Если бы падре увидел Кассиопею сейчас, он бы схватил ее за руку и потащил обратно домой. А то бы и ударил. Но удар святого отца не такой сильный, как у Мартина, так что можно потерпеть.
Кассиопея медленно шла к городской площади, где стояла церковь. Мартин подождет со своими сигаретами. На площади теснились магазинчики: мясная лавка, галантерея со всякой всячиной и аптека; здесь же располагался кабинет городского врача. Небогато, но Кассиопея осознавала, что в Мексике полно городков, где и такого нет. И все равно она чувствовала неудовлетворение. Ее отец был родом из Мериды; когда женился, забрал туда маму, и там родилась Кассиопея. Она всегда думала, что это ее дом. Ну или в любом другом месте, не здесь. Здесь руки ее огрубели и стали некрасивыми от стирки белья в каменной lavadero[5], но хуже всего приходилось ее душе. Она мечтала о глотке свободы.
Знала точно есть другая жизнь. В ней нет места умирающему деду, который подчинил своим прихотям весь дом, и высокомерным родственникам. Зато есть место роскошным автомобилям как же ей хотелось проехаться хотя бы на одном таком! вызывающим красивым платьям, танцам, танцам, танцам и виду на Тихий океан ночью, совсем как на открытке, которую она украла на почте. Открытку она положила под подушку, и ночью ей снилось, как она купается под звездами, а потом танцует в платье с блестками.
Иногда она представляла красивого мужчину, который ведет ее в танце. Она вырезала из газет фотографии кинозвезд и складывала их в жестяную банку из-под печенья, в которой хранила все свои драгоценности. Ее воображаемый партнер был точь-в-точь как все эти красавчики, даже лучше. И несмотря на то, что сны у нее были очень яркими, она никогда не присоединялась к веселому перешептыванию кузин, рассказывающих о своих снах. Нет уж, лучше держать рот на замке, а фотографии в банке.
Кассиопея купила все необходимое и неохотно поплелась домой. Дом деда, окрашенный желтой краской, с узорчатыми решетками на окнах, был лучшим в городе. Дед гордился им, говорил, что он даже лучше, чем усадьба в Эль-Принципо, знаменитом поместье неподалеку от городка. Оно не принадлежало деду, и иногда Кассиопея думала, что он просто завидует.
Но дом хорош, тут ничего не скажешь. И снаружи, и внутри. Имея такие деньги, Сирило Лейва мог бы содержать семью в Мериде, но Кассиопея подозревала, что деду просто нравилось бахвалиться богатством перед людьми, рядом с которыми он рос.
Сама же Кассиопея хотела сбежать отсюда.
Какой красивый желтый дом!
И как она его ненавидела.
Девушка стерла капли пота с верхней губы. Было такое чувство, что ее поджаривают. Нужно было все-таки захватить шаль, чтобы защитить лицо от солнца. Но несмотря на жару, она уселась под померанцем, прежде чем зайти в дом. Закрыла глаза и ощутила запах соли. Запах соли всегда был рядом. Ей это нравилось, и, наверное, она будет скучать по нему, если когда-нибудь поселится далеко от побережья, в глубине материка. Ну и пусть, она была готова на такую жертву.
Понимая, что больше оттягивать нельзя, Кассиопея пересекла внутренний дворик и прошла на кухню. Там она застала маму. Мама резала чеснок и разговаривала со служанками. Ей пришлось отрабатывать свое проживание в доме отца, занимаясь готовкой. Старику нравились ее кулинарные способности, но в другом дочь его разочаровала. То, что она вышла замуж за смуглого парня и произвела на свет такую же смуглую дочь, это было достойно сожаления. Кассиопея предпочитала проводить время рядом с матерью, помогая ей понемногу. Но когда ей исполнилось тринадцать, она ударила Мартина палкой за оскорбление отца. С тех пор родственнички заставляли ее выполнять работу потяжелее, чтобы научить смирению.
Она налила себе кофе и отрезала кусок белого соленого хлеба bolillo. Как только мясо поджарилось, понесла его в комнату деда.
Сирило жил в самой большой комнате. Здесь было роскошно: тяжелая мебель из красного дерева, пол выложен импортной плиткой, а на стенах цвели узоры из лоз и фруктов, нанесенные вручную. Бо́льшую часть дня дед проводил в чудовищной чугунной кровати он буквально утопал в огромном количестве подушек. У изножья кровати стоял массивный сундук Кассиопея ни разу не видела его открытым. На нем было единственное изображение обезглавленный мужчина. Достаточно распространенный мотив у майя: куп кааль перерезание горла. На стенах старых храмов брызги крови обезглавленных жертв тщательно выписывались, но здесь никаких брызг только изгибающийся хребет и голова, падающая вниз.
В детстве Кассиопея спрашивала дедушку об этом сундуке и этой фигуре. Ей казалось странным присутствие в комнате такого предмета, учитывая, что дед не интересовался искусством майя. Но он сказал ей не лезть не в свое дело. Ключ от сундука он хранил на золотой цепочке на шее. Цепочку снимал, только когда принимал ванну или ходил в церковь, поскольку священник строго-настрого запрещал украшения.
Кассиопея поставила поднос на стол. Дед с кряхтением поднялся с кровати и уселся ужинать. Проворчал, что соли многовато, но орать не стал. А то ведь мог завопить так, что воздух бы задрожал.
Принесла газету? спросил он. Сегодня была пятница. Один из двух дней в неделю, когда поезд останавливался у них в городке и привозил прессу из Мериды.
Да, ответила Кассиопея.
Читай.
Она начала читать. Время от времени дед махал рукой, что служило сигналом остановиться и переключиться на другую новость. Кассиопея сомневалась, что ее дед так уж интересовался новостями скорее, ему просто нравилась компания, хотя он никогда не скажет об этом.
Когда ему надоело слушать, он ее отпустил.
Говорили, ты сегодня была груба с Мартином, заметила мать, когда они готовились ко сну. У них была крохотная комната, куда едва втиснулись две кровати; из украшений растение в кашпо из макраме и потрескавшееся изображение Девы Марии Гваделупской. А ведь ее мать в детстве была самым любимым ребенком Сирило.
Да? И кто же это сказал?
Твоя тетя Люсинда.
Ее там не было. К тому же он первым начал, запротестовала Кассиопея.
Мама вздохнула.
Кассиопея, ты же знаешь, как обстоят дела.
Она принялась расчесывать ей волосы. Густые, черные, совершенно прямые, длиной до поясницы. Днем Кассиопея заплетала их в косу, а чтобы пряди не падали на лицо, смазывала их вазелином. Но ночью всегда распускала, чтобы дать голове отдохнуть.
Мартин свинья, и дедушка никак его не сдерживает. Он еще хуже Мартина, скупой плешивый старик!
Ты не должна так говорить. Благовоспитанная девушка обязана следить за своим языком, мягко пожурила мама.
Благовоспитанная Ее тетки, кузены и кузины были благовоспитанными. Мама тоже была благовоспитанной женщиной. А Кассиопея просто бедная родственница, по крайней мере, к ней так относились.
Мне иногда хочется волосы на себе рвать из-за того, как они со мной говорят, призналась девушка.
Волосы-то у тебя такие красивые, сказала мама, опуская расческу на столик. К тому же злость отравит только тебя, но не их.
Кассиопея прикусила нижнюю губу. И как это у мамы хватило смелости выйти замуж за отца, несмотря на протесты семьи? Правда, Мартин нашептал ей, будто свадьба состоялась, потому что мать забеременела. А раз так Кассиопея незаконнорожденный ребенок, дочь липового Принца-Бедняка. За эти слова она и ударила его палкой, оставив шрам на лбу. Такое унижение Мартин, конечно, никогда не простит. А она никогда не забудет свой триумф.
Ты прочитала то, что я пометила для тебя?
Ох, мама, какая разница, что я читаю и читаю ли вообще! раздраженно ответила Кассиопея.