Камуфлет - Олег Айрашин

Олег Айрашин

Камуфлет

Часть I. Парадное

Глава первая. В начале было слово

А есть слова по ним глаза скользят.

Стручки пустые. В них горошин нету.

Евгений Винокуров, «Слово»

Открывать или нет вот вопрос. Когда не ясно, кто снаружи разумнее не отворять. Но я беспечно распахнул двери и в дом нагрянули чужие.

Чужих было двое: усатый верзила и низенький плешивый пузан, в чёрных мундирах со сверкающими золотом нагрудными знаками. Сунув мне под нос корочки, сходу прошлись по комнатам. Но это так, ритуал соблюсти. Знали собаки, где и что искать.

На кухне оба уставились на газовую плиту. Лысый пузан потёр ладошки:

 По долгам следует платить, верно?

Усатый хмуро жевал зубочистку. Я молчал а что тут скажешь?

 А вы просрочили.  Лысый покачал головой.  Работу не сдали и деньги не возвращаете. От плиты отойдите.

Не стоило брать аванс, прожили бы как-нибудь и без этих двухсот тысяч. Но даже в страшном сне тогда не грезилось, что рукопись в срок не сдам. И что обидно из-за одного-единственного слова. Не глянулось оно мне, вишь ты. Типа крутой стилист, понимаешь.

Коллекторы действуют по закону и я бессилен.

Верзила наклонил плиту, лысый извлёк изпод неё мой заветный свёрток, перехваченный джутовым шпагатом, и сноровисто развязал его; снятый с альбома пакет полетел в угол. Лысый, осклабившись, перевернул увесистые листы с серебряными рублёвиками.

 Ты только посмотри!  Лысый повернулся к усатому.  А ведь нас уверяли, что денег нет. Айяяй! Головы людям зачемто морочили.  Он лукаво прищурился.  А денежкито вот они где.

 Это не деньги Старинные коллекция личное.

 Уже нет.  Усатый выплюнул зубочистку.

 Верно говоришь, Степаныч. Так, и что у нас тут? Ну-ка посмотрим

Лысый присел к столу.

 Ну-ка, ну-ка Ух ты, «крестовичок»-то какой шикарный!

Лысый не спеша перелистывал пластины.

 А вот и Петя Второй. Так-с, а Петя Третий почему отсутствует?

Эх, прибить бы незваных гостей! Двадцать лет псу под хвост. Двум чёрным псам.

 Не по средствам, что ли? А? Иван Антоныча тоже вот нету. Зато что есть пальчики оближешь!

Захлопнув кляссер, лысый взвесил его на ладони:

 Должно хватить.

Я молчал.

 Заканчиваем.  Лысый кивнул верзиле.  Дуй за понятыми. Чего замер? Соседей тащи!

Что же делать, что делать? А если спиной к плите и незаметно кран открыть? А самому затаить дыхание?

Мне даже почудился газовый запах.

Господи, бред какой. Ну зачем, зачем я брал этот чёртов аванс?

 А может  Лысый раскрылся лукавой улыбкой  решим вопрос на месте?

 Это как?

 Легко, дружище. Медь остаётся вам, серебро достаётся нам. А?  Он лучился радостью.  Как говорится, бабе цветы, дитям мороженое. И ваш долг списывается. Идёт?

Ага, откатит издателю десяток моих монет и всё уладилось? За дурака меня держит.

Хлопнула входная дверь вернулся усатый. Один, без соседей.

 Вы, я вижу, упрямитесь?  Лысый печально вздохнул, тут же раздался страшный, нечеловеческий вопль и меня сбили с ног.

Я вскочил, но сверху обрушился пол, и почему-то асфальтовый.

Надо мной склонился незнакомый мужик в очках:

 Цел? Сам-то встанешь? Что же ты на красный-то?

Я с трудом поднялся и враз очутился на улице. Вот оно что Визжали, оказалось, тормоза белой «Тойоты», она же и опрокинула меня наземь. А лысый и усатый, стало быть, исчезли.

 Может, в больницу тебя, а?

 Да ладно  я переступил с ноги на ногу; в правом колене резануло.

 Кровь на щеке, вон.

 Ерунда  промокнул жгущую ссадину платком.  Слушай, не бери в голову, всё нормально.

 Точно?

 Да езжай, затор уже из-за нас.

К чему был этот сон наяву? А впрочем, догадаться не сложно: вконец меня достали печали и тревоги.

* * *

Профилактика. До чего отвратительное слово казённое, сухое до трухлявости. А заменить нечем. И обойтись никак. Издатель требует рукопись, а у меня повисла проходная идея. Вроде простая мысль: лучше подстелить соломки, чем ждать, пока жареный петух клюнет. Но как это выразишь одним термином?

Прилежный ремесленник, я запрещал себе затёртые словечки. Передо мной высился пример строки Ахматовой из знаменитого цикла «Ветер войны»:

Почти каждый поэт, не мудрствуя лукаво, вместо многоточия вставил бы: «защищать».

Но не Ахматова. Ибо «защищать»  б/у. И она таки нашла замену:

Не слабо? А вот у меня с этой долбаной профилактикой не получается. Хотя верный ответ наверняка имеется. Но почему словари-то молчат? Господи, из-за одного мутного существительного все планы рушатся! Проклятущая профилактика чуть не в каждой главе колом встаёт. И аванс этот чёртов, где же, где достать эти двести штук?

Если по правде, то дело было не столько даже в слове. Что слово? Так, примета. Вот получится истинное отыскать тогда и книга выйдет полновесная.

Да, можно было выехать на спецсредствах Академии, но вот не уважаю я эти костыли для разума. Конечно тоже комплекс. А у кого их нет?

Кстати, об Академии: давненько я туда не заглядывал. И ведь сказывается тает вера, тает. Странные дела Пропустишь год и уж сомнения терзают: а существует ли она, эта самая Академия метанаук? Или так, морок неуловимый?

Как же вовремя случилась эта командировка в столицу! Симпозиум отличный повод оказаться в Москве. И отговорка для жены: про Академию Марианна ничего не знает и знать не должна.

Глава вторая. Лубянка

Пословица звучит витиевато:

Не восхищайся прошлогодним небом,

Не возвращайся где был рай когда-то,

И брось дурить иди туда, где не был.

Владимир Высоцкий, «Цунами»

Светило нежаркое августовское солнце; я поднимался по Театральному проезду к Лубянке. Меня томило пронзительное предчувствие: что-то сегодня случится, что-то очень важное. Возможно, разрешится гнетущая меня задача.

Откуда явилось это предвестие? Не раз уже случалось подобное: ломаешь себе голову над чем-то и вдруг возникает музыка, но не снаружи, а изнутри. А вслед за ней катарсис и разгадка.

Сейчас в душе моей качались волнами нежные звуки скрипок: Брамс, Третья симфония. И часть тоже третья, аллегретто. А раз внутри такое чудо из чудес решение должно быть рядом.

На Лубянке последний раз я бывал давно, лет чуть не двадцать назад. И сразу бросилась в глаза клумба в центре площади, где раньше возвышался памятник Дзержинскому.

Так-таки ничего и не сохранилось от прошлого? Постой, а что за скверик в начале Новой площади? Какой-то стенд Ну-ка, ну-ка

«За годы террора в Москве по ложным политическим обвинениям были расстреляны 40 тысяч человек»

Сорок тысяч! Целый городок, пусть и небольшой. И не в далёкой Сибири, а прямо здесь, в столице. Куда же они трупы-то девали? А, вот как раз про это. Сначала предавали земле на кладбище Яузской больницы, затем на Ваганьковском. Потом сжигали. Но Донской крематорий далеко не Освенцим, поэтому с тридцать седьмого снова стали закапывать слово "хоронить" здесь неуместно на двух секретных полигонах НКВД. Ну, страна!

Присесть бы куда А вот же две железные скамейки, покрытые кузбасслаком.

Опустился на правую. Во-о-н Самый Высокий Дом: оттуда всю Колыму видать, говаривали в прежние времена. Девять этажей, два верхних глухие; гордый шпиль, часы с чёрными стрелками.

И тут что-то произошло; случилось важное. Да вот же, вот! Я узнал его сразу. Настолько ослепительно белая шевелюра могла быть лишь у одного человека. Да и вышел он из того самого дома таких совпадений не бывает. Белый, точно. Больше некому.

Мой старый знакомец нырнул в подземный переход, а я чуть было не завопил через всю площадь. Куда подевался? Ага, заглянул в книжный, «Библио-Глобус». Теперь можно не суетиться, никуда мой приятель не денется.

Белый был из той жизни. Насыщенной страстями, голодной и счастливой. Где чуть не все девчонки были восхитительны и желанны; рубль был деньгами, а доллар преступной мечтой; где обычный обед три пончика два чая; а три пива два гарнира обед воскресный. Та жизнь длилась долгие четыре года и вместила едва ли не бо́льшую часть моего века. От тех славных времён осталось манящее послевкусие табачного дыма от болгарских сигарет «Шипка» и лёгкая ностальгия по гранёным стаканам.