– Вчера ты опять отшельничал? – спросил он. – Я звонил.
– А… – отмахнулся Лука. – Не люблю я эту суету.
– Ты не любишь, но если люди хотят тебя поздравить, ты должен дать им эту возможность. Ведешь себя, как мальчишка. Нехорошо.
– Избавь меня от нотаций.
– Я не читаю тебе нотации, а пытаюсь учить, как сына.
– Вот учи лучше Джона. Это более благодарное занятие.
– И Джона учу, и тебя. Кстати, смею заметить, порой Джон ведет себя разумнее тебя.
– Так возьми его на работу вместо меня.
Лука хотел доставить сэру Найджелу удовольствие и поддержать эту игру в дочки-матери. Маленькому Джону, сыну сэра Найджела, было шесть лет отроду.
– Нет, как адвокат ты ведешь себя достаточно профессионально, но я не об этом. Я говорю о том, что касается лично Джона, его внутреннего мира. Он куда строже к своим поступкам. Душа не зависит от возраста.
Лука ненадолго задумался над его словами. Опыт научил его, что все, что говорит сэр Найджел, имеет значение, несмотря на форму изложения. На самом деле патрон был мудр, как тибетский лама.
– Знаешь, сегодня звонил один хлыщ из Земельного Комитета, – вдруг вспомнил Лука. – Хотел пообедать.
– Да? – патрон поднял бровь. – И что ему нужно?
– Не знаю.
– Встреться с ним.
Лука кивнул.
Неотложных дел над ними не висело, они вкратце прошлись по текущим проектам, и вскоре отправились обедать. В связи с днем рождения Лука опасался каких-нибудь сюрпризов в духе сэра Найджела. Он не хотел никакой возни, и к счастью обошлось. Они отправились в новый японский ресторан, а чуть позже туда приехали Гануся с Джоном. Гануся радостно расцеловала Луку, подарила шикарные бордовые розы, а Джон, смущаясь, сунул ему в руки самодельную открытку с изображением человека-паука и надписью «Сднем раждениия Лука!». На этом сюрпризы закончились.
Они очень мило посидели вчетвером. Ели суши, извлекая их из роскошного деревянного корабля, заказанного сэром Найджелом, пили теплое саке из маленьких графинчиков и болтали о всяких приятных пустяках. Джон долго изучал корабль, уставленный всевозможными деликатесами, потом наколол на палочку кусок лосося, съел, и с философским видом изрек:
– Японцы живут долго, потому что едят сырую рыбу.
Гануся, с улыбкой глядя на него, спросила:
– Откуда ты знаешь, сынок?
Джон тщательно прожевал лосось и солидно обронил:
– Папа говорил.
Гануся прыснула и застенчиво покосилась на сэра Найджела. Она вообще много смеялась, чаще к месту. Тот только недоуменно развел руками.
– Не помню, чтобы я тебе такое говорил.
– Говорил-говорил, – подтвердил Джон. – Ты сказал, что сырая рыба – незаменимый источник минералов и фосфора. И еще этой, омеги, кажется.
– Вы должны быть осторожны, – покачал головой Лука, – рядом с вами включенный диктофон.
Джон довольно улыбнулся наполовину беззубым ртом.
Во второй половине дня, уже подъезжая к кофейне, где была назначена встреча, Лука поймал себя на мысли, что отчего-то волнуется. Бордовые розы, подаренные Ганусей, лежали на заднем сиденье и издавали резкий, будоражащий аромат. Под ключицей заворочалась тупая игла.
И тут опять: «что-то случилось или вот-вот случится…» Предчувствие ожило и перекатывалось в груди, как оторвавшаяся гиря. Нет, с нервами явно намечается серьезная проблема, пора на недельку в Трускавец.
Они с юристом довольно долго пили кофе, разговаривая о совершенно несущественных вещах. Луке приходилось прикладывать усилия, чтобы вести себя, как ни в чем не бывало. Нервы вконец расходились. Сердце билось ощутимо, как в детстве, когда учительница проедает тебя глазами, прежде чем вызвать отвечать урок, которого ты не знаешь.
Юрист допил кофе и как бы между делом сказал:
– А слышал про твою Заячью Балку? Купили ее.
Вот оно! Наконец-то!
Если прислушаться внимательнее, все можно узнать заранее. Книга прошлого и будущего уже написана, по ней можно читать, стоит только изучить алфавит. Неужели стоя там, на вершине крепостной стены, он слышал камни, которые шептали ему о грядущей опасности? Они-то наверняка уже знали, что расстаются с наследником навсегда… Господи, что за мысли лезут в голову!
Лука поставил чашку на блюдце и спокойно сказал:
– Не Заячья, а Кроличья. Она называется Кроличья Балка, и ты об этом помнишь не хуже, чем я.
Этот хлыщ был последним человеком, пред которым Лука хотел бы обнажить свое волнение. Внутри все сжалось, будто на сердце одели каменный обруч. Все, конец прекрасной мечте… Конец всем мечтам! Он ощутил самое настоящее, глубочайшее отчаяние. А может, закралась ошибка? Может, все это ложь, чья-то наглая выходка, чтобы досадить ему? Вдруг все неправда?
Нет и еще раз нет. Сердце стонало и ухало, пытаясь освободиться из каменного обруча: нет, все правда, все так и есть на самом деле. Теперь все, до последнего штриха, сложилось в единое целое в картине последних суток. И тот первый предупреждающий укол на стене, и странное беспокойство, и предчувствие, и вот, пожалуйста, новость из уст этого неприятного человека.
Кто-то купил Кроличью Балку. Вот в чем все дело.
Внутренний аналитический центр принял данные, но всячески сопротивлялся полученным результатам. Кому могли понадобиться развалины у черта на рогах? И кем должен быть этот кто-то, если смог так ловко провернуть такую сложную операцию?
Лука забавлялся с кофейной ложечкой, потом отложил ее в сторону и холодно посмотрел на юриста. Он всегда чувствовал, что тот отчаянно завидует ему, причем не совсем понятно, по какой причине; сам юрист сидел на весьма теплом месте и не был обижен судьбой. А все же завидовал, страстно, по-черному, и сложно было вычленить решающий фактор: то ли из-за сэра Найджела, то ли из-за родового замка, то ли из-за фиолетового мерседеса. Лука вдруг понял, что эта сволочь только затем и позвала его, чтобы насладиться реакцией на новость. Но ничего не выйдет, дружище, получишь шиш с маслом.
Собеседник молча смотрел на него, кривя тонким ртом.
– Так что там с моей Кроличьей Балкой? – прервал молчание Лука.
Они встретились взглядами, и в конце концов юрист не выдержал и отвел глаза.
– Да я, в общем, и сам толком не знаю. Говорят, купили какие-то иностранцы, – промямлил он.
– Тогда хочу тебя спросить. А почему же мы с тобой не смогли этого сделать?
Два года назад именно этот юрист помогал Луке в организации сделки. Тогда их предприятие постигло полное фиаско: в середине процесса объект был признан национальным культурным памятником и продажу затормозили.
– Ну ты же знаешь, как это бывает. У кого-то зубы оказались поострее, чем у нас с тобой. Дело житейское, не обессудь, – пожал плечами юрист. Его замешательство уже прошло.
И ухом не ведет, бесстыдная сволочь, в ярости думал Лука, будто не потратил впустую кучу чужих денег и времени! Он внезапно представил, как отбрасывает в сторону столик и посуда разлетается вдребезги. Как хватает юриста за шкирку, вминает этот выпирающий кадык, сворачивает гусиную шею, это так просто, боже, он и не посмеет сопротивляться, не сможет, духу не хватит, одно верное движение и голова повиснет, как на ниточке… Картина нарисовалась настолько ярко, что Луке стало не по себе.
А впрочем, если разобраться, в чем виноват этот жалкий завистник? Самому надо было искать другие пути, что-то предпринимать, а не сидеть, сложа руки. О, беспечный расслабленный идиот! Как ни крути, виноват-то сам, все выжидал чего-то, мямлил, наслаждался ожиданием праздника… А теперь поздно, праздник наступил, но только не на его улице. Кто-то подсуетился и наложил лапу на его родовое гнездо, а сам пан Войнович остался в дураках.
Гнев утих. Когда все прояснилось и факты предстали перед Лукой в неприглядном, зато понятном свете, он вновь обрел почву под ногами. Эмоции прочь, в дальний угол их. Не откладывая, он приступил ко второй части беседы. Эта вторая часть тоже была запланирована заранее. Ах, юрист, ах, молодец!