Главное правило реальности – не запутаться в своих иллюзиях - Редакция Eksmo Digital (RED)

Милена Коффи

Главное правило реальности не запутаться в своих иллюзиях

Глава I

Perigrinatio est vita[1]

Задумчивая душа склоняется к одиночеству.

Омар Хайям

Красота  абсолютна. Человеческая жизнь, вся жизнь покоряется красоте. Красота уже существовала во Вселенной до человека. Красота останется во Вселенной, когда человек погибнет, но не наоборот. Красота не зависит от ничтожного человека, барахтающегося в грязи.

Джек Лондон

Люди настолько удивительны: биологически мы все практически идентичны, но можно ли назвать нас всех одинаковыми? Однозначно нет. Все наши процессы (мыслительные) складываются всецело по-разному. Вот мы с сестрой. Мы пережили одно и то же детство, ели одну пищу, читали одни книги, нас любила одна мать, но, оказавшись в эту холодную январскую ночь на вокзале,  в наших головах роились совершенно разные мысли, и вели мы себя совершенно различно. Я будучи человеком вспыльчивым и неусидчивым, несколько раз перепроверила наши билеты, наличие паспортов, прошлась по перрону, сравнила на электронном табло время прибытия со временем на билетах, пересчитала сумки и мысленно расположила их уже в купе, чтобы было максимально удобно. Я успела это за три минуты, в течение которых моя сестра просто стояла спокойно под порывами январского ветра, поеживалась и рассматривала ночное небо, которое в эту ночь, как ни удивительно, было безоблачным.

 Смотри!  воскликнула сестра.

 Что такое? Мы что-то забыли, да? Я так и знала, вот черт,  за эти пару секунд в моей голове пронесся сюжет неудач, и я пыталась вычислить, что именно мы забыли.

 Нет, угомонись и постой со мной.  Я послушно встала рядом и проследила за ее взглядом. Темное небо было в россыпи ярких звезд, холодный свет луны ярко освещал пути, до которых не дотягивался свет фонарей.

 Незачем так волноваться,  из ее рта вышли клубки пара,  даже если и было что-то забыто это уже не так важно. Мы едем, чтобы начать что-то новое, так зачем же нам тянуть так много старого?

 Потому что мне это важно, я не хочу оставлять то, что мне важно.

 Мы уже это оставили.

Больше не о чем было говорить, она была права. Самое важное это жизнь в этом городке, и мы уже ее оставили. И по факту можно ехать только с самым необходимым, но человек не так просто устроен Он привязывается к вещам, увозит их с собой и надеется, что эта вещь сохранит все воспоминания, всю ту старую жизнь, которую он где-то там оставил. Так мы и простояли до прибытия поезда на пустом перроне, выдыхая клубочки пара и рассматривая звезды. «Восхитительно,  подумала я,  это те же самые звезды, на которые смотрел Ван Гог, когда рисовал Звездную ночь, и та же самая луна, на которую смотрел Эрих Мария Ремарк с мостовой, выкуривая сигару и выпуская дым в тот же самый воздух, которым я дышу сейчас. Разве это не может не вдохновлять на жизнь?»  Мои размышления были прерваны гудками приближающегося поезда.

Из вагона на перрон вышла полноватая проводница и закурила сигарету, мы подошли к ней.

 До Нью-Йорка?  сухим севшим голосом спросила женщина, явно не познавшая манер, ибо не стеснялась дымить прямо нам в лицо.

Мы кивнули, стараясь не вдыхать дым, витавший рядом с ней.

 Билеты есть?

 Есть,  ответила я, и она пропустила нас в вагон.

Наше купе было пустым, окна запотели, поскольку тут очень хорошо топили. Поезд тронулся, сначала не спеша, а потом в своем привычном ритме. Слышались гудки и монотонный стук колес, такой успокаивающий и естественный, что хотелось тут же улечься на койку и заснуть, как в легко покачивающейся колыбели.

Мы сняли верхнюю одежду и сели друг напротив друга. В купе зашла уже знакомая нам проводница и попросила показать проездные билеты. Мы с сестрой спокойно предоставили их.

 Паспорта,  моя сестра подала свой паспорт, женщина внимательно изучила его.

 Джулианна Белл. Разве две буквы «н» должно быть в имени? Если это ошибка, вам стоило бы исправить это. Ой, такая история! У моей кузины в паспорте как-то вписали лишнюю букву, представляете? Так она потом столько денег отдала, что моей грешной жизни и не познать такие суммы,  и проводница, которую, как позже выяснилось, звали Абигейл, захохотала, возвращая паспорт в руки моей сестре. Было вполне ясно, что вопрос этот задан был не для того, чтобы услышать ответ. Ведь в имени моей сестры никакой ошибки не было, ее имя происходило от соединения двух имен: Джули Анна, так звали наших бабушек.

 Мелисса-Ли Белл, как цветок, что ли?  невежественность проводницы раздражала меня, и я кивнула, дабы быстрее закончить данную процедуру. На самом деле, она была близка, ведь и вправду есть такое растение, но оно травянистое и никак не является цветком.

Уложив все вещи и расстелив постельное белье, мы стали укладываться спать, час был поздний. Кто-то хлопнул дверью купе, и я заметила, как Джулианна вздрогнула.

 Посмотри на меня,  я протянула руку сестре, она послушно взглянула на меня. Я почувствовала горячую, сухую и шершавую от морозов руку. В этом желтоватом свете купе на меня смотрели серые большие глаза, пухлые губы потрескались, лицо имело мягкие черты, но взгляд был неестественно серьезен для нее это совершенно не сочеталось с гармоничностью глаз и правильного ровного носа. Даже грубоватая челюсть, выдававшая в ней волевого человека, не подходила к тяжелому взгляду моей всегда такой мягкой сестры. Теперь от нее сквозило холодом и отреченностью, и дело было не во мне, а в том, что случилось. Потому она так жаждала оставить это все в том городке.

 Ты снова вздрогнула,  заметила я, и она опустила взгляд,  мы уже оставили то место, нас ждет Нью-Йорк, я очень желаю, чтоб ты ощутила облегчение.

Она благодарно улыбнулась за поддержку, потому что знала, что сколько бы ни строила я из себя сильную, я все же не могу слушать музыку с громкими барабанами. Потому что и хлопок двери, и барабаны напоминают выстрел. Не знаю, сколько человек отходит от этого, но в моих снах я снова и снова переживала это событие, я могла не помнить сон, но я точно знала, что в каждом сне я вновь и вновь видела направленный на меня пистолет.

Джулианна пожелала мне спокойных снов, поцеловала меня в щеку. И как старшая сестра, накрыла заботливо одеялом. Мы легли спать и на удивление быстро заснули.

* * *

Яркое солнце ворвалось через окно в спальню и разбудило меня. Снег уже устелил все дороги и засыпал крышу. Я спала на чердаке, под самой кровлей, часто прислушиваясь, как снег скатывается по чердачному склону. Спускаясь по лестнице, я почувствовала, как пахнет пирогом и хлебом. Мама любила готовить: она готовила на заказ и поставляла в магазины, конечно, в небольших количествах, но это сотрудничество помогало нам быть на плаву (в денежном смысле) в и так трудное время. Это утро не было исключением. Я зашла на кухню, Джулианна сидела за небольшим кухонным столиком и читала вслух утреннюю газету маме, которая доставала для нас пирог и уже вновь загружала печь партией кексов.

 Вот это ароматы!  восхитилась, ощущая бурление от голода в животе. Джулианна хмыкнула на мою реплику, не отрываясь от чтения политических новостей. Я в ответ показала ей язык.

 Джули, читай гороскоп, в политике всегда все плохо, а если и хорошо, то кому-то все равно плохо,  сказала мама. Она была светловолосой, с короткой стрижкой, всегда с пышущими жаром щеками, синими небольшими глазами и маленькими ручками, которыми она постоянно что-то делала для продажи, будь то вязание или готовка. Но внешность обманчива, особенно это касалось нашей матери. Она отнюдь не была мягкой, если этого требовало воспитание, она могла запросто ударить нас по рукам спицей или скалкой по попе или по любому другому месту, которое заслуживало наказания. Наша мать была упрямой и имела твердый характер, никогда не поддаваясь на наши уговоры.