Девушки начинают выпрыгивать из вагонов, и собаки рвутся с поводка и огрызаются на них. Двух девушек в момент приземления собаки кусают.
Быстрее, быстрее! покрикивают немцы, подгоняя тех, кто замешкался, прикладами винтовок.
Циби и Ливи проворно выпрыгивают из вагона и встают с одной стороны. Они прибыли, очевидно, в другой лагерь. Здания и улицы за воротами освещаются прожекторами. Сестры смотрят на вывеску над воротами, на которой написано: «ARBEIT MACHT FREI». Циби достаточно знает немецкий, чтобы перевести надпись. Труд освобождает.
Но потом Циби и Ливи столбенеют при виде бритоголовых мужчин с впалыми щеками, толпящихся у вагонов. Одетые в рубашки и штаны в бело-голубую полоску, они, словно полчища крыс, убегающих с тонущего корабля, лезут в вагоны и начинают выбрасывать чемоданы девушек на платформу.
Циби и Ливи с отвращением смотрят, как один мужчина поднимает пустую консервную банку из-под сардин, запускает в нее палец и затем облизывает его, а потом подносит жестянку к губам, вылизывая остатки масла. Он поднимает глаза и замечает сестер, но продолжает без смущения вылизывать банку.
Колонна девушек идет к воротам.
Послушай меня, Ливи, горячо шепчет Циби. Мы станем грызть камни, гвозди и все, что попадется под руку, но мы должны здесь выжить. Понимаешь?
Потрясенная Ливи, ничего не говоря, лишь кивает.
Часть вторая. Врата ада
Глава 7
Освенцим
Апрель 1942 года
Просто иди, Ливи. Оставайся в строю, вполголоса говорит Циби сестре.
Девушки проходят в ворота, и их ведут по обсаженной деревьями дороге. Молодая весенняя листва колышется под свежим ветерком. Висящий над воротами яркий прожектор излучает тепло, и по иронии судьбы это напоминает Циби о теплом летнем вечере. Они проходят мимо серого бетонного здания, ловя на себе равнодушные взгляды молодых мужчин и женщин, глядящих на них из окон. Циби вздрагивает это могли быть мальчики из ешивы, бритоголовые юнцы, изучающие Тору. Но она не может позволить себе думать о доме, о друзьях. Нужно быть настороже. По обеим сторонам улиц, по которым ведут девушек, стоят бараки из красного кирпича. Перед каждым зданием высокие деревья и цветы на клумбах создают впечатление гостеприимного дома.
Наконец девушек заводят в двухэтажное кирпичное здание, где они оказываются лицом к лицу с другими пленниками. Это просторное помещение с высокими потолками, но, несмотря на его размеры, в нем все равно не могут разместиться сотни обитателей. Их по меньшей мере тысяча, думает Циби. Разбросанная на полу солома напоминает ей о конюшне или коровнике, где должны спать животные, но не девушки. Запах навоза усиливает впечатление о том, что это помещение для скота.
Нас разместили вместе с парнями! в недоумении шепчет Циби.
Но она замечает здесь и девушек Неужели сестры тоже станут такими? Изможденными, с широко раскрытыми пустыми глазами, в которых сквозит отчаяние?
Парни одеты в униформу. Циби полагает, это форма русских солдат: поношенные штаны цвета хаки и гимнастерки на пуговицах, красные звездочки с желтой окаемкой, серп и молот. Циби кажется, они с жалостью смотрят на новеньких, поскольку, вероятно, отлично знают, что их ждет. Или, возможно, просто не хотят делиться с ними своим ограниченным пространством.
Циби, я думаю, это девушки. Ливи не в силах оторвать взгляд от истощенных существ, которые продолжают молча смотреть на них.
Добро пожаловать в Освенцим. Какой-то мальчик делает шаг вперед. Сейчас вы в Польше, если вам еще не сказали. Вот здесь мы живем. Он указывает рукой на тюфяки с соломой, разбросанные по полу.
Неужели и они будут спать на этом? думает Циби.
А что сейчас будет? спрашивает испуганный голос.
Будете спать вместе с блохами, откликается другой голос.
Но мы ничего не ели, вновь раздается первый испуганный, усталый голос.
Вы опоздали. Завтра поедите. Предупреждаю: вам побреют голову, как нам, и сбреют у вас все волосы, а потом дадут такую же униформу. А затем на работу. Сопротивляться нельзя. Иначе накажут, как наказывают и нас.
Паренек понижает голос до шепота. Циби замечает его глаза: красивые глаза на худом мальчишеском лице. Ливи права: эти мальчики на самом деле девочки.
Эсэсовцы повсюду, заговорщицки говорит девочка, но опасаться нужно капо, которые следят за нами. Иногда они хуже эсэсовцев. Они заключенные, как и мы, но им нельзя доверять они сделали свой выбор.
Заключенные. Это слово ошарашивает Циби. Они теперь в тюрьме и останутся здесь, пока немцы не решат уйти. Пытаясь скрыть страх, Циби берется за дело и передвигает комковатый тюфяк на середину темной комнаты.
Давай. Взяв Ливи за руку, она осторожно тянет ее на так называемую постель.
Они лежат полностью одетые, не снимая пальто, и солома сквозь грубую мешковину покалывает им руки и голову. Циби жалеет, что они лишились своих чемоданов. Может быть, завтра им вернут их.
Одна за другой девушки находят себе место и укладываются на ночь, но тюфяков на всех не хватает, и некоторым приходится ложиться по две-три вместе, как сардинам в банке.
Ливи плачет, сначала тихо, потом начинает рыдать. Циби обнимает сестру, вытирая рукавом ей слезы:
Все в порядке, Ливи. Просто ты голодная, мы обе голодные. Завтра мы поедим, настанет день, и нам будет лучше. Не плачь, пожалуйста. Я с тобой.
Но слезы Ливи заразительны, и вскоре весь барак заполняется всхлипываниями и плачем.
Некоторые девушки поднимаются на ноги и, спотыкаясь друг о друга, идут к двери. Раздаются голоса, призывающие их вернуться.
Попадете в беду! кричит голос, явно девичий.
Возвращайтесь в постель! Там, снаружи, хуже, чем здесь! кричит другой голос.
Рыдания Ливи постепенно затихают, и в бараке наступает тишина, пока не раздается крик:
Меня кто-то кусает!
В ответ слышится:
Это просто блохи. Скоро привыкнете.
По-прежнему темно, когда в четыре часа утра девушек будит капо, покрикивая на них, чтобы вставали.
Жутко холодно. После беспокойного сна Циби и Ливи замерзли, хотят есть и пить. Потирая заспанные глаза, они идут за узницами, успевшими изучить утренний ритуал, и выстраиваются в очередь в умывальню с длинным желобом, над которым висят протекающие краны, и к унитазам без кабинок.
Выходя из барака, Циби и Ливи держатся друг за друга, но тут Циби вскрикивает и, споткнувшись, падает на колени.
Циби, Циби, что случилось? спрашивает Ливи.
Циби сбрасывает с себя туфли и носки: на ступнях у нее кишат живые блохи. Циби держит снятые носки в одной руке и в оцепенении смотрит на свои ноги. Девушки рядом с ними перелезают через соломенные тюфяки, чтобы выбраться наружу.
Циби, не пугай меня! Нам надо идти! кричит Ливи, дергая сестру за руку; Циби, взглянув на свои носки, отбрасывает их в сторону. Все в порядке, в порядке. Нужно просто вымыть ноги. Я помогу тебе. Пойдем.
Но Циби отодвигается от Ливи. Это ее проблема, и она не должна раскисать перед сестрой.
Через толпу к ним проталкивается молоденькая бритоголовая девушка и хватает отброшенные носки Циби.
Они ей пригодятся, говорит она Ливи. Я вытряхнула из них блох.
Ливи потрясена тоном девушки, совершенно лишенным эмоций. Но тем не менее это добрый поступок.
Кивнув ей, Ливи берет носки и показывает их Циби:
Блох больше нет. Пожалуйста, надень носки.
Циби ничего не отвечает, но не противится, когда Ливи натягивает ей носки, а потом застегивает туфли.
Циби и Ливи вслед за другими выходят из барака. На улице их отделяют от старожилов и ведут в другой барак. При свете дня улицы и здания уже не выглядят привлекательными. Сейчас вдоль тротуаров выстроились эсэсовцы с винтовками за плечами и пистолетами в кобуре на бедре. Из бараков, подобных тому, где Циби и Ливи провели минувшую ночь, высыпают заключенные. Девушки проходят мимо группы мужчин, бредущих в том же направлении, искоса брошенные взгляды, но никто не смотрит в глаза.