Сабина хмыкнула. Это дело внесет некоторое легкое замедление в ее планы, но ради убийства-самоубийства она была согласна. Там неподалеку есть прекрасная сицилийская кондитерская, и можно будет подождать их там, а Джимонди закажет ей капучино и слоеную трубочку с начинкой, ибо он, ко всем его добродетелям, еще и джентльмен.
– Отлично. Как ваше имя?
– Старший инспектор Гарбин, доктор.
– Спасибо, Гарбин, вы мне очень помогли.
– Не за что, доктор, это мой служебный долг.
– Да, вот еще что…
– Слушаю вас.
– Кто начальник дежурной смены?
– Заместитель прокурора Роберто Плачидо, доктор.
– Ах да, я его знаю. Его предупредили?
– Нет, конечно. Вы сами ему доложите, когда выясните все детали.
– Отлично. Спасибо.
Сабина снова улыбнулась. Потом быстро почистила зубы, умылась и оделась в то, что еще с вечера оставалось брошенным на стул. Тонкий штрих карандаша и туши, легкий мазок фиолетовой помады – и минут через пять, может, чуть больше, она уже садилась в «Фиат Пунто» комиссариата, который поджидал ее на улице.
По дороге с ней связался Джимонди, как всегда, точный и пунктуальный. Впереди замаячили огни мобильного отряда, «Скорой помощи» и медицинской службы. Зевак, к счастью, было пока немного.
Выходя из машины, Сабина с трудом сдержала очередную улыбку, которая явно была бы ни к селу ни к городу. Теперь у нее имелась прекрасная возможность позвонить своему Роберто и заставить его спрыгнуть с кровати. Она дождаться не могла этого момента. Конечно, его хватит инфаркт, но жена уж точно ничего заподозрить не должна. Работа есть работа.
Инспектор Джимонди поджидал свою руководительницу у входа в дом. Сабина была в полном расцвете молодости, тоненькая, подвижная, зеленоглазая, с короткими, чуть волнистыми черными волосами. Движения ее были лишены суетливости, но морщинки вокруг глаз на выразительном тонком лице говорили о том, что она очень любит улыбаться и ей не терпится обзавестись новыми, такими же веселыми морщинками. Инспектор приветствовал ее дружески, но с некоторой долей снисходительности. Его дочь была немногим младше Сабины, и ему хватило одного взгляда, чтобы определить, что у начальницы, всегда такой безупречно аккуратной, не было времени собраться как следует. Но ситуация была под контролем, и небольшое опоздание не могло нанести делу никакого вреда. Между начальницей и подчиненным установились прекрасные отношения, и базировались они на профессиональном уважении, некоторой отстраненности и (почему бы и нет?) взаимной симпатии. Сабина ответила на приветствие и слегка сжала руку инспектора, в благодарность за то, что он выбросил сигарету, перед тем как подойти к ней. Ей пришлось на несколько секунд задержать дыхание, потому что она не выносила табачного запаха, а Джимонди был из тех, от кого несло как от пепельницы, даже на расстоянии. Впрочем, должен же он иметь хоть какой-то изъян: кристально честный специалист, ориентир для всего комиссариата и, по-видимому, несколько лет и несколько килограммов тому назад – мужчина «полный отпад»…
Сабина поздоровалась с фельдфебелем, бывшим в подчинении полицейского пункта в Париоли, который заранее явился на пост, чтобы собрать кое-какую информацию и удовлетворить любопытство, испокон веков пожиравшее карабинеров. С последними отношения тоже были налажены, а потому ей хватило одного жеста, чтобы дать ему понять, что после первичного осмотра места происшествия она разрешит своим людям сообщить ему анкетные данные жертв и другие полезные сведения. Неважно даже, уверена ли она, что фельдфебель и так знает о происшествии все или почти все. Уравновешенные отношения с коллегами, даже из другой организации, всегда очень важны.
Джимонди пошел наверх пешком, избавляя ее от неприятной обязанности отказаться от лифта, который за несколько секунд насквозь пропахнет табаком, едва он войдет в кабину. Сабина вошла в лифт вместе с незнакомой девушкой в форме, которая, несмотря на бессонную ночь на дежурстве, бодро поздоровалась и протянула ей идентификационные карты[2] жертв, взятые в квартире.
Сабина рассеянно посмотрела на них, задержав взгляд на лицах, глядящих с целой серии фотографий, собранных в портфолио. Он: Карло Брульи, 1981 года рождения, рабочий. Жесткие курчавые волосы, крепкая фигура, сдержанная улыбка и взгляд, явно не соответствующий нобелевскому лауреату. Она: Гайя Лаурентис, 1986 года рождения, служащая. Открытая улыбка, обрамленная локонами с неаккуратной мелировкой, небрежный макияж. Красивая девушка, только плохо за собой следит.
Со временем Сабина научилась отодвигать в сторону естественное сопереживание в трагедиях, с которыми приходилось сталкиваться, но не смогла сдержать сочувственного вздоха. У этой пары вся жизнь была впереди, жить бы и жить ее вместе…
Они поднялись на лестничную площадку третьего этажа. Квартира располагалась слева; возле полуоткрытой двери их дожидался еще один полицейский в форме, о чем-то переговариваясь с санитаркой из «Скорой помощи». В квартире напротив маячило заплаканное лицо соседки, которая, видимо, и вызвала полицию. Она вежливо поздоровалась, сдерживая на поводке мопса, вертевшегося у нее под ногами. Наверное, это была собака пострадавших, которую пока поручили ее заботам, чтобы успокоить. Сабина кивнула ей и вошла в квартиру. И сразу почувствовала запах пороха и крови – тот самый терпкий и едкий запах, что так привычен для полицейского. Справа располагалась маленькая кухонька, слева – гостиная; короткий коридор вел в ванную и еще в две комнаты. На вешалке висел легкий женский жакет от «Гуччи» и сумочка от «Луи Виттон». Под огромным, как гараж, смарт-телевизором – «Икс-бокс», «Плейстейшн» и многодиапазонная система «долби». К противоположной стене, прямо по штукатурке, прикреплена довольно безвкусная гигантская фотография, из тех, что делают, когда садишься на круизный пароход. На этажерке – свадебное фото, сделанное лет десять назад. Молодые на нем одеты богато, но безвкусно: она похожа на куклу, а он настолько старается быть элегантным, что, наоборот, кажется ужасно неуклюжим. Фотограф поймал их в момент «страстного» объятия на публику, такого же фальшивого, как и их любовь, которая завершилась трагедией.
«Наверное, муж принадлежал к фанатам фэнтези или научной фантастики, запрудившей всю Италию», – подумала Сабина. Повсюду были разбросаны статуэтки, значки, иконы и прочая низкопробная мишура. В одном из углов гостиной она с некоторой долей отвращения заметила репродукцию в натуральную величину: всем хорошо известный парень в черной каске и плаще. Там же виднелся и фотомонтаж на грани китча, с изображениями Люка и Леи из «Звездных войн», которые неизвестный фотограф – окончательно растерявший последние крупицы хорошего вкуса в угоду легкому заработку – наложил на лица молодых. Особенно досталось невесте: у нее был такой вид, словно она скорее даст себя сжечь, чем подвергнется такому мучению. Хотя чего не вытерпишь ради любви, даже если муж заставляет тебя наклеить изображение принцессы Леи с конструктора «Лего» на брелок для ключей, висящих на двери рядышком с его ключами, к которым приклеен портрет Оби-Вана Кеноби…
Годы работы в полиции научили Сабину цинизму. Она быстро прикинула: 80–90 квадратных метров, зона густонаселенная, обстановка и домашняя утварь в квартире, конечно, вульгарны, но по качеству несопоставимы с уровнем жизни двух молодых служащих, даже если обставить жилище им помогли родители, да и сами молодые влезли по уши в долги. В доме идеальная чистота и порядок, несмотря на присутствие собаки. А это значит, что, по крайней мере, раза два в неделю квартиру убирает домработница, хотя бы и небрежно. Получается, что эта парочка – очередная жертва маркетинга, когда форсу много, а по сути – пшик… Любовь, которая трубит о себе направо и налево, а на самом деле – прячется. Что ж, известная трагедия…