– Да как-то не довелось, – ответил я, весьма удивленный его тоном.
– Прекрасная книга, и всем просто необходимо прочесть ее. Главная ее мысль в том, что если мы не будем начеку, то белую расу… ну… полностью сомнут. Там все это доказано с научной точки зрения и с опорой на факты.
– Тома влекут высокие материи, – с легкой грустью произнесла Дейзи. – Он читает умные книги, где много длинных слов. Что за слово мы не могли…
– Это все научные труды, – нетерпеливо перебил ее Том. – Этот парень разложил все по полочкам. Мы, господствующая раса, должны находиться в боевой готовности, иначе другие расы захватят власть над миром.
– Мы должны раздавить их, – прошептала Дейзи, с нарочитой серьезностью подмигнув пылающему предзакатному солнцу.
– Вам бы пожить в Калифорнии… – начала мисс Бейкер, но Том оборвал ее, шумно заворочавшись в кресле:
– Основная мысль в том, что мы – нордическая раса. Я, ты, и ты, и… – Чуть замешкавшись, он кивком головы включил Дейзи в число представителей «высшей расы», после чего она снова мне подмигнула. – И мы создали все, из чего состоит цивилизация – ну, науку, искусство и все прочее. Понимаете?
Было что-то жалкое в этом его пафосном монологе, словно ему уже не хватало самодовольства и самолюбования, еще более возросших с течением лет. Когда где-то в доме зазвонил телефон и дворецкий ушел с веранды, Дейзи тотчас же воспользовалась минутной паузой и наклонилась ко мне.
– Я поведаю тебе семейную тайну, – задорно-интригующим тоном прошептала она. – Про нос нашего дворецкого. Хочешь услышать историю про нос дворецкого?
– Именно за этим я нынче и приехал.
– Так вот, дворецким он был не всегда. В свое время он служил в каком-то доме в Нью-Йорке, где, так сказать, «обслуживал» набор столового серебра на двести персон. Он его день-деньской чистил и натирал, пока у него не началось что-то с носом…
– Ему становилось все хуже и хуже, – вставила мисс Бейкер.
– Вот-вот, все хуже и хуже, и в конце концов ему пришлось уволиться.
На мгновение закатное солнце нежно осветило ее сияющее лицо. Я прислушивался к ее голосу, подавшись вперед и затаив дыхание. Спустя миг сияние померкло, с какой-то неохотой и сожалением исчезнув с ее лица, – так ребенок с наступлением сумерек, бросая увлекательную игру, нехотя идет домой.
Вернулся дворецкий и прошептал что-то на ухо Тому, после чего тот нахмурился, резко отодвинул кресло и, не сказав ни слова, пошел в дом. С его уходом внутри Дейзи словно сработал какой-то загадочный ускоритель, и она снова наклонилась ко мне и проворковала своим певучим голосом:
– Ник, как же я рада видеть тебя за своим столом. Ты напоминаешь мне… да, розу, совершеннейшую розу. Ведь так? – Она повернулась к мисс Бейкер, ища подтверждения своим словам. – Он настоящая роза.
Это был чистейшей воды вздор. На розу я ну никак не похож. Ее слова представляли собой некий странный экспромт, но от нее исходило какое-то волнующее тепло, словно ее душа старалась вырваться наружу под прикрытием этих невпопад сказанных слов. Затем она вдруг швырнула салфетку на стол, извинилась и скрылась в доме.
Мы с мисс Бейкер обменялись ничего не значащими взглядами. Я намеревался заговорить с ней, когда она вдруг настороженно встрепенулась и резко шикнула на меня. Из-за стены глухо доносился чей-то возбужденный голос, и мисс Бейкер, отбросив приличия, подалась вперед, стараясь разобрать слова. Голос взлетел, сделавшись почти внятным, потом приутих, затем раздраженно рванулся ввысь и наконец умолк.
– Мистер Гэтсби, которого вы упомянули, – это мой сосед… – начал было я.
– Помолчите. Я хочу знать, что там происходит.
– А разве там что-то происходит? – наивно спросил я.
– Так вы хотите сказать, что ничего не знаете? – с неподдельным удивлением произнесла мисс Бейкер. – А мне казалось, что все всё знают.
– А что именно?
– Ну… – нерешительно начала она. – У Тома в Нью-Йорке есть какая-то женщина.
– Какая-то женщина? – беспомощно повторил я.
Мисс Бейкер кивнула.
– Могла бы поиметь совесть и не звонить ему во время ужина. Ведь так?
Едва до меня начал доходить смысл ее слов, как послышались шелест платья и скрип кожаных ботинок – это Том и Дейзи вернулись к столу.
– Дело чрезвычайной важности! – воскликнула Дейзи с напускной веселостью.
Она села, пристально посмотрела на мисс Бейкер, затем перевела взгляд на меня и продолжила:
– Я на минутку выглянула на лужайку – там все так романтично. Где-то совсем рядом поет птица; по-моему, это соловей, прибывший к нам трансатлантическим рейсом. А как заливается… – Она сама едва не пела. – Это так романтично, верно ведь, Том?
– Очень романтично, – буркнул тот и повернулся ко мне в надежде загладить какую-то неловкость, переменив тему: – Если не совсем стемнеет, то после ужина я хочу показать тебе конюшню.
В доме снова зазвонил телефон, и, после того как Дейзи с укоризной покачала головой в сторону Тома, начавшийся было разговор о конюшне, да и вообще все разговоры разом смолкли. Из сумбурных последних пяти минут, что я провел за столом, мне запомнилось лишь то, что зачем-то опять зажгли свечи, а меня охватило желание пристально смотреть на всех, но при этом ни с кем не встречаться взглядом. Я понятия не имел, о чем думают Дейзи и Том, однако почти не сомневался, что даже мисс Бейкер с ее непробиваемым скепсисом не могла полностью игнорировать назойливую навязчивость некоего пятого гостя. Возможно, кому-то эта ситуация могла показаться интригующей и в некотором роде пикантной, однако мне хотелось немедленно вызвать полицию.
О лошадях, само собой разумеется, и думать забыли. В сгущавшихся сумерках Том и мисс Бейкер неторопливо направились в библиотеку, словно им предстояло бдение у гроба усопшего, в то время как я, разыгрывая светскую заинтересованность и притворившись немного глухим, прошел вместе с Дейзи через несколько соединенных галереей веранд до центральной террасы. Уже почти стемнело, когда мы расположились на стоявшем там плетеном диванчике.
Дейзи аккуратно приложила ладони к щекам и подбородку, словно желая удостовериться в дивной форме своего лица, а ее взгляд был устремлен в бархатистые сумерки. Я видел, что внутри ее бушует ураган эмоций, и постарался успокоить расспросами о дочурке.
– Мы так мало знаем друг о друге, Ник, – вдруг сказала она. – А ведь мы родственники. Ты и на свадьбу ко мне не приехал.
– Я тогда еще не вернулся с войны.
– Да, действительно. – Она немного помолчала. – Знаешь, Ник, мне всякое пришлось пережить, и теперь я смотрю на мир довольно цинично.
Очевидно, у нее для этого были все основания. Я терпеливо ждал, но она больше ничего не говорила, так что я довольно неловко вернулся к разговору о ее малышке.
– Она, наверное, уже говорит… кушает… ну, и все такое…
– Да-да! – Она рассеянно посмотрела на меня. – Слушай, Ник, а давай-ка я тебе расскажу, что я сказала, когда она родилась. Хочешь узнать эту историю?
– Очень.
– Тогда ты поймешь, почему я стала так относиться… ко всему. После родов прошло чуть меньше часа, а Том был неизвестно где. Я проснулась после наркоза с таким чувством, что меня все бросили, и сразу же спросила акушерку: мальчик или девочка? Она ответила, что девочка, и я тут же отвернулась и расплакалась. «Вот и хорошо, – сказала я. – Я рада, что девочка. Очень надеюсь, что она вырастет дурочкой. Ведь в нашем мире самое лучшее для девочки – быть хорошенькой дурочкой». Знаешь, я склоняюсь к мысли, что все вокруг просто ужасно, – убежденным тоном продолжала она. – И так думают все, и передовые люди тоже. А я это твердо знаю. Я много где побывала и много чего повидала. – Она дерзко сверкнула глазами, почти как Том, и рассмеялась язвительным смехом. – Я умудренная опытом! Боже, в моем-то возрасте – и уже умудренная опытом!