Нас с Рафиком швырнули на землю, со слезами говорила Рива, прямо напротив вашего дома. Я сразу его узнала, ведь мы к вам приходили. Сначала из окна выбросили вашу тёщу вместе с коляской. Затем вывели Дину и мальчиков. Увидев мёртвую мать, ваша жена вцепилась в Альгирдаса. Тот отшвырнул её, кажется, ударил в живот Ох, Юда, ну почему именно я вам об этом рассказываю?! За что мне такое наказание?! Простите меня! Простите!
За что прощать? глухо произнёс Юда. Кто ещё об этом расскажет?
Потом нас погнали в город. Загнали в гараж. Там там погибла ваша семья
Ты видела? Как это было?
Я не могу больше говорить! Не могу! у Ривы началась истерика. Зашевелился Рафик. Показалась полуодетая испуганная Анфиса.
Что случилось? Ты чего голосишь? Всех тут у меня перебудишь
Она схватила одиноко стоявший на керосинке чайник.
Травки тебе заварю. Есть у меня немного, от свекрови осталось. Помогает.
Через полчаса, немного успокоившись, Рива заговорила опять:
Отделили мужчин, там оказались и ваши сыновья. Молодой литовец из отряда Альгирдаса вооружился ломом. Мужчин подводили по одному, и этот крепкий парень наносил каждому только один удар. Большая толпа литовцев, мужчины, женщины и дети, стояла за невысоким забором. После каждого удара многие из них аплодировали. В толпе были немецкие солдаты. Я находилась недалеко от забора и видела, что даже они с удивлением смотрят на аплодирующих литовцев.
Кое-кто поднимал детей, чтобы те могли получше разглядеть происходящее. Была и другая забава: заливали в людей воду из шлангов, пока человека не разрывало на части. Когда подвели ваших мальчиков Рива остановилась, ей нужно было справиться со спазмом. Когда их подвели, на середину двора выскочила страшная седая сумасшедшая старуха. Юда, Рива снова остановилась и, уронив голову на стол, несколько минут оставалась в таком положении, Юда, это была ваша Дина
Риве всё труднее становилось говорить. Она замолкала, иногда надолго, уставившись невидящим взглядом в какую-то только ей известную точку. Но даже из этих не всегда связных, прерывающихся слов Юда узнал, как всё происходило.
Макса и Арика убили на глазах у Дины. Когда всё кончилось и десятки евреев с проломленными черепами лежали кучей у ног юного палача, показался улыбающийся Альгирдас.
Национальная революция, господа литовцы, обратился он к столпившимся за оградой зрителям. Жидовской власти конец! Слишком долго мы их терпели. Наши добрые князья, Гедиминас и Витаутас, приютили их на литовской земле, дали им привилегии, но разве жиды умеют быть благодарными? Они мастера козни строить и нож держать за пазухой. Когда Советы пришли, они их цветами встретили, русские танки целовали. Теперь эти танки горят у Немана. Сами можете убедиться. Пусть же этот подлый народ ответит за свои преступления! Стасис! окликнул Альгирдас палача, не выпускавшего из рук лома. Давай!
Бросив лом и не вытирая окровавленных рук, Стасис отлучился. Через несколько минут он вернулся с аккордеоном. Взгромоздившись на убитых евреев, Стасис заиграл «О Литва, отчизна наша, ты страна героев». Обнажив головы, толпа за забором подхватила литовский гимн. И Стасис, в одиночку убивший четыре дюжины безоружных евреев и нажимавший багровыми пальцами на клавиши аккордеона, тоже чувствовал себя героем. Но, после того как мелодия стихла, все услышали тонкий пронзительный вой. Седая сумасшедшая, разгребая кровавую грязь, ползком подбиралась к куче трупов, где лежали её сыновья. Альгирдас вытащил револьвер.
Будем милосердны, друзья, сказал он, разряжая обойму в голову Дины.
Лишь тогда Риве стало ясно, почему она и другие женщины и дети ещё живы. Альгирдас хотел, чтобы все они видели, как убивают их братьев, мужей и отцов. Такое развлечение придумал себе и своему отряду командир литовских партизан Альгирдас Жемайтис.
Рива знала, что скоро наступит её очередь. Она была красива и понимала, что ожидает её перед смертью. Больше всего Рива боялась, что Рафика оторвут от неё и прямо на глазах убьют. Но борцы за свободу то ли устали, то ли решили отложить следующий этап на завтра и оставили женщин и детей во дворе гаража. Была середина ночи, когда появился какой-то литовец с винтовкой и, что-то сказав сидевшему в воротах белоповязочнику, подошёл к Риве:
Вставай! и, так как Рива медлила, рывком поднял её на ноги. Бери своего змеёныша и двигай вперёд! Шевелись!
В человеке с винтовкой Рива узнала Антанаса Рашиса. Они вместе учились в литовской гимназии. Антанасу нравилась Рива, он даже защищал её от одноклассников-антисемитов. Но теперь при виде Антанаса она решила, что за ней и Рафиком пришла смерть. Подтверждение Рива получила, когда охранник у ворот окликнул Рашиса:
Эй, друг! А ты куда их ведёшь?
Антанас сделал непристойный жест. Охранник расхохотался.
Рива смирилась с тем, что для неё и Рафика всё кончено, да и что она могла сделать? За гаражом в переулке стоял грузовик. Два мёртвых красноармейца лежали рядом. По уверенным движениям Рашиса Рива поняла, что об этой машине он знал раньше. Но зачем куда-то ехать? Изнасиловать и убить можно прямо здесь, у забора.
Дальше всё происходило быстро, как в немом кино, которое Рива смотрела давным-давно, ещё девочкой. Посадив её и Рафика в кабину, Антанас перескочил через забор и скрылся в гараже. Через пару минут он появился с канистрой в руке. Забросив канистру в кузов, Рашис нажал на газ. За городом он сорвал повязку, но не выбросил, а велел Риве на всякий случай спрятать. Из его короткого рассказа Рива узнала, что коммунистом Антанас стал ещё до прихода русских. В 40-м его направили в Биржай секретарём уездного комитета комсомола. В Каунасе оказался случайно перед самой войной приехал на партконференцию. Уйти с Красной армией не успел и, прикинувшись национал-патриотом, примкнул к Альгирдасу. На счастье, в отряде его не опознали. Машину приметил ещё днём, а Риву
Я видел, как убили твоего мужа. Сразу решил, что без тебя не уйду.
Им посчастливилось беспрепятственно выехать из города и, опережая немцев, проскочить по пустынным улицам Шауляя, где уже не было советской власти. К концу следующего дня они добрались до Риги. Антанас не бросил Риву и здесь: сумел посадить в шедший на восток эшелон. Ещё не до конца осознав, что ей с ребёнком удалось выскользнуть из цепких лап неминуемой смерти, Рива не могла понять другого: зачем Рашису понадобилось её спасать? Только потому, что они вместе учились и она ему нравилась? Ответ дал сам Антанас. На перроне, сжимая Риву в объятиях, он зашептал ей в ухо:
Из-за тебя не женился, Рива. Понимаю, что сейчас тебе не до меня, но ты дождись. Я тебя обязательно разыщу.
Рива промолчала, и Антанас, по-видимому, принял её молчание за согласие. Он улыбнулся:
Теперь мне будет легче.
Только Риве легче не стало. Ко всем её мукам прибавилась новая. Рива была благодарна Антанасу, готова была сделать для него всё, что в её силах, кроме одного: ответить на его любовь. И даже если сможет себя заставить и станет жить с ним из чувства благодарности, ничего хорошего из этого не выйдет. Оставалось только надеяться, что жизнь сама наведёт порядок, расставит всё по своим местам. Пусть сначала война закончится. И всё же Рива вспоминала Рашиса, а почему не хотела и боялась думать.
Была уже середина ночи, но Юда не мог подняться из-за стола. Он страшился возвращения в свою комнату, опасался оставаться один. Словно понимая, а скорее всего ощущая женским сердцем его состояние, сердобольная Анфиса вытащила старый матрац, принесла потёртое солдатское одеяло. Но даже будь у него королевская постель, он всё равно не мог бы уснуть. И, лёжа с открытыми глазами, Юда знал, что впереди у него ещё много бессонных ночей. Вновь и вновь он вспоминал, как важничал, чувствуя себя хозяином жизни, как издевательски хохотал, когда Давид, его шурин, прислал сертификат разрешение на въезд в Палестину. Как кичился перед Диной, несмотря на просьбы подумать об отъезде, не обращая внимания на её заплаканные глаза. Как радовался, когда случившееся с тёщей несчастье сняло с повестки дня этот вопрос. А когда начал прозревать было уже поздно. И вот наказание: дети и Дина погибли страшной смертью, а ему с этим жить, до конца своих дней оставаться с этой чудовищной виной, которую не искупить. Осознав это, Юда понял, что всё кончено, что никто его больше не ждёт и ему самому нечего ждать от жизни. И тогда он завыл. Подняла голову забывшаяся неспокойным сном Рива, прибежала разбуженная в очередной раз Анфиса, проснулся и широко раскрыл глаза Рафик, а Юда, ни на кого не обращая внимания и не стесняясь, выл пронзительным и скорбным воем, как выла его жена за минуту до того, как пули Альгирдаса Жемайтиса разнесли её голову.