В полдень раздался телефонный звонок, но он был не мне. Через полчаса еще один, я сняла трубку.
Добрый день, позовите Ирину, пожалуйста.
Добрый день, это я.
Привет! Я старался сделать максимально официальный тон, не знал можно ли афишироваться или лучше кем-то представиться.
Официальный тон получился, запомни его, он годится. А представляться лучше не надо, дежурной вежливости и приветствия должно вполне хватить.
Телефонный аппарат у нас был старый, не просто проводной, а с коротким проводом-пружинкой, которую можно наматывать на палец. Стоял он в прихожей на тумбочке, рядом был табурет, слышно было все и всем, кто захотел бы услышать. А дома были все. Выглянула Бобка, услышав мой голос. Поняла, что не ей, и ушла обратно в свое кресло.
Только недолго, хорошо?
Я приду к тебе через два с половиной часа, буду ждать во дворе на лавочке, за которой растет высокий шиповник.
Хорошо. Мне что-то взять? Там пасмурно.
Нет, не надо, я возьму все, что придумал.
А что придумал?
Я придумал нам хороший парк и кое-что к парку.
Здорово! Хорошо, я буду к этому времени.
Я положила трубку и снова ушиблась о поднимающуюся волну ликования. На улице было пасмурно и тепло, но дождем не пахло. А значит, быть на улице можно очень долго.
Я дождалась приготовления обеда, сделала тем временем необходимые уроки и сообщила, что пойду гулять и играть в волейбол к реке на спортплощадку. Что вернусь, видимо, поздно. Создавать видимость богатой событиями жизни я научилась хорошо к человеку, у которого много интересных дел, почти никогда нет вопросов.
К назначенному времени я поняла, что можно бы нарядиться, я же девочка, а девочки на свидания наряжаются. Эта задача поставила меня в тупик. Вчера на мне были босоножки, джинсовая короткая юбка и футболка ничего примечательного. Сегодня передо мной был шкаф, в котором было не очень-то и много другого ничего примечательного. Я вынула удлиненную синюю юбку-трапецию из плащовки и к ней красно-белый полосатый топ на утяжке под грудью. Очень захотелось соломенную шляпу, но таковой у меня не было, так что волосы я свернула на затылке и закрепила двумя деревянными японскими палочками для еды. А на руку надела несколько плетеных браслетов результат попыток привития себе любви к рукоделию. Обулась я в кеды парк не очень благоволил босоножками. Видок получился не столько красивый, сколько прикольный и очень гранжерский. Я почему-то ожидала увидеть в зеркале стиль прованс, а увидела девчонку из гаража, только почему-то в юбке. Времени на переодевания не было, но браслеты я решила снять они были определенно лишними.
Спускаясь в лифте, я вспомнила, что можно откупорить бутылку с джинном и выпустить чувства, но вместо утреннего ликования пришли страх и тревога а вдруг все не так, вдруг все неправильно, вдруг я ошибаюсь или делаю что-то плохое. Я же почти не знаю Сашу, мне же совсем мало лет я утром вела дневник наблюдений по ботанике и читала летнюю школьную программу.
Когда я выходила из подъезда, меня потряхивало и хотелось убежать, спрятаться, чтобы меня никто и никогда не нашел, ничего не узнал. Мне почему-то стало очень стыдно за себя, хотя вообще-то это чувство приходило крайне редко. Между тем, я шла за угол дома к зеленой деревянной скамейке, скрытой в шиповниковых кустах. А там, опершись о доски одним коленом, засунув пальцы рук в карманы джинсов и глядя себе под ноги, стоял Александр. Он поднял взгляд, когда я была уже довольно близко. Я улыбнулась, но это была не вся я. Он улыбнулся, и это был весь он. Целиком. Он двинулся в мою сторону и обнял меня. Я чувствовала себя пластмассовой. Необходимость таиться от окружавших меня людей, привычка к тому, что никому до меня нет дела, привычка к плохому делали свое. Я не могла поверить и довериться происходящему, у меня было ощущение, что все не то и не так.
Что такое? Что случилось? спросил он еще до того, как я сама успела найти какие-либо объяснения происходящему.
Я не знаю. Саш, я как-то не в себе с утра.
Ты боишься? Я что-то не то сделал? Поторопил?
Ты все хорошо делаешь, мне очень нравится все, что ты делаешь. Я просто не могу пока в это поверить.
Вторая часть меня, та, что вставала утром на цыпочки и миловала доброго пса, взяла верх. Сомнение ухнуло куда-то глубоко, но не исчезло. Оно тихонечко рокотало со дна, что все быстротечно, что все скоро кончится, что это не настоящее, а только эпизод, мимолетное отвлечение основного сюжета. Надо было заставить его замолчать или, хотя бы, заглушить. Ну или просто отвлечься. Я взяла Александра за руку, погладила по ладони, потом провела пальцами по шее. И внутреннее мое состояние обрело стабильность. Вот он, мой любимый. Добрый и замечательный он, который есть. Даже если исчезнет потом он есть сейчас. Я обняла его, прижавшись, как могла, крепко. Он гладил меня по волосам, а я замерла, разрываемая изнутри радостью и тоской пополам, перекидывающаяся из одного в другое, помимо своей воли. Вынужденная молчать, чтобы не дать хода той реальности, вероятность которой так велика, но так чудовищна для меня. И, напротив, освобождая место тому миру, который только начинался, но мог и должен был стать основным, главным, а лучше единственным местом моего обитания.
Глава 8
Когда тебе пятнадцать, совсем скоро предстоит умирать, так что все не имеет особой ценности, и все очень значительно. И так должно быть. Ты состоишь из грусти, тоски по тому, чего не было, но что могло бы быть, вспоминаешь прошлые жизни или придумываешь их, продумывая до мелочей.
Когда тебе несколько больше, и ты уже умерла, ты понимаешь, что жить еще очень долго, и ничто не собирается заканчиваться, а многое, очень и очень многое, предстоит еще только начинать. И вот тогда ты захлебываешься одновременно от восторга и страха а хватит ли сил? А будешь ли успевать за световой день нафотосинтезировать себе не темную ночь?
Вчера у меня включили фонарь.
Моя ночь в самом разгаре, раз появилась люминесценция. Я больше не падаю на дно, я перестала задыхаться от ощущения, что так просто нельзя со мной. Я поймала себя на том, что не могу вспоминать и опираться на воспоминания это так больно, таким способом, что никаких сил, вообще ничего эта боль не дает. Я экспериментирую. Мне жить долго, во всяком случае, по моим представлениям о времени и себе. Раза в четыре больше, чем прошло. А жизнь, как известно, надо наполнять событиями, как и время, которое, будучи наполненным, летит незаметно.
Я вчера была звана на свидание. Сегодня я на него пойду. Собственно, вот сам тот факт, что я что-то тут пишу, посвящен этому свиданию. Кто позвал да практически никто, дистанционный знакомый, хороший и интересный мужчина, друг по переписке. Чего я жду? А черт его знает. Если честно, больше всего я волнуюсь о том, как буду есть в присутствии незнакомого мне, по сути-то, человека. Я очень стесняюсь при ком-то есть вообще. А особенно что-то откусывать. Хлеб отламываю, остальное отрезаю или отщипываю, превращая в порционное. Куда мы идем, я не знаю. Но я ему доверяю. Его зовут Зеркало. В том смысле, что это его никнейм. Мне сейчас зеркало очень нужно посмотреть на себя, глубоко охренеть от увиденного, какая-то объективность насущна как воздух. Что-то перегорело и расплавилось. Когда я смотрю на себя в стеклянное зеркало, я каждый раз немного успокаиваю выпученные глаза, отпускаю брови и выпрямляю коромысло нижней губы. Выражение у меня такое, словно я вдохнула невыносимую гадость и поперхнулась до невозможности дышать. Это так вижу я. А что увидит он? Вот это очень интересно знать.
Следующий вопрос а что я хочу увидеть в отражении, в «полном брюнете», как он себя описал. Так что сейчас я формирую образ из одежды и самоощущения. Я хочу увидеть, что со мною не так, почему меня не любят. От него я любви не хочу совершенно точно. Время сейчас уже в долгом цикле, а его цикл слишком сильно старше моего нам не по пути. Осталась одежда. Мучусь между черными брюками и коричнево-серо-бежевым свитером эдакий гаражный стиль, только уж очень крутого качества, чтобы быть одеваемым в настоящий гараж менять масло. Либо цвета топленого молока пуловер и зеленая юбка-шотландка очень грубого и крупного тканья. Поскольку по погоде сейчас мне предстоит черное пальто в пол, глубокий вырез, кружевной длинный драпированный шарф что лучше положить внутрь? девочку, вышедшую из галереи современного искусства или из кембриджского студгородка? А остановлюсь-ка я на студгородке. Я же именно из него и выйду в мир больших, взрослых людей, пробежавших без страховки уже две четверти пути. Посмотрим, не буду я прятаться ни за простоту в стиле товарища Карениной, ни за утонченность натуры.