Когда поднял голову, то увидел снег, всюду снег. Снег мутный, серый. Как будто на глазах пелена. Вдали мелькнула точка. Появился еле слышный звон в ушах пугающий, тягучий, медленный и страшный. Точка на горизонте стала превращаться в линию. По мере растягивания линии звон в ушах медленно прибавлялся. По этой линии скакала лошадь, такая же серая, как и все окружающее. Она приближалась и вот я смотрю на нее ближе. Посмотрел ей в глаз. Он меня манил. Черный круглый глаз, который и был этим звоном в ушах. Чем больше я смотрел в него, тем больше он становился. От страха выворачивало наизнанку. В этом зрачке не смерть, нет, страшнее. Не знаю, как это объяснить, что может быть страшнее смерти, казалось бы? Но в нем была вселенская пустота, великая черная дыра душ. Смерть казалась более легким избавлением от этого зрелища. Я хотел тут же, немедленно, прямо сейчас исчезнуть и провалиться в этот зрачок. Передо мной предстала черная тьма. Все остановилось, и уже я находился в пустой тьме. Перестал ощущать тело.
Она как-то странно стала шататься перед глазами, ритмично приближаясь. Это ощущение потери опоры. Я понял тогда, что сознанию обязательно нужна ось точка опоры, что-то, с чем можно сравнивать, опираться, не теряя из виду. Чувствовать меру пространства. Я пытался найти ее, вращался, но понял, что даже тела своего я лишился. И тогда я остановился и стал просто смотреть. Что она мне хочет сказать?
Некоторое время тьма еще пульсировала, потом остановилась. Наступило молчание молчаний. Из тьмы стали проявляться видения: какие-то существа, неописуемые миры. Эти образы сумасшедшие фигуры приближались бесконечно. Я действительно ощущал себя безмерным. Сначала эти миры, являющиеся мне, казались микроскопическими, потом обычными, потом огромными, потом детализировались. Я погружался в одну из песчинок, и там я видел новый мир, который в свою очередь приближался ко мне, являя в своем микромире новые очертания. Дальше я ощутил холод. Сюжет смен декораций привел меня туда, где рождается любая форма, пустая, безжизненная и холодная. Я летел над бесцветной поверхностью. На ней находились фигуры почти идеальные, угловатые, сложные и простые, все они имели почти ровные прямые линии. Там стоял холод, холод даже не физический, а более мерзкий душевный.
И вдруг я почувствовал свое плечо, оно болело, потом лицо, потому что на него попал снег. Я почувствовал голову, шею, а потом и все тело, снег брызгал из-под сапог. Я огляделся: прежняя снежная пустыня, серость. Постоянная серость. Увидел перед собой строй людей: все одеты одинаково, все идут нога в ногу. Металл их оружия блестит с одинаковой геометрической точностью, лица у них одинаковые, взгляд безучастный, направленный строго влево вверх. Я отпрянул. «Как хорошо, что я увидел рассвет перед своим уничтожением», подумал я. Под ногами этих солдат я увидел уничтожение. Они готовы раздавить любого под своими подошвами. Кто-то теряет все, умирая в отчаянии, кто-то только тело, оставаясь собой даже в самый жуткий момент.
Строй солдат нарушала только одна фигура всадник, управляющий всем. За него вся эта масса людей готова умереть. На нем надет шлем, закрывающий лицо, есть только прорези для глаз. В одной руке он держит страшное оружие, во второй рожок, призывающий к бою. Еще две руки бьют в барабан, задающий ритм всей этой интенсивной процессии, и еще одна рука держит стяг с символом земли. Этот всадник пронесся передо мной на лошади, которую я уже видел. Он очень высок, он величественен, и он обратился ко мне, хотя тело его не двинулось. Передо мной оказались личины, представляющие его. Одна личина обезображенная гримасой ужаса пригласила меня умереть, и я отказался. Вторая личина с блестящими белыми зубами (единственное, что сверкало здесь отчетливо, ярко) радужно улыбалась во все лицо. «Мы тебя ждем, читалось в этой улыбке. Не забывай о нас». Тогда четверо солдат по знаку всадника подошли ко мне, и один очень крепко ударил меня дубиной по голове, так, что я отлетел. А вот упал я уже на траву, на то место, где я споткнулся.
Открыл глаза и увидел заветные звезды и заветный рассвет. Сделал первый шаг, оглянулся и уже не спешил к сиянию. Пока шел, начал замечать блестки в траве. Оказалось, повсюду были светящиеся жучки, все было интересным, трава шумела, дул теплый ветер в лицо. А впереди загадочное сияние. Но, я просто шел и знал, что однажды приду. Я шел. Много шел. Сияние не пропадало, но и не становилась ярче, но я всегда чувствовал, что я ближе, и чем ближе, тем горячее оно звало меня. Тем теплее становилось мне. На небе был хрусталь, в душе моей восторг. Шаг за шагом, забылся сном. Потом очнулся, опять сияние и тьма. Ничего не меняется. Однажды я приду. Видел падающие звезды, те, что стремились совершить чудо. Они летели туда, куда шел и я. Что же вы? Куда вы? Разве можно его достичь? Опять впал в забвение. В траве кто-то шнырял. Все кишело вокруг по мере приближения, все оживало, и это давало надежду, что я делаю все правильно.
И вот передо мной стала вырисовываться возвышенность, оказавшаяся горой. Сияние спряталось за ней. Из-за горы то и дело вспыхивали яркие цвета: синий, зеленый, желтоватый, белый. Вдруг дорога моя стала уходить вниз, и там, внизу, стояла кромешная тьма. Заходил я в нее, как будто погружаясь в воду. Она такая густая, обволакивала мои руки и ноги своей прохладой, она меня ласкала, она была приятна, она была хорошая, она была добрая. Я зашел вглубь, и начали проявляться рельеф и силуэты. Повсюду были поражающие своей бесчисленностью существа. Диковинные, злые, добрые, неуклюжие, толстые, худые, хромые, пушистые, лысые, забавные и не очень. Все эмоции и стремления их никак не могли на меня повлиять. Это такие маленькие мирки, они не тут, но они тут. Вблизи, среди кустовой тьмы я заметил маленького слона. Он посмотрел на меня, неестественно растянулся и протиснулся передо мной и как будто еще чем-то, но передо мной была пустая дорога. Я, улыбнувшись, скривил лицо. Забавно.
Я прошел дальше, и перед моим взором открылось поле, усеянное бледно-желтыми вытянутыми плодами. Подойдя ближе, под ногами я увидел старичка с длинной бородой и усами. Он тоже показался мне растянутым, как будто спешащим куда-то. И реальность подстраивалась под его спешку. Одна сторона его обгоняла другую. Причем обгоняла та, которая держала корзину, полную плодов. И желание сохранения припасов заставляло его нестись. Завидя меня, он быстро скрылся. «Да кому нужны твои плоды! Эхей! Их тут больше, чем облаков», крикнул я и рассмеялся на всю долину, аж оступился. Дорога уходила вниз, горный горизонт и заветное сияние уже были где-то вверху.
Передо мной стояло озеро. Из него то выпрыгивали, то мелькали спинами рыбы, огромные, с большими шипами и гигантскими проникновенными глазами. Что это за рыбы, и стоило ли бояться? Но глаза их были как озера. Необыкновенные глаза. Вся долина гудела, это был не гул, почти мелодия. Облака! Облака! Облака! Я только заметил. Они сворачивались в такие свертки, как будто их специально рисовал кто-то очень талантливый, чтобы меня удивить. Гул исходил от него, я не скажу, кто он. Как будто очень знакомый. Светился и бил в бубен, где то вверху в вышине гор, который отдавался в ушах. Я подошел ближе, чтобы разглядеть и рыб, и озеро, и На берегу росла груша. Как мне это описать? Это труднее, чем взлететь. Поверьте мне, она вся усыпана цветами, она вся цвела, она очень хотела родить, она хотела накормить, она была беременна и пахла так, что я вспомнил лошадиный черный глаз. Так сильно этот запах поглощал меня. Но здесь меня поглощала жизнь со всем ее трепетом, со всей ее импульсивностью и страстью. Я упал в нее, я опьянел от нее. Вдалеке бил родник. Ритм гула ударялся в бурлящую воду. И отражался словами. Формы звуков, которые говорили о великолепии вселенной.