Значит, дело есть неотложное, сказал Матвей Яковлевич.
Га, дело, говоришь?.. вскипел неугомонный Сулейман, но тут же сдержал себя и переменил тон на шутливый: Ну, как там у тебя, а? Старуха ещё не сбилась с ног? И, смеясь, корявыми пальцами потрогал шею под массивным подбородком: Першит проклятое.
Горлышко-то? Ничего, промочим скоро. У тебя поначалу в тон ему, тоже со смехом, подхватил Матвей Яковлевич. Хасан-то Шакирович тебе, небось, зятем приходится, а не мне Запасся, поди?
Спрашивай! раскатисто захохотал Сулейман и уже тише добавил: Чуть что сигнал дам, будь готов, как пионер.
В этот момент Сулеймана окликнули с другого конца цеха, станки ещё не работали, звонкий голос комсорга цеха Саши Уварова пронёсся по всему пролёту. Уразметов заспешил на собрание молодых рабочих, над которыми шефствовал, а Матвей Яковлевич пошёл принять душ. По пути он заглянул в гараж в надежде увидеть там директорского шофёра и расспросить о Муртазине. Однако машины Петушкова в гараже не оказалось, и Матвей Яковлевич заторопился домой порадовать долгожданной вестью свою старуху.
Но как Матвей Яковлевич ни торопился, свойственная ему степенность не оставляла его. В Заречной слободе, где его знал каждый, прохожие с почтительным уважением здоровались с этим высоким белоусым стариком рабочим в чёрной кепке, кожаных сапогах и бобриковом пиджаке. Он отвечал на приветствия то кивком головы, то приподымал кепку. Возле сада с распустившимися яблонями он приостановился.
С улицы сад был огорожен дощатым забором, с боков ржавыми полосами жести в пробоинах после штамповки. В глубине сада стояли две яблони в цвету. Матвей Яковлевич растроганно смотрел на них сквозь решётку. Взгляд его становился всё задумчивее, правой рукой он машинально покручивал седой ус. «Яблони пусть по ошибке цветут вот всё же второй раз, а человек И слегка усмехнулся и покачал головой. Так, так, бунтуешь, не хочется стареть, дружище Бунтуешь против старости За плечами груз шести с половиной десятков, а душа всё ещё полна мечтаний всё ещё шалая».
Сзади раздался чей-то шутливый голос:
Матвей Яковлевич, иль приноравливаешься, как бы нарвать цветов для Ольги Александровны?
Погорельцев оглянулся. Перед ним в сером костюме стоял старший сын Сулеймана среднего роста, широкоплечий, смуглолицый молодой человек с иссиня-чёрными густыми волосами. Немного раскосые, как у отца, глаза его посверкивали из-под широких бровей умной, с лукавинкой, улыбкой.
Задумчивое лицо Матвея Яковлевича сразу посветлело.
О, Иштуган!.. Вернулся!.. радостно протянул он руку. Жив-здоров? Когда?
Только что. Переоделся и на завод, отвечал Иштуган Уразметов, крепко пожимая старику руку. Сами-то не болеете? Ольга Александровна как?
Не поддаётся пока. И старик, подмигнув, мотнул головой в сторону сада: Хотя и не цветёт, как эти яблони, второй раз. Я сегодня ей радость несу, Иштуган.
Премию получил?
Ага, премию, ответил старик многозначительно и, слегка улыбнувшись, расправил указательным пальцем усы. Только не деньгами
Неужели приехал? спросил Иштуган, мигом разгадав причину радостного волнения старика.
Да, Иштуган Говорят, уже приехал. И подумать только Но, поймав мягко-усмешливый взгляд Иштугана, Погорельцев осёкся: Да ты, кажись, и не рад?
А чего мне радоваться, Матвей Яковлевич? одним уголком рта улыбнулся Иштуган. Старый директор гонял по всему Советскому Союзу, а новый, чего доброго, и вовсе за границу пошлёт. С Миронычем хоть ругался, а с родственником и ругаться вроде неудобно.
Ах, ты вот о чём. Матвей Яковлевич оглядел Уразметова с головы до ног. Ругаться, значит, пришла охота. Ну, ну, валяй. Но, встретившись с холодным взглядом Иштугана, переменил тему с потомством этого горячки Сулеймана ухо держи востро! И спросил: А как твои дела? Что хорошего привёз?
Иштуган Уразметов, как и Матвей Яковлевич, был одним из лучших токарей завода, но, кроме того, ещё и изобретателем. О его изобретениях областные и центральные газеты писали ещё в сорок девятом-пятидесятом годах. Тогда же и начал он делиться своим опытом. Вначале встречался с токарями родного завода, родного города. Со временем его стали приглашать в другие города, а постепенно и в другие республики. Всё реже стал показываться он у себя на заводе, проводя большую часть своего времени в командировках.
Мои дела? переспросил он, и чуть раскосые глаза его загорелись мрачным огнём. Плохи мои дела, Яковлич. Очень уж формально привыкли смотреть у нас на обмен опытом, заговорил он, всё больше вскипая. А новаторство и формализм, как ни крути, что две бараньи головы в один котёл никак не лезут!
Погорельцев, привыкший видеть Иштугана всегда весёлым, довольным своей работой, на этот раз прямо-таки не узнавал его.
Случилось что, Иштуган Сулейманович?
Было такое дело! махнул Иштуган рукой. Рассказывать и то стыдно. Выступаю я недавно на одном заводе, о своих приспособлениях толкую, а мне говорят, что на соседнем заводе всё это давным-давно уже внедрено. Так чего же вы, спрашиваю, у своих соседей не побываете? Пошли бы, изучили и внедряли бы их опыт у себя. Сосед соседу не откажет, говорю Только, оказывается, когда завод другого ведомства, и соседу отказывают. Заводы, видите ли, должны изучать опыт только тех предприятий, которые входят в их ведомство. Слыхали подобную чушь! Поневоле станешь посылать таких вот бездельников, как я, одного с этого края света на тот, другого с того на этот. И что же из этой карусели получается? На Харьковском заводе я только начал распространяться о своём изобретении встаёт один рабочий и говорит: «Наш Силантьич применил это ещё в прошлой пятилетке, нет ли чего поновее?» Что мне было отвечать ему? На правду кривдой не ответишь! Сам видел этого Силантьича. Старик вроде тебя. «Почему, говорю, такой ценный опыт держал под спудом?» «Я, говорит, жду, когда наш директор привезёт его откуда-нибудь со стороны. В прошлом году он специального человека в Ленинград посылал за приспособлением Ивана Кузьмича». А этот самый Иван Кузьмич в их же цеху работает и уже два или три года как придумал точно такое же приспособление. Вот и делись после этого опытом!
Матвей Яковлевич покачал головой.
Вижу, в самом деле переполнилась чаша твоего терпения, Иштуган. Будь на твоём месте отец, он не так ещё расшумелся бы
А что толку? неожиданно усмехнулся Иштуган уголком рта. Безусловно, когда много ездишь, имеешь возможность и сам кое-чему поучиться. На Житомирском заводе, например, здорово механизировали обработку стержней. А у нас по сю пору вручную дуют. Непременно расскажу Азарину и Акчурину
Матвей Яковлевич молчал, делая вид, что его внимание поглощено зацепившимися за ветку яблони серебристыми нитями паутины.
По тротуару мелкими шажками приближался к ним невысокого роста круглолицый старик в чёрной шинели и форменной фуражке вахтёр Айнулла. Протянув обе руки, он тепло поздоровался с Иштуганом, справился, как и полагается всякому степенному человеку, о делах, о здоровье, после чего они с Матвеем Яковлевичем двинулись своей дорогой.
Один шаг длинного Матвея Яковлевича коротышке деду Айнулле приходилось навёрстывать в три-четыре шага. Поспешая таким образом за Погорельцевым, он удивительно походил на бегущего вприпрыжку жеребёнка-сосунка. Туговатый на ухо дед Айнулла при разговоре старался смотреть в рот говорящему, и потому у него вошло в привычку держать голову немного набок, отчего его круглое безбородое лицо выражало обычно неподражаемую смесь лукавства и ласкового добродушия.
Очень шибко шагаешь, видно, жена ждёт с пельменями? спросил дед Айнулла и, склонив голову набок, рассмеялся мелким, рассыпчатым смешком.