Прости меня, человек в штанах. За то, что тоже была твоим кошмаром. Что ты был кошмаром для своих детей Господи, давай только, ты больше не вернешься, а? Пусть тебе там будет хорошо. А нам больше не придется бежать от тебя.
Стряхиваю песок с ног, с рук, с волос, перевожу взгляд в море. Море, скажи, как вышло, что все случилось именно так? Как наши сердца и тела раскурочило твоим прибоем в мясо?
Пока везу детей на байке домой, распутываю в памяти бесконечное кружево твоего замысла. В какой точке мы свернули именно в эту сторону?
И был ли вообще хоть какой-то выбор?
Глава вторая. Секрет истуканов острова Пасхи
Не-а. Без выбора.
Командир подносит белую чашку к губам.
Ни хрена не улетим.
Отхлебывает.
Эта падла нам сейчас все запорет.
Он поворачивает красивое лицо в сторону бокового окна нашего Эйрбаса. Там, за окном, развалилась на полосе "та самая падла". Туман. Ни черта не видно.
Через часик развеется, Дим. Пей кофе Ждем
Второй пилот, медленно, как снежный барс, поворачивается. Вытягивает мягкую лапу и берет с подноса на моих руках свою чашку. Поднимает кошачьи глаза, прищуривает их.
Вон, Маринке, гляди как домой надо. Ждут ее там видно А? Значит, раздует.
Киваю в ответ. Я раздую. Мне сейчас ветром стать и развеять этот ваш "Пулково" как два пальца об асфальт.
Ребятки мальчики, мурлычу пилотам, давайте полетим уже, а? Мы тут третий час сидим. Что там надо, чтобы выпустили? Ветер? Ураган? Смерч? Я могу, не вопросы Пальцем лишь ткните куда дуть.
Будешь дуть? ржут.
Буду! Мы всем экипажем, вчетвером с девчонками как побежим и
На ваших-то каблучонках?!..
Да пофигу, Жень! Побежим! Как антилопы гну на водопой. По этой, мать ее вашу, полосе И дунем куда скажете. Хоть в левое крыло Хоть в правое. Хоть в зад Спать охота Полетели-а?
Ржут, аж трясутся. Кофе в их чашках подпрыгивает, булькает вулканом, сейчас вскипит.
Домой Будь сила моей мысли чуть мощнее этой сизой мути, притянула бы солнце поближе, поярче, и прогрела землю насквозь, аж до Австралии, до самых до пингвинов. Тогда туман бы выпустил нас. И полетели мы легкой птицей вжух!
Глянь, глянь! лыбится второй. Размечталась как! Глазища какие сразу
Ставит пустую чашку обратно на поднос.
Слушай, а может, лучше посидим еще здесь, Дим? Гостиницу нам выбьешь нормальную. Поспим полежим и это-там, домой? Завтра, спокойненько, без суеты
Но смотрит почему-то не на командира, а на меня. Командир же уперся взглядом в густую вату за стеклом и усмехается. По ходу, полетим все же. Ждут его, чую. Ждут, как и меня. Потеплело на душе. Прогрелась земля. Свой командир-то!
Разворачиваюсь на каблуках каблучонках и выхожу из кабины. Плечи вверх вдох. Плечи вниз выдох.
Как же устала. Одно и то же. Из рейса в рейс.
За годы полетов исходила все тропы, все трассы. Сейчас дадут отмашку и придут уставшие от ожидания люди. Будут яростно толкаться на трапе. Стоять в проходе, медленно выискивая для каждой газетки и кофточки место на полке. А те, кто за ними, будут громко сопеть в спину передним.
Мы будем им солнечно улыбаться. А они Растерзают своим гневом нашу белоснежную самолетку. Таков сюжет этой простой драмы.
Везут! По местам! Пилотки надели улыбаемся, машем!
И чуть тише, но чтоб в самое нутро, в пупок:
Девчонки давайте отработаем гладко. Дом близко Без косяков, да?
У меня в микрофоне голос медный. За таким голосом мертвые встанут и пойдут, размахивая саваном, куда скажу.
Роль старшего бортпроводника выбрана не мной за меня. Люблю просто летать и быть обычной стюардессой. Я не люблю давать указания, не люблю свой пробирающий до костей голос, от которого даже у моего кота шерсть дыбом.
Но крепко сижу на системе взлетов и особенно-посадок, как наркоман со стажем. Так что, играем в этом театре честно, согласно выданным ролям.
Пилотку пониже на лоб. Губы поярче красным. Погнали.
Штурм неизбежен. И сладостен, ее-а! Он означает вожделенную близость конца. И сладкую смерть в полете над любимой кроватью.
Если долетим
Пассажиры с трапа врываются в меня, в нутро самолетки, в моих бедных девчонок и этих мальчишек в пилотской кабине. Разносят, распахивают, тычут навстречу нашим улыбкам свои оскаленные посадочные талоны.
Эй, эй! Девушка! Куда мне сумку то ложить?
Пиджак заберете? Или мне самому его вешать?
Милочка, чудесная помада, знаете ли Как зовут нашего командира? Дмитрий? Не Димочка ли Шевцов? помню вот
Какая классная погода, правда же? (Нет, блин! Это Питер! Идите уже!).
Мне что, так и стоять тут с ребенком, в проходе?
Женщина, уставшая, нервная. Ребенок плачет, напившись ее усталостью, люди пихают их безжалостно
Смотрю на нее, на ребенка. Будь я Иисусом, сама бы как запрыгнула сейчас на крест, как отвиселась бы там, в надежде на скорый исход. Тело мое, после вынужденной посадки не в том аэропорту, после ожидания в нем летной погоды, изнывает от усталости. Ноги в служебных иезуитских туфлях истекают кровью, хоть мы еще даже не взлетели Но я не могу, не имею права на крест, не сейчас, увы. Я нужна здесь. Ногами и руками. На земле и в небе. Что бы это ни значило
Ку-ку, эй!? Зависли? Ну и сервис! Все люди как люди, летают себе! А мы? Вы?
Она смотрит на меня.
Давайте подержу его, пока вы все уложите? Устал, малыш? протягиваю руки.
Она цепляется за меня взглядом, как за последнюю соломинку, потом кивает, сует мне дитя-кулек в руки. Кулек вдруг умолкает, улыбается, моргает небесными глазами и в салоне становится светлее. Выдыхаю. Теперь точно долетим. Куда ж мы денемся? Такой важный кулек обязаны доставить куда следует. Его где-то очень ждут. Усадили всех, утыркались, иду в кабину с докладом: готовы.
Мариш, говорит в кабине командир. Аккуратней с горячим чаем в салоне, потрясет нас малость.
Классная новость Надолго?
До посадки
Нашаманила ветер, блин, ведьма, бубнит в окно второй.
Вдыхаю, плечи вверх.
Тебе мясо? И кофе?
Да, давай мясо, кофе, что ж еще, все как обычно Полетели.
Второй снова надевает наушники.
А мне омлет, только сильно не грей, хотя ты сама знаешь
Выхожу из кабины, плечи вниз.
А-ну, признавайтесь! грозно сдвигаю брови перед девчонками. И кто у нас тут согрешил, девушки?
Я! в один голос кивают они синхронно.
Хохочут. Кивают и смотрят честно в глаза. Глаза у всех троих хоть рисуй. Все трое грешны и прекрасны.
И что ж я не пошла в художники?! Сидела бы себе на земле. Попой на мягкой травке. Рядом мольберт, краски, "Пепси". Красиво так. Птички поют.
Дак а чем тебе наши движки не птички, а? подмигивает Светка.
Посидишь тут с вами, как же Всем мечта как мечта досталась. А мне? Осторожнее сегодня в салоне с чаем-кофе, не ошпарьте никого. Поболтает нас малость
А таки-что? Те гарны хлопцы в кабине, с усами, они не в курсе, что мы могем лететь нашу самолетку против ветру? спрашивает чернобровая Олеся.
Леська, твою ж мать, иди пересчитай пассажиров.
Это я люблю! Три, два, раз ложимся на матрас улыбается белозубо она, и уплывает в салон.
Вот и я люблю. Свою работу. Если не по любви работать, то как ещё в таких условиях выжить? Без любви тут не выживешь. Хоть душу дьяволу продавай
По правде говоря, мы давно ее продали. И научились раздувать туман. Если уж нас где-то сильно ждут, мы могём лететь самолетку против ветру. Могем, да! Всем метеосводкам назло.
Когда стюардессу принимают в стюардессы, ее первым делом отправляют на ВЛЭК. Там каждый врач заглядывает, я извиняюсь, ей во все места с вопросом: Ждет ли вас кто-то дома? А тут? А здесь? Точно ждут?". И берут в небо только когда из всех этих мест доносится твердое да!
Я ВЛЭК прошла аж только с пятого раза. Никто меня нигде не ждал в те времена особо. Но я упорная, меня ждала моя карма.
И я справилась, прошла. Взяли. Теперь на земле меня ждут как минимум четверо. Четверо самых дорогих мне людей. И карма Значит, я могу вращать Землю, как танцовщица на шаре. Хоть вправо. Хоть влево. Вбок и поперек. Значит, долетим.