Итак, что же это был за народ, который являлся главным врагом сотрясателя вселенной?
Впервые в китайских летописях чжурчжэни появляются лишь в середине 8-го столетия. Они являлись обитателями лесов и речных долин на обширной территории, где сейчас расположена Северная Корея, китайская провинция Хэйлунцзян и наш Приморский край. В то время они основали государство Бохай, хотя сами жили, преимущественно, родовым строем.
Это были, главным образом, родичи тунгусов и иных сибирских народов. Предпочитали оседлую жизнь, хотя и имелись среди них оленеводы-полукочевники. Разводили свинину и делали шубы из собак, среди них были сильны рабовладельческие традиции. Лошадей в этих местах было мало, в основном, передвигались на оленьих упряжках.
В 10-м веке на осколках Танской империи монгольское племя киданей основало северокитайское государство Ляо. Через сотню лет чжурчжэни стали его вассалами, однако, время от времени переходили на сторону южнокорейской державы Корё. Это были совсем не мирные таежные жители в 1019-м году чжурчжэньские пираты успешно атаковали Японию, отправили на небо князя одной из провинций и захватили тысячу рабов.
У них бытовал один интересный обычай. Как все сибирские народы, чжурчжэни подкладывали своих жен и дочерей под гостей. В 1110-х годах киданьские посланники сами потребовали их прекрасных женщин. Это вызвало всеобщее возмущение, а затем и серьезное восстание.
В конце концов, лидер чжурчжэней объявил себя императором и атаковал владения киданей на территории Поднебесной. Этнические китайцы давно были недовольны властью чужеземцев, и решили променять одних господ на других. Легкая конница чжурчжэней смогла одолеть огромное, но разрозненное войско государства Ляо. Одна империя сменила другую.
Однако, менее чем через сто лет после завоевания китайского севера, этот народ прозевал зарождение кочевой державы Чингисхана. Монгольский повелитель отказался считать своего номинального сюзерена сыном неба и отправился в далекий поход на юг. Теперь уже чжурчжэни выглядели в глазах китайцев злыми завоевателями, тогда как монголы воспринимались в качестве освободителей.
При монгольской династии Юань представители этого этноса входили в привилегированную категорию сэму («цветноглазые»), к которой также относились уйгуры, тангуты, персы и арабы. В отличие от коренного населения Срединного государства, монгольские ханы им доверяли больше.
Чжурчжэни переживут свержение монгольской власти, их собственные области получат независимость, а в 17-м веке вновь объединятся. Чтобы забыть о столетиях междоусобиц, их новый лидер переименует народ в маньчжуров и создаст новую династию, которая будет править в Китае до 1912-го года.
Андрей Дерябин
или Полемизируя с Арсеньевым
При чтении «Материалов по изучению древнейшей истории Уссурийского края» В. К. Арсеньева бросается в глаза, что главная цель этих записок, которую автор ставил перед собой попытаться ответить на вопрос: каким образом, когда и почему исчезло безвозвратно цивилизованное население этих мест. Для начала, Арсеньев описывает обстановку в крае на момент прихода русских следующим образом: почти безлюдная местность с крайне редким населением, состоящим из фактически первобытных охотников и рыболовов орочей, гольдов, удэгейцев и тазов, а также приходящих в основном на сезонные промыслы зверя, женьшеня, трепанга и морской капусты китайцев, корейцев и маньчжуров. При этом автор утверждает, ссылаясь на слова самих аборигенов, что их предки переселились в этот край с неземледельческого севера, «прознав про его запустение». Про китайцев же и маньчжуров пишет, что они стали осваиваться здесь относительно недавно, что соответствует истине, до середины 19 века правящая в Китае маньчжурская династия запрещала китайцам селиться в «родовых землях маньчжуров», к которым относились нынешние северо-восточные провинции Ляонин, Цзилинь и Хэйлунцзян, а также современное российское Приморье.
Арсеньев, видя богатство этих земель, не может понять, почему они пустуют. Видит он и то, что так было не всегда: на каждом шагу ему попадаются заросшие лесом остатки былых фортификационных сооружений, обороняющих приличные по масштабам поселения, могильные и другого рода архитектурные памятники с иероглифическими надписями, и слышит от маньчжурских звероловов легенды о былом величии этого края. Впрочем, действительно ли он слышал эти истории в том виде, в котором их изложил, или, как минимум, приукрасил собственной фантазией вопрос. Ведь они изобилуют географическими подробностями, детальными описаниями событий, имен и даже эмоций персонажей, при том, что их рассказывали Арсеньеву люди на родном маньчжурском или китайском языке, а переводили те, кто владел русским не многим лучше уровня «моя твоя не понимай».
В предисловии к помещенной в «Материалах» «Легенде о царе Куань-Юне» сам Арсеньев цитирует Ф. Ф. Буссе, который, в свою очередь, ссылается на записки архимандрита Палладия, опирающиеся на китайские летописи. По этим сведениям, несмотря на тотальное разорение края монголами, к началу 17 века численность населения была достаточно велика. Это соответствует фактам, последствия монгольского похода на «восточных» чжурчжэней, живших на своей исконной земле, отличались от их почти полного физического уничтожения на территории захваченного ими Северного Китая.
Оказавшие на собственно китайских землях упорнейшее сопротивление войскам Чингисхана чжурчжэни вырезались порой поголовно. В разгар этого «геноцида» знатный чжурчжэньский военачальник Ваньну уводит часть войска на восток и объявляет о создании нового государства Восточная Ся, чем на время отодвигает окончательный крах чжурчжэньской государственности. Он признает себя вассалом монголов, участвует с ними в совместных походах на Корею и Китай, тем временем лихорадочно укрепляя оборону своих земель.
Через 19 лет «отдохнувшие» монголы все же доводят до конца завоевание чжурчжэней, организовав крупный поход на восток, вплоть до Японского моря. Но уже умер Чингисхан, уже сменилось поколение монголов, стремившихся отомстить за былые набеги чжурчжэней на их кочевья. Уцелевших после разорения Восточного Ся, видимо, было достаточно много, так как уже через 12 лет здесь вспыхнуло крупное чжурчжэньское восстание, на подавление которого был направлен один из лучших монгольских полководцев.
Вернемся к Палладию, который утверждает, что к началу 17 века количество населения в этих землях было настолько обильное, что побудило некоего Тайцзу организовать сюда целый ряд походов, результатом которых стало насильственное переселение в глубинную Маньчжурию «200 семей и сверх того 23000 человек». Причины этого переселения архимандритом не объясняются.
Видимо, Палладий имел в виду имя Тайцзи императора маньчжурского государства Цин (еще не маньчжурской династии Китая) Абахая, сына объединителя чжурчжэней-маньчжуров Нурхаци, но указанные походы он датирует более ранним периодом когда еще не было создано не только Цин, но и «промежуточного государства» маньчжуров Поздней Цзинь. Потомков же переселенных из Уссурийского края жителей Палладий видел лично в Цицикарском фудунстве, что в северо-западной Маньчжурии. Там они жили под именем «новых маньчжуров».
Арсеньев не старается подтвердить или оспорить эту версию. Он пытается обобщить все собранные им сведения и на их основе составить хронологию исторического развития края, при этом сильно путая названия династий и века их правления, что, впрочем, наблюдалось и у Буссе, и у Палладия.