– Вы очень добры, – произнес я.
– Спасибо.
Марсианин взмахнул тощей рукой, и я снова удивился, но на этот раз не шести пальцам с дополнительным суставом и не гладкой коричневой коже, которые придавали руке марсианина странный нечеловеческий вид. Меня удивили его необычные квадратные ногти.
– Довольно битв и сражений! – воскликнул он. – Настало время объединить наши народы узами дружбы.
«Дружбы? – со злостью подумал я. – И это после того, что вы сделали с Землей?»
А потом нас погрузили на корабли и отправили в долгий путь к родному дому. Большую часть времени мы провели на орбите, и я регулярно заставлял людей выполнять физические упражнения. После нескольких лет жизни при низкой гравитации астероида и многих недель полета в открытом космосе мы отвыкли от земного притяжения. Думаю, я привел парней в хорошую форму. Естественно, мы недоедали, но по‑прежнему оставались крепкими и подвижными, загорев под жгучим космическим солнцем.
Офицеры и экипаж корабля были марсианами, они держались на своей стороне, и мы их почти не видели. Полет прошел без происшествий, а на заключительном этапе я начал замечать у себя и у других какой‑то душевный подъем. Пусть нам довелось хлебнуть горя и унижения, но мы возвращались домой! И снова на свет появились старые, затертые фотографии, истрепанные и перепачканные письма, ставшие тоньше папиросной бумаги; снова кто‑то спорил, звучали воспоминания, раздавались голоса и даже песни. Ребята договаривались о ежегодных встречах, и, несмотря на горечь, я начинал понимать, что‑прошлое хранит немало стоящих моментов, которые, возможно, будут ожидать нас и в будущем.
Мы вышли на земную орбиту. Я часами мог стоять у обзорных экранов, глядя, как голубая и прекрасная родная планета вращается на фоне далеких звезд. Война не оставила отметин на ее безмятежном лике – да и как же иначе? Люди и марсиане слишком малы в сравнении с необъятным пространством и временем.
Космические паромы в несколько заходов переправили нас в Кито. Город жестоко пострадал от массированных бомбардировок. Он превратился в огромные руины, заваленные обломками скал и костями мертвецов, но радиоактивность к этому времени уменьшилась, а горы по‑прежнему казались такими же красивыми, какими я запомнил их в юности. Люди построили новый космодром и окружили его множеством бараков и хижин, надеясь, что небольшой поселок когда‑нибудь станет возрожденным городом. Я не падал на колени и не целовал землю, как это делали многие, но мои мышцы напряглись под мощным прессом ее притяжения. Я глубоко вдохнул чистый терпкий воздух, на глазах у меня появились слезы.
Нас встретили офицеры связи, и я провел пару дней в хлопотах, расформировывая наше подразделение. Парни получали билеты домой и небольшое жалованье с надбавкой на покрытие инфляции, которая уже вонзила зубы в угасавшую экономику. Нам выдали продовольственные карточки в соответствии с зонами обитания и отпечатанные брошюры с перечнем новых законов, главным из которых являлось беспрекословное подчинение оккупационным властям. Каждому из нас вручили документы О. демобилизации и в связи с дефицитом одежды разрешили носить форму без знаков отличия. Я долго смотрел на снятую с кителя крылатую звезду, прежде чем завернуть ее в платок и спрятать в карман.
Меня провожал помощник коменданта округа – приятный человек по фамилии Гонзалес.
– Почему бы вам не остаться на какое‑то время у нас? – предложил он. – Я не советую вам уезжать в Нью‑Йорк. Ведь он фактически уничтожен. И жить там будет очень трудно.
– А где теперь легко? – уныло усмехнулся я.
– Воистину так. Нас отбросили на уровень примитивной экономики, которая просто не в состоянии поддерживать большие массы народа. – Его лицо скривилось в гримасе. – Вам повезло, что вы прилетели почти через год после окончания войны.