«Ань, привет. Я готова попробовать работать».
Дальше – как в тумане. Все вдруг перемешалось и стало нелогичным и неправильным. Собеседование на место администратора в онлайн-школу. Красные ленточки вокруг детских площадок. А на 8 Марта вместо цветов люди почему-то начали скупать туалетную бумагу. И страх. Он висел в воздухе, и никакой ветер не мог его развеять.
«Виктория, мы рады видеть вас в нашей команде. С 15 марта вы можете приступать. До этого момента нужно изучить работу платформы. Всему, что вам нужно знать и уметь, вас научит Евгений. Он свяжется с вами завтра».
Дни стали очень нервными. Вике приходилось по полдня сидеть и разбираться с новыми обязанностями. В мире нарастала паника и неопределенность. Она старалась не придавать значения тому, что происходит, но перед сном, когда бесконечный поток информации прекращался, неизменно слышала в своей голове мысли:
«А вдруг это правда? Вдруг мы заболеем и умрем? Что делать, если реально заразимся? Вдруг и правда надо накупить продуктов на год вперед?»
Школу и сад закрыли на карантин на неопределенный срок. Гулять на улице запретили. Дети дома сходили с ума. Алексей пропадал на работе, а Вика пыталась разорвать время между бытом и новыми обязанностями.
Вскоре Алексей решил отвезти детей к бабушке и там побыть пару дней – привести мысли в порядок. Продажи автомобилей практически сошли на нет. Хорошо, что зарплату ему пока оставили. Вика с радостью согласилась: побыть наедине в это непростое время показалось роскошью.
15 марта Вика погрузилась в работу. Ее задача была несложной: читать сообщения, если возникают вопросы, отвечать или направлять их к лекторам курсов или техподдержке платформы. А еще разруливать конфликты и бороться со злостными нарушителями правил. Благо таких было немного. В чате она была тенью, невидимой и очень внимательной.
На первое время ей дали всего три группы курса по саморазвитию. Там люди ставили цели и шли к ним, разбирались в себе, своих желаниях и ценностях, писали планы по их достижению. Вроде бы ничего сложного. Больше всего Вике нравилось, что здесь каждый делился своей историей. Кому-то помогли медитации, кому-то – визуализации, кому-то что-то другое, а она должна была помогать им всем разом не потеряться в этом потоке информации.
Люди, вы это серьезно? А реальные действия вам не помогли? Иногда в ее голове рождались такие мысли. Но она решила абстрагироваться. Это всего лишь работа. И Вика решила выполнять ее качественно, раз уж взялась.
Но самое главное было не это. Первую же оплату Вика смогла перечислить за ипотеку! Облегченно вздохнула. Хорошо, что она согласилась здесь работать. Все-таки это намного лучше, чем было раньше.
Новые цели
Вечерами, покончив с печеньками и работой, детьми и сериалами, Вика все чаще стала ощущать необъяснимое желание, которое она долго не могла понять. Начитавшись за день историй, она хотела выплеснуть их на бумагу. Красный блокнот заполняли буквы – и чем больше, тем легче становилось на душе. Как будто эта история с «короной» была там, а настоящая жизнь – в этих буквах на страницах блокнота.
Она стала копаться в своей памяти, искать, доставать старые, давно забытые ларцы воспоминаний. Вот она открыла чистую страницу и вспомнила свою историю ранней молодости. Ведь когда-то она рисовала! Ее учительница оставила глубокий след в жизни.
Вика снова открыла блокнот и вывела посередине строчки ровными буквами:
Посвящается Ирине Зайцевой
* * *
История одного художника
Швейная машинка издавала монотонный звук, сливаясь с другими в гул, настолько привычный уху, что она его не слышала. Для нее – шумящая тишина. На заводе, где она трудилась, работало еще человек триста.
Руки, огрубевшие, серые, машинально берут ткань, привычные стежки оставляют на ней черные линии, иногда цвет меняется, но чаще – грустный, унылый. Под потолком прямоугольники мутных стекол. Солнце просвечивает сквозь них, яркость остается на полотне, растворяется. Жизнь после очередной зимы рождается, кипит, бурлит, клокочет. Она этого не видит – просто знает. Смена начинается рано, караван повседневности. Дорога, стежки, все как будто не с ней.
– Я заявление хочу написать об увольнении. Не могу больше. Я вам очень благодарна.
– А куда же ты пойдешь? – Дама с полными руками, добрым усталым лицом тоже не выспалась. – Ну, пиши, раз решила. Но, если что, знай: можешь вернуться. Мало ли как там у тебя сложится, – посмотрела, улыбнулась.
Ира закрыла за собой дверь кабинета, завода, прошлой жизни. Вдохнула незнакомый, не слышанный раньше воздух. День клонился к закату. Она вышла полностью счастливой. Задерживала дыхание, чтобы дольше удержать момент. Радость сделанного поступка рассыпалась по асфальту с каждым новым шагом. Карманы дырявые – не удержать, как ни старайся.
Вставляя ключ в замочную скважину привычным движением, ощутила подавленность.
– Я пришла, – привычный коридор сгустил темноту, напугал.
– Ну ты чего свет-то не включаешь? Привет, как день? Что с настроением? – колючие усы мужа дотронулись до щеки.
– Я уволилась.
– Ты не говорила, что собираешься. Точнее, говорила, конечно, но я не думал, что так скоро, – муж заулыбался. – Ну и хорошо, ну и молодец, решила, значит, так правильно.
Прошла на кухню, открыла настежь окно, выглянула в черноту вечера, свежий воздух положил руки на плечи. Стала смотреть во двор.
– Я и сама не думала, а потом поняла, что нельзя так: жить и не думать, – устало сказала она. – Время идет, понимаешь? Оно не ждет, пока я там что-то начну менять.
Муж подошел, обнял, тоже стал смотреть на черное небо, фонари, деревья, машины, улицу, редких людей, – все такое привычное, не успеваешь замечать. Только знаешь, что картинка такая. Любовь – это смотреть вместе из окна на движущийся мир, освещенный уличными фонарями.
– Я рисовать буду.
Скучающий на антресоли мольберт улыбнулся засохшей краской. Эту ночь он провел в ожидании новой жизни. Вещи, как люди, без внимания быстро выходят из строя и умирают. Он не исключение. К тому же у него была тонкая душевная конституция.
Выходные она провела, разбирая коробки с красками, клячками, кистями, маслом. Многие вещи пришлось выкинуть – не выдержали испытание долгим бездельем. Засохли, развалились, погнулись, скукожились. Уныние постепенно отступало. Раскладывая яркие цвета по коробочкам, на сердце Иры оставались жизнерадостные отпечатки. Черные графитные карандаши сделала похожими на метлы ведьм, помыла мастихины, достала уголь, сепию, сангину. К ней возвращалось спокойствие. Она еще не знала, что будет делать дальше, но точно решила, что для своей жизни она выберет самые любимые цвета.
– Да, мне курс для взрослых, 39 лет, я окончила… – кашлянула, вспомнила, что так и не окончила архитектурный. – Хочу освежить память и руки.
– У нас есть отличный курс как раз для вас, вот посмотрите, время вам подойдет.
Она ждала вторника и первого занятия. Купила чистые белые листы. Было страшно.
Подруга Алла, тоже с завода, отговаривала.
– Ира, ну куда ты? Какое рисование? На нем денег не заработаешь, а у тебя семья, между прочим, Володя-то сколько получает? Он один вас не вытянет.
Ира вздыхала, соглашалась, понимала, что подруга права, но сделать ничего не могла. Что-то внутри нее уже рвалось наружу, к другой жизни, и она знала, что не может себя обмануть. Слишком долго она это делала.
– Володя меня поддержал, я все знаю, все понимаю, но как раньше нельзя. Как вспомню наш завод… Ты уж не обижайся, но так хочется выть, – она рассеянно всматривалась куда-то вдаль. – Я попробую, может, ошибусь, но буду точно знать, что пыталась. Не хочу жалеть, что жизнь только за мутным окном, в которое я даже и посмотреть не могу.