Наследник богатейшего рода антикваров, Конрад Бернхеймер настоящий динозавр на рынке торговли предметами искусства. Эта сделка стала для него «лебединой песней», прокомментировал один из его коллег, имея в виду коммерческие неудачи Бернхеймера. На детских и юношеских фото он всегда появляется принаряженным, в костюме с галстуком и слегка кривоватой застенчивой улыбкой, как будто говорящей: Боже, что я здесь делаю? Однако эта кажущаяся неуверенность не помешала ему стать примечательной фигурой в антикварном мире. Круглолицый, с густой шевелюрой, теперь уже седой, Бернхеймер являлся одним из столпов престижной ярмарки искусства и антиквариата TEFAF Maastrich[8]. Со свойственным ей энтузиазмом Роксана Азими в Le Journal des arts восторгалась его «реформаторским духом», благодаря которому он «не удовольствовался просто ведением дела», полученного по наследству. Ну что же, можно сказать и так Если же выражаться по сути, остается лишь констатировать, что процветающая баварская династия из четырех поколений торговцев произведениями искусства на нем подошла к концу.
В 1864 году его прадед, Леман Бернхеймер, открыл в Мюнхене торговлю дорогими тканями и стал декоратором и поставщиком королевского двора при Людвиге II. Скопив состояние, он приобрел огромный пятиэтажный особняк в стиле барокко, который заполнил драгоценными коврами, предметами мебели, скульптурами и картинами. После прихода к власти Гитлера сын Лемана, Отто Бернхеймер, некоторое время оставался в безопасности благодаря статусу почетного консула в Мексике. Но в 1938 году Бернхеймер-Хаус был разорен во время «Хрустальной ночи», а всю семью отправили в Дахау. Мексика вмешалась. Геринг воспользовался случаем и заключил с антикваром сделку: разрешил ему выехать в Венесуэлу с женой и детьми. В обмен Бернхеймер соглашался выкупить по многократно завышенной цене заброшенную кофейную плантацию, принадлежавшую семейству рейхсмаршала, и увезти с собой тетку Геринга с мужем, которых обязался содержать до конца их жизни. После войны Отто Бернхеймер вернулся в Мюнхен, чтобы заново отстроить дворец, пострадавший от бомбардировок, но его сын Курт поклялся никогда больше не ступать на немецкую землю. Он женился на молодой католичке с соседней асиенды, от которой в 1950 году у него родился сын Конрад. Преждевременная смерть Курта повлекла за собой возвращение семьи в Баварию. Конраду тогда было четыре года. Только став взрослым, он узнал, что его отец покончил с собой.
Отто Бернхеймер, президент национального общества антикваров, взял внука под свое крыло и стал учить разбираться в керамике из Урбино, бархатах из Генуи и коврах из Константинополя. Но все это было юноше в тягость, потому что он уже тогда решил сосредоточиться на живописи. Попытав свои силы в Christies, в двадцать шесть лет он вступил в семейное предприятие и постепенно выкупал доли акционеров, пока не получил его под свой контроль в 1982 году.
Его карьера напоминает забег с препятствиями, в котором он так и не добрался до финишной черты. Бернхеймер-Хаус был настоящим мастодонтом из прошлого века, возвышавшимся над Ленбахплац. Конрад рассказывает, что двухчасового блуждания по дворцу с богатыми американскими клиентами ему хватило, чтобы принять решение избавиться от семейного дела. Он начал по одному закрывать его подразделения, после чего ликвидировал бизнес и в 1987 году продал дворец, чтобы посвятить себя старинной живописи. Запасы римских саркофагов, немецкой резьбы по дереву, мебели эпохи Регентства, восточных ковров и колонн итальянского Ренессанса Конрад перевез в Бург-Марквартштайн, тирольский замок, заложенный в XI веке его альпийскую резиденцию. В 1985 году он основал в Лондоне антикварный дом своего имени, который закрылся десять лет спустя. В 2001 году он думал, что возьмет реванш, когда немецкий магнат пищевой промышленности Рудольф Откер предложил ему выкупить галерею Колнаги, приобретенную у лорда Джейкоба Ротшильда. «Предложение, перед которым невозможно устоять», назвал это Конрад Бернхеймер, имея в виду престиж галереи, считающейся самой старой в мире, и предпочел проигнорировать намеки знакомых, предсказывавших переворот на рынке предметов искусства. Любопытно, что тут история повторилась, хотя и наоборот. Глава группы Откер был не просто поклонником живописи: ранее он служил в СС и тоже провел некоторое время в Дахау, где проходил военную подготовку (его собственные дети заказали расследование, выявившее этот факт, и опубликовали его результаты все чтобы вернуть картины, полученные в наследство, еврейским семьям, у которых их украли).
За свою карьеру Конрад Бернхеймер заключил несколько успешных сделок. Он показал себя щедрым и надежным другом. Однако его, человека увлекающегося, вечного оптимиста, бездумно повышающего ставки на аукционах в отсутствие вопреки собственной уверенности наметанного глаза, неоднократно подводила излишняя самоуверенность, унаследованная, вероятно, от склонного разбрасываться пращура. Не обращая внимания на критику, он разрешил выставлять произведения декоративной живописи в галерею Колнаги, традиционно занимавшуюся великими мастерами прошлого, и открыто признавал такую смену направления деятельности. Рынок сужался, финансовые трудности накапливались, и Бернхеймеру пришлось объединиться с домом Hauser & Wirth, специализировавшимся на современном искусстве (заявив журналистам, которые проглотили наживку, что он пускается в эту авантюру в свои шестьдесят шесть лет, хотя на самом деле никакой совместной деятельности между двумя домами не планировалось). В Мюнхене ему пришлось сдать помещение своей галереи торговцу рукописями, знаменитому Хериберту Теншерту[9]. В 2016 году его партнер в Лондоне, Кэтрин Беллинджер, крупный специалист по рисунку, решила расторгнуть отношения с ним. Несколько месяцев спустя Бернхеймер продал галерею Колнаги двум молодым мадридцам, которые вновь поставили ее на ноги.
2015 год ознаменовался для Бернхеймера крупными ликвидациями. Прибыли с продажи Кранаха оказалось недостаточно, и ему пришлось закрыть мюнхенское предприятие, а остатки наследства выставить на торги в Sothebys. Момент был выбран неудачный, и на аукционе не нашлось покупателей на половину лотов. Наконец завершающий штрих Бернхеймер выставил на продажу свой феодальный замок в Альпах. Он до сих пор висит среди предложений агентства недвижимости Sothebys с указанием, что замок площадью 1300 м² не нуждается в реставрации и включает в себя сорок комнат, восемь ванных и девять туалетов, несколько гостиных и хамам со сводчатым потолком.
Михаель Торджман, продавший ему «Венеру», был, напротив, совершенно неизвестен на рынке предметов искусства, про который, как он сам охотно признался, мало что знал. Тридцатилетний, слегка застенчивый, элегантный и обаятельный, единственный сын во франко-немецкой семье, он начинал в сфере финансов, предлагая займы ювелирам Антверпена. Его мать с отличием закончила Гарвард, после чего стала первой женщиной, возглавившей крупное горнодобывающее предприятие в Америке. В ее кабинете на стене висел диплом Air France за рекордное количество перелетов на Concorde, сильно впечатливший ее сына. Детство он провел с матерью и ее мужем, кинезиотерапевтом, в особняке в стиле Фрэнка Ллойда Райта в поселке Леле, на территории свыше тридцати гектаров в лесу Рамбуйе. Во время нашей первой встречи, вскоре после изъятия «Венеры с вуалью», он искренне изумлялся размаху, который приняло это дело, как будто ее подлинность не ставилась под сомнение.