Что-что-что? оторвалась Линор от Бабулиного выдвижного ящика.
Семей тоже не найти.
Божечки.
Что вы делаете? спросил Блюмкер. Линор глядела на чернильный рисунок на обороте этикетки «Камношифеко», лежавшей поверх записных книжек в ящике стола. На рисунке был человечек, кажется, в рабочем халате. В одной руке бритва, в другой банка с кремом для бритья. Линор разглядела на банке слово «Ноксима» [23]. Голова человечка взрывалась чернильными загогулинами.
Гляжу на эту штуковину, сказала она.
Мистер Блюмкер приблизился. Пахнуло мокрым подгузником.
Что это такое? спросил он, заглядывая Линор за плечо.
Если то, о чем я думаю, значит, это типа шутка. Как бишь ее. Антиномия.
Антиномия?
Линор кивнула.
Бабуля реально обожает антиномии. Думаю, этот чувак, она глянула на рисунок на обороте этикетки, брадобрей, который бреет всех тех и только тех, кто не бреется сам.
Мистер Блюмкер глянул на нее.
Брадобрей?
Убойный вопрос, сказала Линор бумажке, звучит так: бреет ли брадобрей сам себя? Думаю, потому голова у него и взрывается, вот.
Прощу прощения?
Если бреет, то не бреет, а если не бреет, то бреет.
Мистер Блюмкер вперился в рисунок. Огладил бороду.
Слушьте, давайте уйдем? спросила Линор. Тут реально жарко. Я хочу уйти.
Безусловно.
Линор положила этикетку «Камношифеко» в сумочку и заперла ящик.
Я оставлю ключ на столе, но, думаю, никто, кроме полиции, рыться в Бабулиных вещах не должен, если вы вызовете полицию, что, я уверена, вы просто должны сделать.
Я вполне согласен. Вы забираете?..
Антиномию.
Да.
Это разрешается?
По телефону не сказали ничего, что говорило бы об обратном.
Спасибо.
В дверь постучали. Работник заведения вручил мистеру Блюмкеру записку. Блюмкер ее прочел. Работник заведения глянул на платье и кеды Линор и удалился.
Ну, конечно же, как я всецело и ожидал, Конкармина Бидсман по-прежнему с нами, в «К», сказал мистер Блюмкер. Вероятно, вы хотели бы повидать ее прежде, чем?..
Нет, спасибо, правда, перебила Линор. Мне реально надо на работу. Который час, кстати говоря?
Почти полдень.
Господи, я реально опаздываю. Меня там убьют. Надеюсь, Кэнди не злится, что пришлось меня замещать. Слушьте, есть тут телефон, чтобы позвонить наружу и сказать, что я опоздаю? Мне срочно нужно.
Телефоны с внешней связью есть в каждом холле. Я вам покажу.
Я вспомнила, точно.
Разумеется.
Слушьте, я с вами свяжусь, скоро, само собой. Достучусь до отца с работы и скажу ему, чтобы он позвонил вам.
Это было бы безмерно любезно, благодарю вас. Рубашка мистера Блюмкера промочила пиджак тонкой буквой V.
И, конечно, пожалуйста, звоните, если что-то случится, если вы что-то выясните. Или на работу, или в дом Тиссоу.
Не извольте беспокоиться, позвоню. Вы по-прежнему трудитесь в компании «Част и Кипу́ч»?
Да. У вас есть их номер?
Где-то наверняка имеется.
Ну, я вам его дам, чтоб наверняка. К нам то и дело звонит кто попало, люди часто ошибаются. Линор написала номер на визитке, достав ту из сумочки, и передала мистеру Блюмкеру. Мистер Блюмкер глянул на визитку с лицевой стороны.
«Рик Кипуч: Редактор, Читатель, Администратор, Разносторонняя Литературная Персона, Издательство Част и Кипуч, Инк.»?
Это неважно, главное номер. Пойдемте уже к телефону с внешней связью? Я омерзительно опаздываю, а если мы останемся здесь, Линор это, как я понимаю, не вернет.
Разумеется. Позвольте, я придержу дверь.
Спасибо.
Не за что.
/е/
25 августа
Приснился поистине ужасный сон, неизменно повторяющийся, когда я безлинорной ночью лежу в постели. Я пытаюсь ласкать рукояткой черепаховой щетки для волос клитор королевы Виктории. Объемистые юбки кружат вокруг ее талии и моей головы. Громадные творожные бедра тяжело покоятся на моих плечах, разливаются перед моим потеющим лицом. Позвякивают килограммы драгоценностей, когда она ерзает, устраиваясь поприятнее. Ароматы. Нетерпеливое дыхание королевы грохочет надо мной громом, а я стою на коленях у трона. Проходит время. Наконец слышится ее голос, сверху, металлический от отвращения и разочарования: «Мы не возбуждены». Охранник ударяет меня по руке и швыряет в яму, на дне которой кипят тельца бесчисленных мышей. Просыпаюсь, рот забит мехом. Молю дать мне еще немного времени. Щетка ребристая.
/ж/
Владельцы новых мэттеловских [24] ультракомпактных автомобильчиков, а именно таким владела Линор, сталкивались с огромной проблемой: у пластмассовой машины и дроссель пластмассовый, и он, пока машина разогревается, приходит в чувство минут пять, не меньше, что особенно раздражает летом, потому что эти пять минут Линор вынуждена сидеть в тесной печурке автомобиля, и мотор колотится как припадочный, и издает массу непотребных шумов, и далеко не сразу можно тронуться в путь и ощутить дуновение ветерка посвежее. Дожидаясь дросселя на парковке Дома, Линор глядела на муравья, который обгладывал что-то в кляксе птичьего помета у верхней кромки ветрового стекла.
Муравья сорвало со стекла ветром, стоило Линор вырулить на Внутреннее Кольцо шоссе I-271 и погнать серьезно быстро. Офис издательства «Част и Кипуч» располагался в деловом центре Кливленда, конкретнее на площади Эривью-Плаза, рядышком с озером Эри [25]. Линор выехала на Внутреннее Кольцо на юго-западе от Шейкер-Хайтс, приготовившись к тому, что чуть погодя I-271 швырнет ее в северном направлении, прямо к городу, то есть какое-то время Линор и ее автомобильчик будут колесить вдоль городка Восточный Коринф, штат Огайо; в этом городке у нее квартира, и именно он обусловил избыточную и не сказать что нелюбимую в народе форму Секции Внутреннего Кольца I-271.
Восточный Коринф основан и построен в 1960-е Камношифром Бидсманом II, сыном Линор Бидсман, дедушкой другой Линор Бидсман, который, увы, погиб в свои шестьдесят пять в 1975 году в чане при краткой и катастрофической попытке «Продуктов детского питания Камношифеко» разработать и выпустить на рынок что-то, что составило бы конкуренцию «Джелл-О» [26]. Камношифр Бидсман II был человеком множества талантов и еще большего числа интересов. Реально фанатичный киноман, а равно градостроитель-любитель, он питал особо буйную привязанность к звезде экрана Джейн Мэнсфилд [27]. Восточный Коринф имеет своими очертаниями профиль Джейн Мэнсфилд: Кольцо ведет из Шейкер-Хайтс в нимб вьющихся дорожных сетей, скользит по изящным чертам меж домов и мелких фирм, огибает нос пуговкой в виде парка и полуулыбку в виде части кольцевой развязки, захватывает волнистым лебединым изгибом сегмент шоссе с типовой застройкой, а потом, прежде чем круто развернуться на запад, в огромный распухший район заводов и промпарков, колоссальный и суетливый, с не меньшей несдержанностью устремляется на три километра на юг, вторгаясь в чистенький нижний предел частных домиков, магазинчиков, многоэтажек и даже пансионов, включая тот, в котором жила сама Линор и от которого она отъехала утром, чтобы пересечь Джейн Мэнсфилд и добраться до Шейкер-Хайтс. От семейств и компаний, владевших недвижимостью вдоль важнейшей, западной границы пригорода, зональный кодекс требовал красить здания и сооружения в максимально натуралистические цвета, но собственники дальнего западного участка близ Гарфилд-Хайтс (где промышленное разбухание выражено ярче некуда) против такого условия решительно возражали, а еще, как легко вообразить, вся территория Восточного Коринфа была неимоверно популярна у летчиков гражданской авиации, они как один норовили запросить схему посадки в аэропорту Кливленд-Хопкинс с пролетом над Восточным Коринфом, беспрестанно грохотали, летали низко, то и дело мигали огнями и махали хвостами. Жители Восточного Коринфа, далеко не все осведомленные о форме городка, ибо знание это не то чтобы общедоступно, ползали, ездили и ходили по лику Джейн Мэнсфилд, потрясая кулаками при виде очередного самолетного брюха. Линор жила в Восточном Коринфе всего два года, она переехала сюда, когда после колледжа решила, что не хочет ни жить дома, ни работать в «Камношифеко», всё разом. Южнее шоссе 271 уступает другому, 77-му, а 77-е вьется через Бедфорд, Толлмэдж, Акрон и Кэнтон и втягивается в Гигантскую Огайскую Супер-Пустыню Образцового Дизайна километры и километры мелкого как пепел черного песка, кактусов и скорпионов, и толпы рыбаков, и торговые палатки по краям.