Наконец высокое положение Екатерины было объявлено торжественным образом. В 1713 году появился императорский указ, которым Екатерина Алексеевна была представлена Российской империи как законная супруга Петра I. Законнорожденность принцесс Анны и Елизаветы была определена этим указом бесповоротно, хотя и молчаливо». (Готтгейнер Ф.)
Екатерина Алексеевна. Andreas Meller. 1712
«Екатерина и герцог Гольштейнский, ее зять, имели на севере, как друзей, так и врагов. Последние, которых было больше, повсюду публиковали все, что они знали об этой свадьбе с брабантом. Сторонники Екатерины отрицали и продолжают отрицать этот факт. Но он был так хорошо освещен их врагами, что тот, кто был беспристрастен в этих спорах, прекрасно понимал, что правда была на стороне последних Принимая во внимание, что уважение к людям, которых он особенно интересует (Елизавету теперешнюю русскую императрицу и герцога Гольштейнского, который должен был стать шведским королем и русским императором, оба они считают эту женитьбу чистой фикцией), положит предел любопытству тех, кто хотел бы провести расследование надлежащим образом». (Вильбуа)
«24 августа 1702 года фельдмаршал Шереметев взял город Мариенбург, и в числе пленных, сдавшихся жестокому полководцу на милость, был пастор Глюк, со своею воспитанницей или служанкой Мартою; последнюю Шереметев передал жене полковника Балька, а у нее взял ее к себе Меншиков и подарил своей жене, у которой в услужении было уже несколько ливонских и шведских пленниц. Марта, переменившая свое имя на Екатерину, сразу сумела понравиться Меншиковой». (Н. И. Костомаров. Князь Александр Данилович Меншиков)
25.08.1702. Комендант Мариенбурга майор Флориан Тиль согласился на сдачу войскам Б. П. Шереметева, но при передаче крепости произошел взрыв порохового погреба, произведенный капитаном Вульфом и др. Взрыв в цитадели был воспринят Б. П. Шереметевым как нарушение соглашения о сдаче и город был отдан на поток, т.е. на разграбление, как это бывало после штурма. Сдача на аккорд была отменена и город был отдан на разграбление войскам. Согласно «Уставу прежних лет» военному закону того времени, город, жители, их имущество в таком случае становятся военной добычей, а пленные частной собственностью военных. В итоге, военнопленных было взято 1081 и 272 человека из гражданских, «кроме латышей и чухны и что брали ратных чинов люди». Среди гражданских записано «вдов, девиц и детей» 196 чел.
Именно тогда из-за поступка капитана Вульфа в полонное рабство к солдатам и офицерам попала Марта Скавронская, а также пробст Эрнст Глюк и его семья. Марту в 1702 взял фельдмаршал Шереметев, от него она попала к князю Меншикову. В 1703 Петр забрал у князя Меншикова Марту Скавронскую.
По другим сведениям, Марта Скавронская в 16 лет вышла замуж, Мариенбург был взят в 1700 или 1705.
«после этой свадьбы с вышеназванным брабантом Екатерина в ожидании мужа осталась у Глюков, где продолжала находиться на положении служанки до того момента, когда превратности войны, которую русские вели в Ливонии, открыли ей путь, вначале тернистый, который, однако, привел ее к блестящей судьбе.
Выше было сказано, что суперинтендант, у которого она жила, переезжал с места на место, в зависимости от своих дел. Он находился в Мариенбурге, когда этот город был неожиданно осажден главноначальствующим русских войск фельдмаршалом Шереметевым. Хотя город был довольно хорошо укреплен, гарнизон его был настолько слаб, что не смог оказать достойное сопротивление, и сдался на милость победителя. Жители города, чтобы снискать милосердие Шереметева, решили послать к нему пастора своей церкви. Монсеньор Глюк в сопровождении своей семьи и в роли скорее просителя, чем парламентера, отправился к этому генералу в его лагерь. Под словами «со своей семьей» нужно понимать: со своей женой, детьми и слугами. Он был очень хорошо принят русским генералом, который нарисовал великолепную картину счастья народов, живущих под властью такого великого монарха, каким был Петр I, а затем похвалил жителей Мариенбурга за их решение покориться. Он многое им обещал и выполнил из этого то, что пожелал он поступил, как тиран, воспользовавшись своим правом победителя, и взял Екатерину в качестве военнопленной, чтобы включить ее в число своей челяди. Она выделялась своей красотой и своей пышной фигурой, поэтому он и выделил ее среди других членов семьи священника во время своей торжественной речи. Неудивительно, что, узнав, что она была служанкой, он решил взять ее себе против ее воли и, невзирая на укоры монсеньора. Таким образом, она перешла из дома господина Глюка в дом фельдмаршала Шереметева. Позднее она признавалась, что это расставание, являвшееся первой ступенькой ее возвышения, причинило ей в тот момент много огорчений. Она не только переходила из положения свободной служанки в положение крепостной у того народа, которого она не знала, что было вполне естественно, но и, кроме того, испытывала привязанность к семье, в которой она выросла, и ей было тяжело расстаться с нею навсегда Легко догадаться, что фельдмаршал взял к себе Екатерину не для того, чтобы ее убивать Екатерина примирилась со своей участью. Будучи женщиной ловкой и далекой от того, чтобы выражать отвращение к своему положению, она охотно была готова пойти на это.
Прошло шесть или семь месяцев с тех пор, как она появилась в том доме, когда в Ливонию приехал князь Меншиков, чтобы принять командование русской армией вместо Шереметева, который получил приказ срочно прибыть к царю в Польшу. В спешке он вынужден был оставить в Ливонии всех тех своих слуг, без которых мог обойтись. В их числе была и Екатерина. Меншиков видел ее несколько раз в доме Шереметева и нашел ее полностью отвечающей его вкусу. Меншиков предложил Шереметеву уступить ему ее. Фельдмаршал согласился, и таким образом она перешла в распоряжение князя Меншикова, который в течение всего времени, проведенного ею в его доме, использовал ее так же, как тот, от кого он ее получил, то есть для своих удовольствий В этом плену она сумела так завладеть своим хозяином, что через несколько дней после ее появления в доме уже нельзя было сказать, кто из них двоих был рабом. Так обстояли дела, когда царь, проезжая на почтовых из Петербурга, который назывался тогда Ниеншанцем, или Нотебургом, в Ливонию, чтобы ехать дальше, остановился у своего фаворита Меншикова, где и заметил Екатерину в числе слуг, которые прислуживали за столом. Он спросил, откуда она и как тот ее приобрел Это был приказ, сказанный в шутливом тоне, но не терпящий никаких возражений. Меншиков принял это как должное, и красавица, преданная своему хозяину, провела ночь в комнате царя Но, как только царь уехал, она обрушила на Меншикова град упреков за то, что он так с нею поступил. Хочу верить, что она не играла комедию, если же она ее играла, то вполне очевидно, что Меншиков ей поверил, так как его любовь после этого события не только не стала меньше, а, наоборот, усилилась до такой степени, что он ничего не делал не только в своем доме, но и во всей армии без одобрения Екатерины.
Так обстояли дела, когда царь вернулся из Польши в Ливонию. Причем, он вернулся быстрее, чем предполагал. Он бы этого не сделал, если бы ему не намекнули, что его присутствие было там совершенно необходимо, потому что жители этой области покидали свои земли целыми группами, чтобы укрыться в соседних странах не столько от чумы, сколько из-за тяжелых поборов Меншикова. Последний, хотя его часто хвалят, был по своей сущности ненасытным скифом в своем стремлении к богатству. В докладах, присланных царю, было слишком много правды. Прибыв в Ливонию, царь холодно обошелся со своим фаворитом. Мотивы этого он ему объяснил в грубых выражениях. Фаворит оправдывался путем всяких измышлений и нелепых доводов, и все это было признано приемлемым именно потому, что он был фаворитом.