Алфавит, то был его знаменитый рык, воистину львиный (вспомним мальчика-«кинолога» в одном из знаменитых сюжетов «Ералаша»), в нашем случае никто не обмочился, но все заткнулись разом, даже Яна вздрогнула.
Помолчали некоторое время, после чего Костя предложил:
– Кирилл Мефодьевич, по моей вине прервано обсуждение, извините и разрешите, я сам и продолжу.
– Конечно, и говори с места, – более привычным голосом разрешил Алфавит.
– Итак, рассмотрим действие системы «исключение подтверждает правило» на примере брака и измены, в контексте приведённого доказательства, – Костя говорил без напряжения, а голова Яны по-прежнему лежала на его плече. Однако никто не острил. – В частном или бытовом случае измена разрушает брак, как минимум его психологическую составляющую, то есть система не работает. В общем же смысле измена является базовым индикатором прочности действующего института брака, а также катализатором процесса внесения изменений в существующие нормы данного института. Примеры очевидны, кому из литературы, а кому из личных наблюдений и на них нет смысла останавливаться.
– Костя, я заметил, что в твоих рассуждениях всегда присутствует двойственность. Скажи, почему?
– Это свойственно окружающему миру…
Звонок известил об окончании пары. Первой пары сдвоенного семинара у Алфавита и второй пары – сегодня. Учёбы осталось на полтора часа. Народ потянулся из кабинета, в основном – покурить, и Костя побеспокоил девушку:
– Яна, ты не заснула?
– Нет, – она подняла голову и села прямо.
– Может, пройдёмся немного?
– Иди один, я посижу здесь. Ладно?
– Ладно, – Костя повернулся к Яне (до этого момента он смотрел перед собой) и, откинув ей волосы, обнаружил грустные серые глаза, следы слёз на щеках, слегка вспухшую верхнюю губу и другие, менее заметные, признаки опечаленного лица.
– Иди же скорее. Я сама справлюсь, – Яна боялась, что Костя останется, испытывая к ней жалость и не давая привести себя в порядок (хоть символически), она боялась, что снова разревётся и окончательно превратиться в никчёмную плаксивую барышню, и она гнала его, чтобы быть вместе.
Костя покинул кабинет, присоединившись к курильщикам, по возвращении же обнаружив разительную перемену в облике Яны. Не оставив и следа от заплаканной девчонки, за столом сидела спокойная и даже слегка ироничная (неуловимая улыбка то появлялась, то исчезала) девушка, готовая к работе на семинаре. Не поверив глазам, Костя снова сел рядом с ней, однако обошёлся без фамильярности, помня, как действуют на неё его невинные шутки.
Вторая серия не оправдала ожиданий публики, пройдя обыденно, не считая выступления Яны, которая всё-таки изложила своё видение трансформации случайности в закономерность, что демонстрировало работоспособность системы «исключение подтверждает правило». Вкратце это выглядело так: случайность есть действие или обстоятельство, вызванное неизвестной причиной (используется нормальный допуск на то, что в основе любого действия или обстоятельства имеется некая причина), при познании причины случайность перестанет таковою быть и подлежит отнесению к закономерности, отсюда случайность – это неосознанная закономерность. Ну, а одна закономерность не может исключить другой (в противном случае теряются признаки закономерности, причём у обеих – аннигиляция, как ни крути), что приводит к тезису «о подтверждении правила», но поскольку возможен вариант непересечения закономерностей, причём с высокой вероятностью, то одна из все-таки пересёкшихся закономерностей приобретает знак исключительности. Всё, кольцо замкнулось.
Обсуждение сорвалось, поскольку один из студентов, препарируя сказанное на историческом примере, произнёс «магическую» фразу о случайности (не случайности) октябрьской революции 1917 года. Эта тема зажгла всех, кроме Кости, который, вполголоса сказав о кармичности сего события, замолчал до конца занятия. Его совершенно не тянуло снова дебатировать, доказывать, пояснять, говоря об обречённости России на диктатуру, о достижении этим государством той критической отметки, за которой начинается именно это испытание, избежать которого невозможно. Форма значения не имела, истории известны самые разные режимы, и коммунистический лишь один из них. Важно другое: время, и Косте казалось, что его страна пошла не самым коротким путём, выпрашивая прощение кровавыми жертвоприношениями и ввергая себя в последующий круговорот обесцвеченных лет, без каких-либо шансов на спасение. А что же сейчас? А как же сейчас? Позже, позже, позже…
Из института Костя вышел вместе с Яной, до метро им по пути – так она сказала, добавив, что надо уточнить некоторые детали. Но она молчала, пока молчала, а ведь идти совсем недалеко. Конечно, ситуация очевидная, и для её разрешения Костя прикинулся рассеянным:
– Кстати, ты что-то хотела у меня выяснить.
– Да, – Яна колебалась, и оттого задала совсем другой вопрос. – Что ты подразумевал, говоря о кармичности революции?
– Я? – Костя ошарашено посмотрел на Яну, но она изумилась не меньше; нет, никто не поскользнулся и не упал (а гололёд-то нешуточный), но было отчего удивиться, вместо личного вопроса (ожидавшегося) заданный звучал неуместно. В таких ситуациях не отвечают, в таких ситуациях отшучиваются: матушка, я не понимаю вашего юмора, ладно бы сто лет назад, когда молодые люди кружили головы друг другу революционными идеями…
– Как Ленин и Крупская…
– Не обижай себя, да и мне старик Крупский совсем не симпатичен…
– А кто тебе симпатичен?
– …?
– Костя, пригласи меня к себе, я сейчас совсем не могу идти домой… ну, пожалуйста.
Супер, вот это девушка (!), как в песне: «…кондуктор, нажми на тормоза». Костя опять устоял на ногах, везения ему сегодня не занимать, в отличие от вариантов ответа.