Рождённый в чужой стране. Время перемен - Редакция Eksmo Digital (RED)

Лев Воронцов

Рожденный в чужой стране. Время перемен

Рассказ без названия

Памяти Алексея Герасимова

У студентов середина сентября – пора душевного спокойствия. Проблем ещё в помине нет и иногда можно прогулять пару-другую лекций.

На улице накрапывал дождь, но он меня ничуть не смущал. Покинув обитель знаний, я спустился вниз по проспекту и свернул к кафе на набережной. Напротив входа, под старым карагачем, мок крупный белолобый сенбернар. Он не был привязан, просто сидел, провожая грустным взглядом каждого прохожего. Мне всегда нравились сенбернары – большие и в сущности добрые собаки.

– Хозяина ждёшь? – спросил я его.

На ответ рассчитывать не стоило, но пёс вздохнул и опустил голову.

Я зашёл в кафе. Помимо меня, там был только один посетитель – светловолосый молодой человек в чёрной кожанке, занимавший столик за резной перегородкой. Он сидел, обхватив голову руками, и я не увидел его лица. Из рукава куртки выглядывала манжета рубашки, застёгнутая золотой запонкой. На пальце красовался перстень – крупный рубин цвета голубиной крови в глухой оправе. Перстень делали либо очень давно, либо на заказ: больно уж редкой для нынешнего времени была форма огранки камня – каре.

Я подошёл к стойке и попросил кофе. Парень за перегородкой посмотрел в мою сторону. Я узнал его: Алексей, мой бывший тренер. С шестнадцати лет он жил отдельно от родителей. Мать с младшим братом проживали где-то на Украине. Отец – врач анестезиолог-реаниматолог, считавший самостоятельность важным качеством человека, – оставил ему трёхкомнатную квартиру и сказал, что на кусок хлеба каждый должен зарабатывать сам. На дворе тогда стоял 1988-й[1]. Алексей стал заниматься каратэ. Несмотря на юный возраст, бойцом он был перспективным. Да и человеком харизматичным. Так что вскоре ему поручили вести собственную группу. В 1990-м году он стал чемпионом Союза среди юниоров в средней весовой категории.

Великих денег тренерская работа не приносила, и Алексей подался в «левоохранительные» органы. Наши пути разошлись. О его дальнейшей судьбе я знал на уровне слухов.

– К тебе можно? – спросил я.

– Садись.

Я снял плащ и перекинул его через спинку стула. Сел. Поинтересовался:

– Твоя собака на улице?

– Нет. Но ждёт меня.

Я решил, что сенбернара ему оставили на время. Пока хозяева не вернутся.

– А не убежит?

– Не убежит. Коньяку выпьешь?

– Спасибо, не пью.

– Я тоже раньше не пил. Женился?

– Нет. А ты?

Он отрицательно покачал головой и залпом проглотил остатки спиртного. Подошёл официант, поставил на стол кофе и забрал рюмку.

– Коньяк повтори, – не глядя в его сторону, бросил Алексей, а когда тот удалился, пояснил: – Бутылками они не продают, так что пусть бегает.

Особенности национального сервиса: спиртное подают порциями, копируя западную манеру обслуживания, а в кофе могут положить сахар, забыв при этом поинтересоваться желанием клиента. Я ложечкой зачерпнул со дна чашки: сахар был. Точно помню, что не просил о нём!

– Меня всё же собака беспокоит, – сказал я. – Она без намордника. Сейчас с беспризорными псами не цацкаются. Могут и отстрелить.

– Укусить, думаю, она никого не укусит. А умирать – её профессия.

– В каком смысле?

– В прямом. Профессия у неё такая – умирать.

– Странная профессия.

– Угу, очень странная.

Я глянул через оргстекло двери на собаку. У меня близорукость, да и оргстекло мутноватое, но мне показалось, что пёс пристально смотрит на нас.

– Чем занимаешься? – спросил Алексей.

– Учусь. Пятый курс. Сейчас вот лекцию прогуливаю.

– Ты разве не закончил институт?

– Я академку брал.

– А я из неё так и не вышел. А кроме учёбы чем-нибудь промышляешь?

– Литературой балуюсь. Пытаюсь писать.

– Ты всегда странный был. И как, печатают? – в его голосе прозвучал интерес.

– У меня нет ни одной законченной вещи. Слишком медленно работаю и сильно разбрасываюсь. Всё зависит от настроения. Или вдохновения. Называть можно как угодно.

– И про что пишешь?

– Про всё, что кажется интересным.

– Стихи?

– Прозу. Я вырос на фантастике, поэтому она мне ближе.

Мотнув головой в сторону входа, Алексей поинтересовался:

– А что думаешь о нём?

Я посмотрел на собаку и сказал:

– Думаю, ему неприятно быть по ту сторону.

– Почему?

– Ты сидишь в тепле, а он под дождём.

Официант принёс коньяк. Некоторое время мы молчали. Я маленькими глотками пил кофе, а Алексей, пытаясь разглядеть дно рюмки, медленно поворачивал её вокруг своей оси. Наконец он выдал:

– А ведь этот пёс дважды мне жизнь спасал. И оба раза, спасая меня, гиб сам.

Я силился понять: пьян он, шутит или говорит серьёзно.

– Может, это были разные собаки? – предположил я. – Просто очень похожие!

– Одна и та же. – Выдержав паузу, Алексей добавил: – Не веришь – твоё дело…

Я пожал плечами и попросил:

– Тогда расскажи подробнее!

– А ты об этом напишешь…

– Если не будешь против…

Он задумался. Сенбернар, всё так же сидя под деревом, смотрел на нас.

– Ладно, слушай… Года два назад у меня брата убили. Не родного, двоюродного, но всё равно родственник. Мать позвонила, чтобы приезжал. Где мы, а где Украина! Поехал на машине. Гнал как бешеный. На похороны хоть и впритык, но успел: только добрался и практически сразу – на кладбище. Там я впервые этого сенбернара и увидел. Странно, думаю, собака породистая, а хозяина нигде нет. Пока родственники с покойным прощались, пёс в сторонке сидел. Смотрел. А как гроб закапывать стали, поднялся и к выходу с кладбища затрусил. Тут ещё ливень начался – долго стоять не будешь. Все быстрей к машинам, автобусам и на поминки. Я в конец всей этой вереницы пристроился. И когда уже к воротам подходить стал, вижу – скачет между могил. Ливень вовсю хлещет, а он подпрыгивает и в полёте пастью щёлкает. Я сначала понять не мог: что он делает? Потом сообразил – с дождём играет. Как девять дней справили, я поехал домой. Оставаться дольше – сам понимаешь, меня тоже дела ждут. Столкнулись мы с ним на дороге. В прямом смысле столкнулись. Ночь была. Я третьи сутки ехал, и тут он выскочил – прямо под колёса. Я понять толком ничего не успел. Даже не разглядел, что это собака. Ударил по тормозам, но… всё равно зацепил. Сижу весь в холодном поту. Затем вылез из машины – и первым делом тело искать. Нашёл по звуку: он скулить начал. Подхожу, и тут меня во второй раз пот прошиб: дорога чуть вниз уходит, а метров через двадцать опять выравнивается. Когда едешь, этого не видно. Посветил фонариком, а на асфальте не только собака лежит, но ещё и бревно. Не выскочи этот дурик на шоссе – был бы покойником не он, а я. Взвизгнул он пару раз и всё. Сдох. Оттащил я бревно и собаку на обочину, подхожу к машине – никаких следов удара! Весь передок осмотрел. Ни вмятин, ни царапин – ничего! Понимаю, что быть такого не может, но… В общем, махнул рукой и решил не ломать себе голову, а радоваться, что и сам жив, и машину ремонтировать не придётся. В город вернулся под утро. Машину на стоянку и домой – отсыпаться. Подхожу к подъезду, а эта собачка меня уже дожидается.

Алексей замолчал.

– И что дальше? – спросил я.

– Ничего. Посмотрел мне в глаза и ушёл.

– Ушёл?

– Угу. Ушёл.

– Странно. Зачем же он тогда тебя у подъезда дожидался?

– У него спроси.

– А второй случай?

Он пригубил коньяк и, прищурившись, глядя в рюмку, продолжил:

– А ещё через год конфликт у меня вышел. Дело до пальбы дошло. Грохнули бы меня, если бы этот пёсик из кустов на стрелка не кинулся. Я его в то утро около своего дома видел. Потом уже там. Стреляли из обреза. Сечкой. Ему всё брюхо разворотило.

Я начал кое-что понимать:

– Значит, он приходит непосредственно перед… А затем уходит…

– Да, суть ты уловил! – подтвердил Алексей.

– Знаешь, – вспомнил я, – подобные случаи об умерших домашних питомцах собирал один американец. Ни названия книги, ни автора, к сожалению, не назову. Но там было несколько иначе: животные предупреждали хозяина каким-либо образом и исчезали. А ты, насколько понимаю, с этим сенбернаром вообще незнаком?