Впоследствии, когда неразрешимые противоречия с федеральным правительством вынудили их перебраться в Мексику, она превратилась в полустанок.
Задолго до этого к мормонам добавились старатели, снедаемые серебряной и золотой лихорадками, но влияние их все еще чувствовалось.
Улица Истес утопала в зелени японских вязов, удивительной на фоне коричневых от пыли холмов штата Нью‑Мексико. Деревья отбрасывали на истертый, в заплатках, асфальт улицы рваные пылающие тени. На заросших газонах множества домов стояли старые таблички с надписью ПРОДАЕТСЯ.
Лорен миновал серо‑белую церковь Христа, переоборудованную в частный дом, и затем, еще через квартал, свернул с центральной дороги к дому. Старый заржавевший навес для машины, обвитый по сторонам пожухлым вьюнком, сейчас пустовал. Лорен припарковал машину, оставляя место для «Таураса» Дэбры. Сад по‑прежнему радовал свежестью, родными травами, американской юккой напротив дома и декоративной белой акацией. Его вдруг охватило ощущение безмерного счастья.
Кьеренсия. Испанское, такое милое сердцу слово. Место, где можно спокойно отдохнуть.
В доме витал аромат бекона, приготовленного на завтрак. Лорен открыл окно, вошел в спальню, снял ботинки и портупею, повесил ее на стену рядом со своим ружьем марки «Хейм» и русской охотничьей винтовкой. И, наконец, растянулся на кровати.
Он прекрасно засыпал по команде. Проснувшись, он почувствовал некоторые изменения: Дэбра уже вернулась с работы и возилась на кухне. Она предпочла бы заниматься библиотечными делами полный рабочий день – ведь девочки закончили школу, но городской бюджет предусматривал библиотекаря только на полставки. Лорен встал с постели, босыми ногами бесшумно скользнул через гостиную в кухню и замер у двери.
Дэбра, сильная высокая женщина, энергично нарезала сельдерей для фарша по‑турецки, прямые, соломенного цвета волосы все время падали ей на глаза.
Исподтишка наблюдая за женой, Лорен ощутил безграничную нежность к этой женщине. Давным‑давно, ему тогда шел двадцать пятый год, на него словно снизошло откровение. Дэбра, высокая сутуловатая девчонка, которая училась с ним в одной школе, но немногим позже, которая потом из колледжа вернулась школьной учительницей с прямой осанкой, создана для него и именно с ней он хотел бы прожить оставшуюся жизнь. После двух лет более или менее настойчивых уговоров она наконец согласилась.
С ее капитуляцией Лорен покончил с разгульной жизнью, и покончил только ради нее. Хотя, конечно, не без отступлений. В памяти без труда всплывало время измен Дэбре, согретое ярким образом Эйлин. Но с рождением их старшей дочери Лорен оставался верен, абсолютно верен ей, без всякого флирта с женами коллег, без визитов к Конни Дювашель.
Возможно, именно Катрина спасла их брак. Она родилась довольно поздно – Дэбре уже стукнуло тридцать шесть, – после нескольких неудачных попыток завести ребенка, после операции по новой методике, позволявшей отныне вынашивать плод.
Но теперь у них такая крепкая семья, в самом деле, и дочери. За ним они как за каменной стеной. Здесь столько всего могло бы произойти – по роду своей деятельности он видел такие вещи чаще, чем кто‑либо другой. Но он охраняет свой брак, своих дочерей, свою семью. И он поможет сделать Аточу прекрасным уголком.
Он повторял это про себя каждый день.
– Вот уж не ожидала, – Дэбра даже не повернулась к Лорену, продолжая строго смотреть на сельдерей через свои учительские очки без оправы.
– Я отдыхаю до вечера. Они уволили всех шахтеров.
Дэбра прекратила резать, отложила нож и вытерла руки о фартук.
– Надо позвонить Линде.
И Дэбра устремилась к телефону, чтобы как можно скорее оповестить жену своего брата‑шахтера.
– Если я встречу его сегодня, – сказал Лорен, – то отправлю домой.
Дэбра взглянула на него, не отрывая руки от телефонной трубки.