Камуфлет [СИ] - Олег Айрашин

Олег АйрашинКамуфлет

Часть IПарадное

Глава перваяВ начале было слово

Открывать или нет, вот в чём вопрос. Если нет полной ясностиразумнее не отворять. А я двери беспечно распахнули незваные гости проникли в наш дом.

Чужих было двое: усатый верзила и низенький плешивый пузан, в чёрных мундирах со сверкающими золотом нагрудными знаками. Сунув мне под нос корочки, сходу прошлись по комнатам. Но это так, ритуал соблюсти. Знали собаки, где и что искать.

На кухне оба уставились на газовую плиту. Лысый потёр ладошки:

По долгам следует платить, верно?

Усатый хмуро жевал зубочистку. Я молчал.

А вы просрочили. Работу не сдалии деньги не возвращаете. От плиты отойдите.

Не стоило брать аванс, прожили бы как-нибудь без этих двухсот тысяч. Но ведь и в страшном сне тогда не грезилось, что рукопись в срок не сдам. И что обидноиз-за единственного слова. Не глянулось оно мне, вишь ли. Типа крутой стилист, понимаешь.

Коллекторы действуют по законуи я бессилен.

Верзила наклонил плиту, лысый извлёк из-под неё заветный свёрток. Сноровисто развязал шпагат; снятый с альбома пакет полетел в угол. Пузан, осклабившись, перевернул увесистые листы с серебряными рублёвиками.

Чудно, чудно! А кто уверял, что денег нет? Ай-я-яй! Головы зачем-то морочили,  лысый лукаво прищурился.  А денежки-товот они.

Это не деньги Старинные коллекция личное.

Уже нет,  усатый выплюнул зубочистку.

Верно говоришь, Степаныч. Так, и что у нас тут? Посмотрим

Лысый присел к столу.

Ну-ка, ну-ка. Ух ты, «крестовичок»-то какой шикарный!

Лысый не спеша перелистывал пластины.

А вот и Петя Второй. Так-с, а Петя Третий почему отсутствует?

Эх, прибить бы незваных гостей! Двадцать летпсу под хвост. Двум чёрным псам.

Не по средствам, что ли? А? Иван Антоныча тоже вот нету. Зато что естьпальчики оближешь!

Захлопнув кляссер, лысый взвесил его на ладони:

Должно хватить.

Я молчал.

Заканчиваем. Степаныч, дуй за понятыми. Чего замер? Соседей тащи!

Что же делать, что делать? А если спиной к плитеи незаметно кран открыть? И затаить дыхание?

Мне даже почудился газовый запах.

Господи, бред какой. Ну зачем, зачем я брал этот чёртов аванс?

А может,  лысый раскрылся лукавой улыбкой,  решим вопрос на месте?

Это как?

Легко, дружище. Медь остаётся вам, серебро достаётся нам. А?  он лучился радостью.  Как говорится, бабецветы, дитяммороженое. И ваш долг списывается. Идёт?

Ага, откатил он десяток монет издателюи всё уладилось? За дурака меня держит.

Хлопнула входная дверьвернулся усатый. Один, без соседей.

Вы, я вижу, упрямитесь?  лысый печально вздохнул, тут же раздался страшный, нечеловеческий вопльи меня сбили с ног.

Я вскочил, но сверху обрушился пол, почему-то асфальтовый.

И незнакомый мужик в очках:

Ну, ты как, в порядке? Сам-то встанешь? Что же ты на красный-то?

Я с трудом поднялся и враз очутился на улице. Вот оно что Визжали, оказалось, тормоза белой «Тойоты», она же и опрокинула меня наземь. А лысый и усатый, стало быть, исчезли.

Может, в больницу тебя, а?

Да ладно,  переступил с ноги на ногу; в правом колене резануло.

Кровь на щеке, вон.

Ерунда,  промокнул жгущую ссадину платком.  Слушай, не бери в голову, всё нормально.

Точно?

Да езжай уже, из-за нас вон машины стоят.

К чему бы этот сон наяву? Хотя несложно догадаться, за что меня достали печали и тревоги.

* * *

Профилактика. До чего отвратительное словоказённое, сухое до трухлявости. И заменитьнечем. А без этого слованикак. Издатель требует рукопись, а у меня повисла проходная идея. Вроде простая мысль: лучше подстелить соломки, чем ждать, пока жареный петух клюнет. Но как это выразишь одним термином?

Прилежный ремесленник, я запрещал себе затёртые словечки. Передо мной возвышался примерстроки Ахматовой из знаменитого цикла «Ветер войны»:

Птицы смерти в зените стоят.

Кто идет Ленинград?

Почти каждый поэт, не мудрствуя лукаво, вместо многоточия вставил бы: «защищать».

Но не Ахматова. Ибо «защищать»б/у. И она таки нашла замену:

Птицы смерти в зените стоят

Кто идет выручать Ленинград?

Не слабо? А вот у меня с этой долбаной профилактикой  не получается. И ведь верный ответ наверняка имеется. Но почему словари-то молчат? Господи, из-за одного мутного слова все планы рушатся! Проклятущая профилактика чуть не в каждой главе колом встаёт. И аванс этот чёртов, где же, где достать эти двести штук?

Если по правде, то дело было даже и не в слове. Что слово? Так, примета. Вот получится истинное отыскатьтогда и книга выйдет полновесная. Да, можно бы выехать на спецсредствах Академии, но вот не уважаю я эти костыли для разума. Да, тоже комплекс. А у кого их нет?

Кстати, об Академии: давненько я туда не заглядывал. И ведь сказываетсятает вера, тает. Странные дела Пропустишь годи уж сомнения терзают: а существует ли она, эта самая Академия метанаук? Или так, морок неуловимый?

Как же вовремя случилась эта командировка в столицу! Симпозиум, конечно, так себе; но как повод оказаться в Москвевполне сгодился.

Глава втораяЛубянка

Неужели удар «Тойотой» способен так прочистить мозги? Какое пронзительное предчувствие: гнетущая задача должна разрешиться. Откуда взялось это ощущение? Так не единожды бывало: думаешь о нерешённоми тут внутри возникает музыка. И воследкатарсис. Сейчас звучал Брамс, Третья симфония. И частьтоже третья, аллегретто.

Светило нежаркое августовское солнце; я поднимался по Театральному проезду к Лубянке, а внутри волнами качались нежные звуки скрипок. Третья Брамсаэто что-то! Не вся, а именно аллегретто. И раз такое несётся изнутризначит, решение рядом.

На Лубянке я не был давно, лет около двадцати. Бросилась в глаза пустота в центре площади, где раньше возвышался памятник Дзержинскому. А теперь всего лишь клумба.

Неужели ничего больше не сохранилось? А что за скверик в начале Новой площади? Какой-то стенд

«За годы террора в Москве по ложным политическим обвинениям были расстреляны 40 тысяч человек»

Сорок тысяч! Целый городок, пусть и небольшой. И не где-то в далёкой Сибири, а прямо здесь, в столице. Куда же они трупы-то девали? А, как раз и написано. Сначала хоронили на кладбище Яузской больницы, затем на Ваганьковском. Потом стали сжигать. Но Донской крематорийдалеко не Освенцим, и с тридцать седьмого снова закапывали (слово хоронить здесь неуместно) на двух секретных полигонах НКВД. Ну, страна!

Присесть бы куда А вот, кстати, две лавчонки. Даже не лавочки, только железные остовы, покрытые кузбасслаком. Сиденья отсутствуют. Ну да, поставь настоящие скамейки, тут же окурков набросают. А так особо не рассидишься.

Опустился на правую. Во-о-нСамый Высокий Дом; «Отсюда всю Колыму видать», говаривали в прежние времена. Девять этажей, верхние глухие; гордый шпиль, часы с чёрными стрелками.

Что-то произошло, явилось важное. Да вот же, вот! Я узнал его сразу. Такая ослепительно белая шевелюра могла быть только у одного человека. К тому же вышел он из Того Самого Доматаких совпадений не бывает. Белый, точно. Больше некому.

Мой старый знакомец нырнул в подземный переход, а я чуть было не завопил через всю площадь. Куда подевался? Ага, зашёл в книжный, «Библио-Глобус». Можно не суетиться, никуда теперь мой приятель не денется.

Белый был из той жизни. Насыщенной страстями, голодной и счастливой. Где чуть не все девчонки были восхитительны и желанны; рубль был деньгами, а долларпреступной мечтой; где обычный обедтри пончика-два чая; а три пива-два гарнира  обед воскресный. Та жизнь длилась долгие четыре года и вместила едва ли не бо́льшую часть моего века. От тех славных времён осталось манящее послевкусие табачного дыма от болгарских сигарет «Шипка» и лёгкая ностальгия по гранёным стаканам.